Теорема сводных - Вероника Фокс

отца. — Это ты убил маму тогда!

Отец на мгновение замирает. В его пустых глазах я не вижу того, чего хотел бы: правды. Раскаяния. Сожаления. Горя.

— Я не убивал твою маму, — ровным тоном произносит Вольфганг.

Я делаю пару шагов вперед, сокращая дистанцию между нами.

— Я нашел ее дневник, — выстреливают я словами, — где черным по белому было написаны слова почерком мамы.

Отец замолкает. Он опускает руки по швам и тихо вздыхает.

— Тео, все не так, как ты себе мог подумать…

— Да? — кричу я в ответ. — А как же? Как я должен был подумать прочитав посмертные записки матери?

Позади отца вырисовывается Анна.

— Твоя мама была больна… — продолжает успокаивать меня отец.

— Вот именно! — надрываюсь я от злости. — МОЯ МАМА БЫЛА БОЛЬНА, МОЯ!

Отец нервно сглатывает. Что сейчас творится в его мыслях? Стыдно ли ему за содеянное?

— Ты всегда говоришь «твоя мама», будто бы это горе касается только меня! — ощущаю, как от злости меня потрясывает. — Но она также была твоей женой!

— Теодор… — вмешивается Анна жалостливым голосом.

— А ты вообще помалкивай, Schlampe* (потаскуха)!

— Теодор! Я не позволю тебе оскорблять свою жену….

— Она разбила нашу семью! — перебиваю его, продолжая кричать на отца. — И ты еще смеешь в нашем дома защищать ее?

Отец молчит. По всей видимости, он подбирает правильные слова: чтобы угодить Анне и мне. Вот только за двумя зайцами не угонишься.

— Сердце матери не выдержало, — ору я во все горло, — благодаря ей!

Анна начинает тихо хныкать. Отец пытается разорваться между нами двоими, но я вижу, что он с легкостью отдаст предпочтению Анне, нежели мне

— Теодор, ты не прав! — наконец-то такого заявляет отец и я понимаю, что не могу сдерживать больше злость внутри себя. Сжав руку в кулак я наношу удар первым, прямо в скулу отца. Его очки слетают. Отец пошатывается назад, Анна начинает неистово кричать.

Понимаю, что одного удара мне мало. Наношу второй, пока отец пытается прийти в себя, прямо в нос. Анна пытается нас разнять, но Вольфганг отбрасывает ее назад.

Мы сцепляемся с отцом в узком коридоре. Небольшой столик падает на пол, опрокинул вазу и горшок с цветком. Мы топчем стекло и землю под ногами. Со всей силы прижимают отца к стене. От удара трескается моя детская фотография, висящая на стене.

— Ты во всем виноват! — Ору я на отца и наношу еще один удар. Вольфганг не выдерживает и отшвыривает меня в противоположную стенку. Из его носа льется кровь. Я сильно ударяюсь спиной, но уровень адреналина в моей крови выше, чем мне хотелось бы, поэтому я быстро прихожу в себя. На заднем фоне орет Анна что-то неразборчивое, вперемешку со слезами и хныканьем.

— Я не убивал твою мать! — продолжает стоять на своем отец и наносит мне ответный удар.

Прямо в нос.

От силы удара кружится голова.

Я наношу ответный удар. Мы хватаем друг друга за шкирки, каждый пытаясь уронить другого. Сцепившись в боевом танце, продолжаем разносить гостиную в пух и прах. Я отталкиваю от себя отца прямым ударом в скулу. Тот, споткнувшись о журнальный стол, падает на него.

Звон стекла разносится по всей гостиной. Сквозь шум в ушах я слышу крик сводной.

— Тео!

Отец пытается подняться, но я не даю ему это сделать.

— Если бы не ты… — ору я на него и вновь бью в нос. Вольфганг морщится от силы удара. — Если бы не ты…

Сводная охватывает меня своими руками. Она из последних сил отталкивает меня от отца.

— Тео, прекрати, — говорит она. — Тео, не надо…

Игнорирую просьбы Лии. Продолжаю вновь вымещать свою агрессию на отца.

— Ты никогда не не любил, — ору на него и замахнувшись, чувствую укол совести.

Все как в вакууме. Женские голоса настолько отдавленные, что мне кажется, я нахожусь где-то за пределом этой реальности.

«Тео, остановись!» — голос сводной жужжит где-то над правым ухом.

Ощущаю тонкие пальцы рук Лит на своих плечах.

«Тео, прошу! Не надо!»

Позади вой Анны, которая что-то твердит сквозь хныканье, но я не могу разобрать.

Кряхтение Вольфганга подо мной.

Делаю глубокий вдох и…

Останавливаюсь.

Смотрю на отца. Дышать тяжело. Перед глазами появляются звездочки…

— Тео, прошу… — испуганным голосом говорит мне сводная где-то вдали, словно умоляя не делать плохого.

Ощущаю, как пульсирует висок.

Поднимаюсь с колен оставив Вольфганга лежать на стеклах журнального столика.

Пытаюсь проморгаться.

Не получается. Вокруг все плывет.

Адреналин постепенно сходит на нет. Становится легче.

— Тео, — тянется ко мне сводная, обвив руками лицо. Она пытается отыскать мой взгляд. — Тео!

Лия.

Ее приятный голос. Звонкий смех. Глубокие зеленые глаза, в которых я был готов утонуть…

Слышится звонок в дверь. Я постепенно прихожу в себя. Быстрым шагом направляюсь к двери, да так, что Лия не совсем понимает что происходит. Открываю дверь и на пороге стоит белобрысый хрен с букетом цветом.

Чувствую, что из носа течет кровь тонкой струйкой. Утираю ее рукой.

— Че надо? — спрашиваю я.

Белобрысый переступает с ноги на ноги и твердо говори:

— Я пригрел к Лии, — говорит он английский. — Ты наверное Теодор?

Ничего не отвечаю. Ощущаю, что Лия подходит ко мне сзади.

— А ты кто еще такой?

— Я жених Лии.

— Кто? — переспрашиваю у него.

— Слава? — срывается с уст Лии, и я оборачиваюсь.

Смотрю на нее таким злобным взглядом, что мне хочется сжечь дотла этот дом. Тут все мне лгут. Все! Поголовно! Перевожу взгляд на этого дебила, который пялится на меня и Лию своей уродской улыбкой.

— Я так скучал… — срывается с его уст, а у меня чешутся кулаки.

— И когда ты хотела мне рассказать об этом? — задаю вопрос сводной, обернувшись к ней. В ее зеленых глазах застыл вопрос.

— Мы разошлись перед моим отъездом, — заявляет Лия, но ее перебивает белобрысый.

— Нет, Лия… Ты не так меня поняла.

— Что она должна была понять? — спрашиваю у него на английском, стараясь подавить в себе желание набить тому морду. Позади из комнаты слышатся слезы Анны.

Как же всё меня достало!

Белобрысый пытается заглянуть за мою спину, но быстро оставляет эти попытки. В следующее мгновение он протягивает букет цветов Лии. Я смотрю на все это, и у меня возникает одно-единственное желание: уехать туда, где мне не будут врать.

Лия не берет букет. Она по-прежнему жмется ближе ко мне, но ярость растекается адской лавой по моим венам. Выхватив букет, я швыряю в лицо этому белобрысому. Тот моргает. Лепестки опадают по его плечам, один и вовсе прилипает к щеке.