Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За внука ответил дед:
— Ого! Ромка и стихи знает наизусть. Держи экзамен, внучек!
Слегка волнуясь, мальчик проговорил:
— «Каменяри», стихотворение Ивана Франко:
Я видел странный сон. Казалось, предо мноюНеобозримые раскинулись края,А я стою в цепях над площадью глухою,Под высочайшею гранитною скалою,И рядом тысячи похожих на меня…
Ромка прочел стихотворение до конца. А когда закончил, Сокол обнял его. На глазах журналиста блестели слезы. Не стыдясь их, он взволнованно проговорил:
— И все до слова помнишь?.. Кто же научил тебя так прекрасно читать?
— Пан Калиновский.
— Хороший учитель!
— А знаете, пан Сокол, хотя наш академик пан Калиновский и поляк, но он очень хорошо по-нашему, по-украински, разговаривает. И читать и писать по-нашему умеет. Ей-богу, я сам видел, как он соседке помогал составить большое письмо к ее мужу в Канаду. Она плачет и говорит, говорит, а пан Калиновский быстро-быстро каждое ее слово на бумагу переносит.
— Письмо… — многозначительно произнес Остап Мартынчук. — А ты лучше спроси у пана Сокола, сколько он сам создал книг на польском языке…
Журналист, видно что-то припомнив, покачал головой, а затем улыбаясь проговорил:
— Однажды, чтобы досадить Ивану Франко, один его коллега при всех в редакции с неприязнью сказал ему: «Я просто не понимаю, как вы можете писать некоторые свои произведения по-польски». А поэт ответил: «Могу, потому что умею».
— Лучше не скажешь, — одобрительно качнул головой Мартынчук.
Сокол подошел к одному из шкафов, взял томик в синем переплете и на титульной странице вывел:
«Искателю клада Роману Мартынчуку. Я верю, ты найдешь путь к драгоценному кладу, который завещают тебе борцы за лучшую долю тружеников».
— Возьми, Ромусь, в подарок от меня.
— Спасибо, — проговорил мальчик. Гордый и счастливый, он прижал книгу к груди.
Глава двенадцатая
УЛОВКИ ВРАГА
Как летний ливень неожиданно падает на землю, так стая воробьев слетелась на кучу опилок. Воробьи копошились всюду: на штабелях свежих досок, на кругляках, между рельсами железнодорожного пути. Из земли пробилась трава, но ветер — холодный, совсем не весенний. Во дворе лесопилки в мрачном молчании растянулась длинная очередь у кассы. Среди взрослых бегают дети.
— Да есть ли у них бог в сердце? — сокрушенно качает головой Василь Омелько, отходя от кассы и подсчитывая на ладони недельный заработок. — Бойтесь бога, всего заработка и за ночлег не хватит заплатить. А чем кормиться?.. И в село надо послать: не сегодня-завтра хату с торгов продадут.
— Как, только четыре гульдена? — возмущенно спросил у кассира Казимир Леонтовский.
— Отходите от кассы, люди ждут, — сердится кассир.
— «Люди ждут», — передразнил Казимир. — Обман! Не возьму! Я к пану управителю пойду!
Пан Любаш стоял на крыльце конторы и, покуривая сигарету, наблюдал за тем, что происходило у кассы.
Заметив на себе сердитый взгляд управляющего, Казимир взял у кассира деньги и неуверенными шагами подошел к крыльцу.
— Бардзо проше пана… Целую неделю я по четырнадцать часов в день работал. Из кожи вон лез! Вы же сами меня похвалили… А что получил? — жаловался Казимир, наивно думая, что кассир его обсчитал.
— Не нравится — ищи другую работу!
— Проше пана…
— Хватит! И слушать не желаю!
— Но… пане…
— Прочь отсюда!
— Нате вот, подавитесь ими! — И Казимир швырнул деньги под ноги управляющему.
— Ты уволен! — грозно заявил пан Любаш.
Несколько рабочих бросились к Казимиру и стали за его спиной.
— За что увольняете парня? — спросил седоусый рабочий со злым огоньком в глазах.
— Раньше неквалифицированные получали больше, чем мы теперь! — крикнул молодой рабочий.
— Недовольны? Ищите лучшего заработка, — невозмутимо ответил управляющий. — Вы уволены!
— Коза с волком судилась… — горестно покачал головой Василь Омелько.
Поднялся шум, крик. Люди наступали на управляющего. Пан Любаш, понимая, что дело принимает нежелательный оборот, сделал вид, будто его кто-то позвал в контору.
— Я сейчас! — крикнул он и скрылся за дверью.
Седоусый рабочий побежал по лестнице вслед за управляющим, но перед его носом захлопнулась дверь.
— Видите?! Помните, люди, что говорил на площади Кузьма Гай?
— А я его за горло схватил, — краснея от стыда, прошептал Казимир.
— Пошли к барону жаловаться! — крикнул кто-то.
— Что управитель, что барон — одна холера!
— Гуртом и черта поборем!
Где-то позади в толпе стояли дети, зябко переминаясь с ноги на ногу. Среди них были Ромка, Гриць, Антек и Давидка. После смерти дедушки Давидка с мальчиками пошел работать на лесопилку. Жил он в бараке вместе с рабочими.
Гриця пани Эльза выгнала, обвинив мальчика в том, что он тайком ел пряники, хотя Гриць клялся и божился, что за все время лишь один раз съел три штучки. На лесопилке Грицю приходилось не слаще, чем в лавке — тягай целый день корзины с опилками, аж спина затекает.
— Йой, как мало заплатили! — смотрел на медяки и вздыхал Гриць. — Я же старался…
— Я тоже! И ни одного гульдена, — едва сдерживая слезы, проговорил Антек.
Седоусый пильщик, которого мальчики называли паном Сташеком, подошел к Ромке и что-то проговорил ему на ухо.
— Понимаю, пан Сташек, — серьезно ответил Ромка.
Через несколько минут неразлучная четверка друзей выполняла задание Сташека.
Ромка и Антек по узкой железной лестнице взобрались на крышу лесопилки. Глянули вниз. Пан Сташек утвердительно кивнул. Теперь нужно было найти что-нибудь тяжелое, чтобы привязать к веревке от гудка.
— Хлопцы, тащите сюда вон тот кусок рельса! — крикнул Ромка товарищам, стоящим внизу.
Хлопцы бросились к рельсу, с трудом дотащили его до лестницы, но поднять не смогли. Тогда на помощь пришел Антек. Он помог втянуть рельс на крышу. Ромка и Антек привязали его к проволоке. Гудок грозно заревел. Его рев покатился далеко за Черногорский лес.
С крыши мальчики хорошо видели, как пан управляющий, пугливо оглядываясь, подбежал к своему кабриолету, хлестнул лошадей и помчался в город, будто его подгонял гудок.
— За полицией, — решил Давидка. — Лучше в барак сегодня не идти. Опять ревизию[61] устроят.
— Пойдем к нам, — предложил Ромка.
Давидка с радостью согласился. Наконец-то он мог сделать пани Мартынчуковой подарок на свои честно заработанные деньги.
На старом Рынке Давидка забежал в лавочку пани Эльзы и с достоинством взрослого попросил отвесить ему фунт сахара-рафинада.
— Как тебе работается на лесопилке, бедный сиротка? — получая деньги за сахар, участливо спросила пани Эльза.
— У нас страйк! — радостно ответил Давидка.
— Снова бастуют?
— А скоро в городе все будут бастовать, — огорошил пани Эльзу мальчик и, взяв кулек с сахаром, выбежал на улицу, где его ожидали друзья.
Через несколько дней после начала забастовки пильщиков взбешенный барон Раух настоял, чтобы наместник вызвал к себе Вайцеля. И когда тот явился, барон едва не лопнул от злости. Наместник все вертелся вокруг да около нужной темы вместо того, чтобы, как говорят, взять быка за рога.
— Кто этот студент, которого вы арестовали? — поинтересовался наместник.
— Фанатик! Главарь студентов, мутящих сознание рабочих. Сын Калиновского, — ответил Вайцель.
— Какого Калиновского?
— Покойного адвоката, ваша светлость.
— Сын Людвига Калиновского — социалист? Не ошибаетесь ли, мой друг?
— О нет, ваша светлость. После трагической гибели Людвига Калиновского воспитанием его сына всецело занималась сама Калиновская. Кстати, ее девичья фамилия — Дембовская.
Как Вайцель и ожидал, наместник и барон точно онемели.
— Дочь генерала? — наконец спросил наместник.
— Нет, племянница. Так вот, она воспитывает сына на традициях своих предков. Чуть ли не со дня рождения отпрыска вбивает ему в голову, что он — потомок коммунара Дембовского, что его дед сражался на баррикадах Парижской коммуны! Молодой Калиновский поклялся матери сохранить традиции деда. И вот, достигнув совершеннолетия и получив наследство, он начал снабжать деньгами рабочую кассу. Поселился с матерью в районе Старого Рынка, стал одним из ближайших помощников Гая.
— Доннер веттер! Чему удивляться? Какого же потомка следовало ожидать от сумасшедшей матери и распутного отца?
Наместника покоробила грубость барона, он недовольно поморщился, однако продолжал беседу в том же мягком тоне:
— Мой друг, вы должны устранить непокорных главарей, а вместо них поставить своих людей.
- Перед зеркалом. Двойной портрет. Наука расставаний - Вениамин Александрович Каверин - Советская классическая проза
- Ради этой минуты - Виктор Потанин - Советская классическая проза
- Вечер первого снега - Ольга Гуссаковская - Советская классическая проза
- Самоцветы для Парижа - Алексей Иванович Чечулин - Прочие приключения / Детские приключения / Советская классическая проза
- Трое и одна и еще один - Юрий Нагибин - Советская классическая проза
- Наш день хорош - Николай Курочкин - Советская классическая проза
- Взгляни на дом свой, путник! - Илья Штемлер - Советская классическая проза
- Высота - Евгений Воробьев - Советская классическая проза
- Минуты войны - Евгений Федоровский - Советская классическая проза
- Последний срок - Валентин Распутин - Советская классическая проза