Все дело в папе. Работа с фигурой отца в психотерапии. Исследования, открытия, практики - Зотова Юлия

При выраженной фазе торга мы предлагаем клиенту сравнить две позиции: папу носить внутри – или опираться на поддержку папы. Мы организуем процесс, в котором клиент может сравнить ощущения от первого и второго способов обходиться с фигурой отца. Например, мы можем предложить мысленно соединиться с фигурой отца в одно целое. Затем мысленно отделить фигуру отца от себя и поместить ее за спину, ощущая поддержку и опору. Технический способ не столь важен – главное, чтобы клиент получил опыт вынесения образа отца изнутри вовне, сделал выбор, что для него лучше.

Часто клиенты ощущают себя большими, грандиозными по сравнению с родителями, одного размера с мамой или папой или даже больше их. Так проявляется их способ приспособиться к ненадежности родителей, их неумению справиться с жизнью и дать ребенку ощущение необходимой защищенности. В этом случае мы просим клиента «уменьшиться» до своего детского размера, чтобы прочувствовать хорошую семейную иерархию, когда папа и мама – пара, они родители, большие, а клиент – ребенок, маленький.

Мы также помогаем клиенту осознать все его чувства к отцу, связанные с потерей, и выразить их его фигуре. Если чего-то в отношениях с отцом не хватило из-за смерти или ухода, важно также это назвать и признать. Тогда для клиента откроется возможность компенсировать отсутствующее. Причем не за счет неосознаваемых требований к партнеру и окружающим, а сознательно и ответственно запрашивая необходимую помощь и самостоятельно организуя свою жизнь, чтобы в ней было место контакту с отцовскими функциями и энергиями, например, на приеме у терапевта, в группах поддержки, в отношениях наставничества, в прямых просьбах к партнеру и т. д.

Признание отцовского места в системе

Необходимо специально посвятить этому время, чтобы фигура отца, возвращенная на свое место, обрела устойчивость после стольких лет отсутствия и умолчания. Клиент может выражать свое уважение и благодарность, любовь к отцу. Он может перечислять все, чему успел научиться в контакте с ним. Просить о благословении, защите и руководстве в каких-то своих делах. Изучать информацию о своем отце, его детских годах, юности, его родителях, о его встрече с мамой, историю их отношений. Все это наполнит фигуру отца смыслом и плотностью. Опираясь на этот образ, клиенту будет проще осуществить компенсацию недополученных отцовских функций в процессе психотерапии (см. раздел «Работа по развитию/восстановлению отцовских функций»).

Тайна отцовства: «кто мой папа?»

Пожалуй, крайней степенью заговора молчания вокруг отцовской фигуры является тайна отцовства, один из распространенных видов семейных тайн. Периодически психолог в терапевтической работе встречается с самыми разнообразными скелетами в шкафу, которые так или иначе проявляются в семейной системе клиентов. Мы говорим здесь не столько о тех случаях, когда клиент знает, что у него отец «неизвестен» или не тот мужчина, который его воспитывал, – тут мы скорее будем побуждать клиента выяснять информацию о родном отце, насколько это возможно в его условиях, чтобы укрепить расплывчатую самоидентификацию. Иногда отправной точкой для укрепления идентичности, образа «я» служит любая мелочь – например, один из клиентов вспоминал, что мама говорила о форме носа, которой он «весь в отца», и, присвоив это, почувствовал силу и опору.

В данном подразделе мы фокусируемся на случаях, когда отцовство скрывается, причем порой не только от ребенка, но и от других, включая супруга.

Нам не столь важно, почему мать и в некоторых случаях отчим или другие родственники решают сохранить тайну реального отцовства. Зачатие ребенка вне брака – весьма распространенная ситуация, которая тем не менее по вполне понятным причинам является табуированной для обсуждения с кем бы то ни было, в том числе с психологом. Мы полагаем, что в будущем, с развитием медицинских технологий, все больше будет появляться детей, зачатых через банк доноров-отцов, и эта тема также рискует стать запретной. И тем более важно, на наш взгляд, говорить об этом, насколько возможно. И вот почему.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Вокруг любой тайны в отношениях между членами семьи появляется эмоциональная заряженность. И это никакая не мистическая энергия, а особенное отношение, которое проявляется подспудно, между строк. Скорее даже не в самих словах, а в невысказанном. В интонациях и паузах, взглядах и прорывающихся эмоциях, в общей напряженности при соприкосновении с определенными темами, связанными с тайной. И если на сознательном уровне тайну удается сохранять и поддерживать, то на бессознательном мы словно считываем диссонанс через завесу умолчания. Происходит рассогласование сознательного и бессознательных сигналов, и человек, не знающий о тайне, ощущает ее как морок, запутанность. Если вы смотрели фильм «Шоу Трумана», то вы поймете, о чем это: постоянное ощущение, что здесь что-то не так, не имеющее под собой как будто никаких оснований.

Иногда отправной точкой для укрепления идентичности, образа «я» служит любая мелочь – например, один из клиентов вспоминал, что мама говорила о форме носа, которой он «весь в отца», и, присвоив это, почувствовал силу и опору.

Ребенок, растущий в атмосфере семейной тайны, и конкретно тайны отцовства, так или иначе реагирует на эту особую заряженность вокруг темы и фигуры отца. Ощущение запутанности, рассогласованности, нереальности происходящего может быть столь сильным, что в буквальном смысле сводит с ума. Безусловно, отчасти эти переживания ребенок получает в контакте с матерью. Она может выражать двойственное отношение к ребенку, напоминающему своим существованием о мужчине, ставшим его отцом. Если есть мужчина, который воспитывает ребенка, его отношение также в разной степени может усиливать эти переживания, независимо от того, знает он о реальном отце или только подозревает.

Можно сказать, что все члены семейной системы, хранящие тайну или бессознательно догадывающиеся о ее наличии, как-то поддерживают этот заговор молчания. Тайна накладывает свой отпечаток на образ жизни всей семьи. Например, такие семьи более закрыты от взаимодействия с другими людьми, семьями, социальными институтами, они как будто в большей степени вынуждены демонстрировать «приличный фасад», больше озабочены тем, чтобы «не вынести сор из избы». Члены семьи часто дистанцированы друг от друга, между ними не принято открытое, прямое общение, выражение чувств также затруднено. В широком ходу двойные послания, эмоции могут быть неадекватны ситуации (чрезмерны, скудны или не соответствовать происходящему), особенно если затрагивается область тайны.

В случае тайны отцовства, которую сложно контейнировать взрослым, крайним, принимающим на себя ее последствия становится ребенок, поскольку она напрямую его касается, можно сказать, размещается на территории его личности членами семьи, сохраняющими тайну. Конечно, ребенок как должное впитывает любые семейные правила, довольно быстро привыкает игнорировать или обходить круг тем, на которые близкие реагируют неоднозначно. Однако при этом нарушается его контакт с родителями – впрочем, любая тайна осложняет контакт близких людей друг с другом. Страдает также контакт с собой, своими чувствами и с реальностью, тестирование которой на истинность – ложность затруднено при наличии тайны, непосредственно связанной с ребенком, его происхождением, идентичностью. Ему негде разместить свои переживания, связанные с двойственностью и заряженностью вокруг фигуры отца и темы отцовства, отношения к себе родителей и т. д. Ребенок оказывается перед выбором, как справиться с этим: принять решение, что «с ними что-то не так, раз они так странно реагируют на меня», прервать контакт с родителями или «со мной что-то не так, если я чувствую странное», то есть прервать контакт с собой и/или реальностью. Такие разрывы контакта могут быть в целом скомпенсированы и адаптивны. Однако в более тяжелых случаях, при стрессовых нагрузках, других травмирующих факторах могут выливаться в изменения восприятия, мышления, поведения, в крайних вариантах – в расстройства личности (пример – диссоциативное расстройство). Впрочем, с этими ощущениями и особенностями человек может свыкнуться и прожить всю жизнь, если какое-то потрясение не вскроет тайну и не расставит вещи по своим местам, дав объяснение всем смутным переживаниям и рассогласованиям с реальностью.