Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том второй - Сергей Самаров

Годослав остановил своего статного белого коня прямо перед строем рыцарей, которые держали копья поднятыми. Значит, атаковать его не собирались, и ждали, что скажет им этот высокий и внешне очень сильный всадник. Свет от костров шел со спины рыцарей, и высвечивал только их силуэты, тогда как Годославу он освещал лицо. И кто-то из рыцарей, видимо, узнал князя. По крайней мере, сразу прозвучало его имя. Но князя не звали. Это было простое сообщение для других рыцарей. И одного произнесения имени было достаточно, чтобы рыцари разрушили свой собственный строй, кто-то дал команду пехотинцам, и их строй тут же рассыпался. Но, тогда как солдаты поспешили к своим кострам, рыцари окружили князя Годослава, поочередно представляясь. Один из них, человек с очень грубым, словно из гранита вырубленным лицом, с шершавой бугристой кожей, первым и узнал князя бодричей. Себя этот рыцарь назвал бароном Гензером, и сразу вспомнил турнир в Хаммабурге три с половиной года назад, когда король Карл наградил победителя, подарив ему белоснежного коня, который и в эту ночь был под Годославом.

Барон выехал из круга других рыцарей для разговора с князем, и можно было предположить, что он командует этим отрядом. По крайней мере, вел он себя именно так. Но держался с Годославом без обычного для франкских рыцарей высокомерия, и даже, наоборот, подчеркивая свое уважительное отношение. Годославу даже показалось, что барон пожелал было протянуть ему руку для рукопожатия, но не рискнул из-за разницы общественного положения.

– Я дрался против вас в меле[55], князь, – сказал барон Гензер. – Из рыцарей противостоящей нам стороны вы тогда остались только вдвоем с герцогом Трафальбрассом, против нас, не помню точно, то ли пятерых, то ли шестерых, то ли даже семерых. Вы с герцогом разделились – между вами стояла толпа дерущихся пехотинцев. И каждый из вас дрался за себя. Мы пытались этим воспользоваться, и атаковали вас…

– Да, я помню, – улыбнулся Годослав. – Не знаю, сколько человек атаковало Сигурда[56], я просто не успевал посмотреть, но меня атаковало четверо.

– Да, может быть, и четверо. И я был в их числе. И потом в боях пытался испытывать вашу, князь, тактику – стремился драться, подняв коня на дыбы. Но мой конь плохо меня слушался. А вы тогда действовали так успешно, что мы просто не успевали за вами. Мне тогда достался удар вашего длинного меча, прорубившего и мой щит, и мой шлем. Я потом долго залечивал свою рану. Но я был счастлив, что получил этот удар от победителя всего турнира.

Князю Годославу было слегка странно слышать такие речи. Три с половиной года назад он чуть было не убил этого барона, а в результате получил не врага, а только восхищение бывшего противника. Наверное, этот барон с грубым неотесанным лицом, в действительности, был благородным человеком, и умел ценить отвагу и воинское искусство выше, чем многие его соотечественники. Чтобы не тратить время на разговоры, Годослав, памятуя недавнее желание барона, сам снял кольчужную рукавицу, и протянул Гензеру руку, которую тот с удовольствием пожал.

– Вы вгоняете меня в краску, барон. Я не вполне уверен, что заслуживаю такого восхищения. Но я благодарен вам за высокую оценку моих боевых качеств. А сейчас я хотел бы спросить у вас, где я могу найти короля Карла Каролинга. Я отправился в эту поездку специально, чтобы встретиться с ним. И везу Карлу подарок, который не оставит его равнодушным. Но мой подарок приходится перевозить в клетках. И внешний вид подарка в таких условиях содержания портится. Помнится, король всегда был страстным охотником…

– Да, наш король любит охоту, – сказал один из рыцарей. – А что за подарок вы везете ему, князь, если только это не секрет?

– Мне привезли викинги с Руяна трех ирландских волкодавов. Это самые крупные собаки, которых я знаю. Они одинаково хороши в охоте хоть на волка, хоть на лису, хоть на кабана, хоть на оленя. Я слышал, в Древнем Риме они дрались в цирках со львами и с гладиаторами. Сам я больше охочусь с пардусами. Это такая громадная дикая кошка, обитающая на воле только далеко на полуденной стороне, в жарких странах. И волкодавы могут не ужиться с моими привычными охотниками. Собаки и кошки не всегда живут дружно, тем более, если они почти одинакового роста. Потому я решил подарить волкодавов королю. Помнится, у него были и свои волкодавы, только не ирландские, не такие громадные.

– Да, – сказал барон Гензер, – наш король любит волкодавов. И будет очень рад вашему подарку, князь. Хотя я, как командир охранного отряда, хотел бы попросить вас остаться в нашем лагере хотя бы до утра. Во-первых, в настоящий момент король во главе передовых полков занят штурмом Старгорода, если, конечно, еще не взял город. Во-вторых, вагры, потерпев поражение, а они его обязательно потерпят, будут отступать, и вам лучше не оказываться на их дороге. Они могут атаковать ваш отряд в темноте, не зная даже, на кого они поднимают руку. Дорога стала просто опасной. И, если с вами что-то случится по пути к королю, виноват в этом буду только я. Не заставляйте, князь, меня всю оставшуюся жизнь испытывать чувство вины.

– Со мной отряд, по численности равный вашему. И он сможет меня защитить, – вежливо отказался Годослав. – К тому же вагры – славяне. И они не будут нападать на славян. Я же очень тороплюсь доставить королю свой подарок. Собаки не могут долго сидеть в клетке. Клетка сделана из тальника. Если собакам надоест, они просто перегрызут или проломят стенки, и вырвутся на свободу. Где их потом искать? И потому, барон, с вашего разрешения, я продолжу путь. Значит, мне следует ехать в сторону Старгорода?

– Если вы, князь, так настаиваете, я не могу вам помешать. Не силой же вас удерживать. Завтра я сам, скорее всего, буду в королевской ставе. Надеюсь увидеть вас там в добром здравии. Ехать вам, конечно, лучше сразу на Старгород…

* * *

Желание Годослава как можно быстрее добраться до королевской ставки было вызвано никак не заботой о внешнем виде ирландских волкодавов. Охотничьи собаки всегда неприхотливы, и легко приспосабливаются к любым обстоятельствам и условиям содержания. А торопился Годослав потому, что был обеспокоен судьбой князя Бравлина. Если Карл Каролинг уже приступил к штурму Старгорода, то вся затея с воссоединением двух соседних княжеств в одно пропадает даром, и уже не имеет значения. Карл, конечно, не пустит Годослава в осажденный город. Не пустит даже для проведения переговоров от имени королевства франков. Более того, Годославу вдруг пришла в голову мысль, что король франков вообще был бы против договора о воссоединении бодричей и вагров. Такое воссоединение, с одной стороны, вроде бы сразу и без войны делает княжество вагров вассалом Каролингов. Но, с другой стороны, сила объединенного княжества уже представляла бы угрозу даже для самого королевства Карла. И король может не пожелать усиления ни Годослава, ни Бравлина. И со своей точки зрения он будет, конечно, прав.

Тем не менее, князю Годославу хотелось бы прибыть в ставку короля как можно быстрее. Если Карл пробьет или стены, или городские ворота, вагры не смогут удержать город – слишком велика разница в наличных силах. И что тогда будет с князем Бравлином? Годославу хотелось быть хоть какой-то защитой князя вагров, потому что кроме него никто не сможет защитить побежденного. И это заставляло торопиться. Участь побежденных государей известна. Тот же князь-воевода Дражко рассказал, что побежденного баварского герцога Тассилона Третьего[57] насильно постригли в монахи вместе с женой и двумя взрослыми сыновьями, и заточили в монастырь до конца его дней.

Вернувшись к своему отряду, Годослав жестом показал направление, по которому им следует двигаться. Сразу отреагировал на это князь Куденя, и без того уже нервничающий.

– Карл пошел на Старгород?

– Да, франки уже под городскими стенами. Боюсь, что нам туда уже не прорваться. И франки не пустят, и вагры не откроют ворота.

– Тогда зачем вы едете? – спросил Куденя. – Я, в любом случае, должен быть со своим князем. В каком бы он положении ни оказался. А ты, князь, неужели жаждешь верноподданно поздравить Карла с победой над Старгородом?

Годослав посмотрел на тысяцкого строго, хотя в темноте тот и не мог, наверное, рассмотреть взгляд князя. Дорожные факелы горели, но держала их стража позади Годослава и Кудени, и свет на их лица не падал.

– А я в такой момент предпочитаю быть рядом с королем Карлом. Если он захватит Бравлина в плен, только я один смогу вступиться за него, и облегчить князю судьбу. Возможно, даже удастся освободить его. И потому считаю, что нам всем следует торопиться.

Но поторопиться им не дали. Через час достаточно быстрой езды по подмороженной дороге, когда у воза, везущего клетки с ирландскими волкодавами, уже готовы были отвалиться от скорости колеса, под светом яркой луны из-за поворота, позванивая доспехами и оружием, показался большой и сильный численностью отряд. Подозревая, что это франки, и памятуя недавнюю встречу у переправы, бодричи не сильно обеспокоились, хотя княжеские стражники тут же выступили вперед, и выставили свои бердыши, готовые в случае необходимости к любому развитию событий. А сам Годослав снова выехал вперед, и остановился, ожидая приближения встречного отряда. Но его тут же догнал князь Куденя, и остановил коня рядом. Годослав стук копыт за спиной услышал, и повернулся к тысяцкому.