Все дело в папе. Работа с фигурой отца в психотерапии. Исследования, открытия, практики - Зотова Юлия

Если вы смотрели другой фильм, «Эффект бабочки» и помните сцены перезаписи воспоминаний главного героя, то можете представить, что примерно так описывают свои ощущения люди, которые уже во взрослом возрасте пережили раскрытие каких-либо семейных тайн. Это может быть довольно болезненным кризисом, проходящим все этапы – шок, отрицание, торг, гнев, печаль, – прежде чем произойдет принятие. Процесс такого переформатирования требует времени, однако то, что испытывали наши клиенты при этом, приносило им облегчение, ясность и устойчивость: «Оказывается, дело не во мне».

Психолог может заподозрить наличие семейной тайны, исходя не столько из фактов, сколько из своих ощущений – чего-то мутного, непроявленного, какой-то заряженности определенных тем, слепого пятна или дымовой завесы вокруг них, которые передает ему клиент как бы между строк. Этот опыт сложно объяснить словами, скорее это ощущения, которые можно научиться вылавливать и распознавать, если на практике встретиться с такими случаями. Когда речь идет о тайне отцовства, этот туман, морок и заряженность связаны с фигурой отца.

Разумеется, мы не можем заявлять наверняка о наличии тайны отцовства. Более того, это так и может оставаться на уровне наших гипотез. Все, что мы можем, – это проявлять нестыковки и рассогласования, исследовать муть – в работе с образами, системными расстановками, рисованием в арт-терапии, трансовыми техниками (при достаточном уровне квалификации и владения этими методами). Возможна символическая работа с «чем-то» скрытым, с осознанием и включением в процесс энергии, которая появляется. Или «сундук с наследством», откуда в символической форме (рисунок, коллаж, бусы, камушки, подборка мелких предметов и т. д.) можно извлечь на свет что-то важное, забрать с собой хорошее и отдать предкам то, что пришло в негодность. Однако в отсутствие фактического материала эта работа затруднена и так и остается на уровне гипотез, если нам не у кого подтвердить или опровергнуть наши догадки. Поэтому клиенты с нашей поддержкой могут решиться поговорить с мамой, с другими родственниками, чтобы хотя бы попытаться пролить свет на запретные темы.

Ну и, конечно же, мы можем обсуждать с клиентами, обратившимися к нам по поводу «говорить ли детям правду об отце», «выяснять ли, кто настоящий отец» и т. д., различные последствия того или иного их выбора. Крайне важно проявлять тактичность и в то же время информировать клиента о психологических закономерностях и проявлениях, связанных с наличием тайны. Мы не можем сделать выбор за клиента или навязать его, мы можем обсуждать и поддерживать процесс выбора, собрать ресурсы и поддержку, если клиент решается на раскрытие тайны, а также найти наиболее экологичную форму, в которой рассказать ребенку о родном отце в соответствии с его возрастом и возможностями.

Развод родителей: «от кого ушел папа?»

К нам постоянно обращаются клиенты, в жизни которых часто актуализируется переживание покинутости. Оно может быть результатом реальных событий, происходящих в отношениях (разлука, расставание, измена партнера – то, что мы относим к взрослым травмам привязанности), а может по силе и интенсивности не соответствовать происходящему.

Тема ревности, переживания предательства и покинутости своими истоками восходит к отношениям с родителями, c мамой или папой. И психотерапевту в любом случае необходимо задавать вопросы об отношениях родителей и семейной истории своего клиента.

Как показывает наш опыт, терапевт в работе с этой темой часто сосредотачивается на ранних детских травмах, на переживаниях отвержения, потери и покинутости в отношениях клиента с мамой. Особенно когда речь идет об очень раннем опыте, часто пренатальном, опыте рождения и т. д., появлении сиблингов (братьев и сестер клиента), особенно одного с ним пола, особенно когда разница в возрасте небольшая (от года до трех).

Однако мы заметили, что при большей разнице в возрасте и независимо от пола сиблингов необходимо учитывать роль отношений с отцом в переживании детской ревности. Например, когда девочке кажется, что папа больше любит сыновей, другую дочь и т. д. Тогда темы конкуренции, соперничества и ревности будут перекликаться с этим детским опытом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В большей степени такому явлению, как сиблинговая ревность, подвержены, конечно, старшие дети. Они появляются в совершенно иной ситуации, чем младшие. Единственный ребенок чувствует себя королем семьи, появление младших детей заставляет его переживать себя «свергнутым с трона». Младшие дети появляются в семье, где помимо них уже кто-то есть, и для них это нормально. В многодетной семье некоторые дети (чаще средние) бывают обделены вниманием как матери, так и отца, поскольку родители могут его уделять более младшим, более бойким или неблагополучным детям.

Кроме того, роль отца многократно возрастает в переживании ребенком так называемой эдиповой стадии психоэмоционального развития (в психоаналитической концепции З. Фрейда), или стадии формирования структуры любви и сексуальности (в телесно-ориентированном психодинамическом направлении «бодинамика» Л. Марчер). Как правило, речь идет о закономерном кризисе в возрасте 3–6 лет. То, как ребенку удастся пережить стадию «любовного треугольника» с мамой и папой, влияет на сценарий его взаимоотношений с партнерами в дальнейшем, и некоторые аспекты этого влияния мы раскрыли на примере мужских и женских сценариев отношений в соответствующей главе.

Однако все эти нормативные кризисы в отношениях с родителями усиливаются и дополняются травматическими переживаниями, если в семейной истории клиента произошел развод, расставание родителей. В российской действительности в ситуации развода подразумевается, что ребенок остается с матерью, обратные ситуации единичны. И тогда в сознании ребенка, не без влияния родительских посланий, которые он получает с обеих сторон в этот непростой для семьи период, формируется убеждение, что «это все из-за меня, это я плохой (для папы), поэтому он ушел». Как мы знаем, дети склонны к эгоцентрическому восприятию происходящего, из-за особенностей детского мышления в их представлении весь мир вращается вокруг них, они центр и причина всего. А родители, вместо того чтобы объяснить, что это не так, в порыве эмоций подтверждают детскую картину мира: «Папа нас бросил, папа ушел от тебя». И ребенок делает вывод, с одной стороны, что отношения в принципе не могут быть устойчивы, в них обязательно надо ждать подвоха. А с другой – что он недостаточно хорош, его невозможно любить «достаточно сильно», если даже папа ушел к тем, кто «лучше него».

Фактически в голове ребенка происходит путаница: «От кого же ушел папа?» Ведь расставание происходит в супружеских отношениях. Брак – это результат обоюдного выбора равных взрослых людей. Развод – это фактическая констатация, что супруги перестали выбирать друг друга как мужчина и женщина. Эмоциональный, психологический разрыв наступает гораздо раньше формального и ощущается всеми: супругами, детьми и даже внешними по отношению к семье наблюдателями. Но в родительских отношениях супруги несут равную ответственность за ребенка, остаются родителями ему на всю жизнь. Даже если кто-то из супругов или сам ребенок умирает, это не отменяет уже свершившегося факта материнства и отцовства.

Другое дело, что родители могут по-разному относиться к этому факту. В процессе расставания и развода мать, отец или оба могут отрицать ответственность второго супруга, использовать детей как рычаг влияния на бывшего партнера для получения материальных и психологических бонусов или ради мести за причиненную боль. Например, отец может давать понять, что бывшая жена – плохая мать, что она «упустила, испортила ребенка», что если бы не она, то он как отец мог бы гораздо больше участвовать в воспитании, материальной помощи и т. д. Со своей стороны, мать в результате полученной травмы предательства может так остро реагировать на бывшего супруга, что контакт становится совершенно невозможен, не говоря уж о принятии совместных решений по поводу ребенка. Однако, что бы ни происходило между супругами, их общий ребенок в равной степени нуждается во внимании и участии обоих в своей жизни. И вопрос не в том, кто прав, а кто виноват в разводе, а в том, как бывшим супругам договориться по поводу распределения своих обязанностей по отношению к ребенку. Ребенок не виноват, если папа и мама не смогли договориться. Ответственность за это лежит на обоих супругах в равной степени.