Я рожден(а) для этого - Элис Осман

спать.

Голос Пьеро за спиной заставляет меня подпрыгнуть от удивления.

– Прости, милая, я тебя напугал? – смеется он.

– Ничего страшного, – улыбаюсь я. – Я тут просто смотрю.

– Изучаешь наши воспоминания?

– Ага.

– Джимми написал эту прелесть лет в семь. – Пьеро тяжело опускается в кресло и поправляет очки на носу. – У него всегда был талант управляться со словами.

Я сажусь на диван.

– С ним все в порядке?

У Пьеро вырывается невеселый смешок.

– Ну как. Нет. С ним не все в порядке.

В гостиной повисает молчание. Что я должна сказать? С самого начала было ясно, что у Джимми что-то вроде нервного срыва.

– У него уже несколько лет серьезное тревожное расстройство, – с тяжелым вздохом поясняет Пьеро. – Панические атаки. Паранойя. Все началось после смерти его бабушки и только усилилось, когда закрутились дела с группой. Я такое часто видал в детстве. Мой отец страдал от этого после войны.

После панической атаки в том туалете я и сама начала догадываться, что у Джимми проблемы с психикой. Но теперь все звучит куда серьезнее, чем я думала.

– Наверное, это у него семейное, – продолжает Пьеро. – Моя дочь тоже страдает от тревожного расстройства, пусть и в легкой форме. А вот отца моего оно в конце концов свело в могилу. Он все держал в себе, отказывался об этом говорить. Никогда не плакал. Когда он умер, врачи сказали, что смерть наступила по естественным причинам. Но как по мне, отец был слишком молодым для естественных причин. Я видел, что тревога довела его до ручки. Он покинул родину еще мальчишкой. А потом эта проклятая война… Слишком много на него свалилось. Слишком мучительно для него было жить. – Пьеро кивает на фотографию в желто-коричневых тонах, на которой запечатлен мужчина в костюме. – Его звали Анджело Риччи. Почти твой тезка, да? – невесело смеется он.

– Ага.

– Поэтому я рад, что мальчик плачет, – почти бодро говорит Пьеро. – Джимми слишком много думает. У него очень богатое воображение: он представляет события, которые вряд ли случатся, и убеждает себя, что именно так все и будет. Но обострений у него не было довольно давно. – Пьеро смотрит на меня. – Хорошо уже то, что он дает выход чувствам. Если держать все в себе, будет гораздо хуже.

Такое ощущение, будто дедушка Джимми рассказывает мне это с определенной целью – но отклоняется от темы прежде, чем я успеваю об этом подумать.

– Ты не знаешь, что могло спровоцировать ухудшение?

Конечно, знаю. Слухи о Джоуэне, просочившаяся в СМИ информация о Роуэне и Блисс, давка на встрече с фанатами, паническая атака в туалете.

– Если верить новостям, у «Ковчега» сейчас бурные времена, – говорю я, не зная, как много можно рассказать Пьеро.

Дедушка кивает.

– Понимаю.

Какое-то время он молчит и смотрит на камин, не мигая. А потом вдруг спрашивает:

– Так зачем ты на самом деле приехала, милая?

– В с-смысле?

– Я же не слепой, вижу, что вы с Джимми не друзья, – хмыкает Пьеро.

Я сглатываю нервный смешок и отвожу взгляд.

– Ну… это…

Трындец. И что мне сказать? Правда звучит слишком странно. Может, Джимми не планировал просвещать дедушку насчет ножа.

– Если честно, не знаю, зачем я здесь, – наконец отвечаю я. – Никто не в курсе, что я сюда поехала.

– Правда? – Пьеро кладет ногу на ногу. – Просто решила, что так будет правильно?

– Да, – понизив голос, говорю я. – Я хотела помочь Джимми. Ему нужна была помощь, а я люблю его, так что…

– Ты любишь Джимми? – Дедушка удивленно вскидывает брови.

– Не подумайте ничего такого, я в него не влюблена, просто… он… – Я замолкаю, не в силах это объяснить.

– Я думал, вы с ним не друзья?

– Нет. Я просто фанатка.

– Ага, – кивает Пьеро. – И ты решила помочь Джимми.

– Да, потому что он нуждался в помощи, – зачем-то повторяю я. – И в тот момент только я могла помочь.

– Это благородно с твоей стороны.

– Хотя, может быть, я поступила неправильно, – шепчу я.

Пьеро пожимает плечами.

– Наши поступки редко можно разделить на правильные и неправильные. Обычно все гораздо сложнее. – Он вдруг наклоняется вперед и сплетает пальцы в замок на колене. – Но знаешь, что я думаю, милая?

– Что?

– Я думаю, что Джимми нужно разобраться со своими проблемами. А тебе – со своими.

Он произносит это не таким тоном, будто хочет поскорее от меня избавиться. Напротив, в его словах я слышу искреннее сочувствие.

– Я наслышан о фанатах «Ковчега», – говорит Пьеро. – Мне, может, и восемьдесят четыре, но я стараюсь следить за тем, что творится в мире.

Он замолкает, словно подбирает слова.

– Самое печальное то, что вы, фанаты, ничуть не заботитесь о себе.

Я смотрю на него с изумлением.

– Вы душу готовы отдать за этих мальчиков. Цепляетесь за них так, будто они боги, сошедшие с небес. В них – смысл вашей жизни. Но, если отбросить все это, становится ясно, что вы совершенно себя не цените. – Пьеро вздыхает. – Вы отдаете всю свою любовь – и ничего не оставляете себе.

– Н-не думаю, что все такие, – запинаясь, говорю я.

– Но ты точно такая. – Пьеро смотрит мне прямо в глаза.

– Вы же меня совсем не знаете.

– Зато я знаю, что ты поехала в маленькую кентскую деревушку с едва знакомым парнем, не предупредив ни друзей, ни семью. И все потому, что он немного растерялся.

Я вдруг думаю, что Пьеро Риччи нравится мне не так уж сильно.

– Я знаю, что он попросил тебя о помощи. И хорошо, что он это сделал. Но беда вот в чем: нельзя все время полагаться на других и ждать, что они решат твои проблемы. Рано или поздно настает момент, когда человек должен сам себе помочь. И поверить в себя.

– Вы сейчас говорите о Джимми или обо мне?

– Это ты мне скажи, – улыбается Пьеро.

ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ

Дедушка оказался прав: я не замечал, что плохо питаюсь, но сейчас легко влез в свои старые вещи – хотя думал, что давно из них вырос и раздался в плечах. Неужели я снова стал таким же хилым, каким был в четырнадцать? И ведь не скажешь, что я морю себя голодом. Или все-таки морю?

А вот комната кажется куда меньше, чем я помню. Она уменьшается всякий раз, когда я приезжаю, как будто сжимается, чтобы однажды меня раздавить.

Внутри почти ничего не изменилось. На стенах висят постеры музыкальных групп. На шкафу темнеют наклейки. В углу комнаты притаилась моя старая гитара. На кровати – плюшевые игрушки. Постельное