Цейтнот. Том I - Павел Николаевич Корнев

столика буфета к первому ряду лавок зала ожидания, расположился там и углубился в чтение.

— Ну и какие мысли на этот счёт? — поинтересовался вдруг Альберт Павлович.

— Минус двадцать — это холодно, — вздохнул я и даже зябко поёжился, да ещё втихомолку порадовался тому, что внял совету Инги и купил шарф.

— Погода — дело десятое, — отмахнулся куратор. — Меня твоё мнение об известных политических событиях интересует.

— Мир сошёл с ума.

Альберт Павлович только фыркнул в ответ на мою сентенцию.

— Если бы, Петенька! Если бы! — Он склонил голову набок и спросил: — Дружок твой тоже с ума сошёл?

Я кивнул.

— Не иначе.

— Обоснуй.

Обдумывать аргументы не пришлось, всё давно обдумано и передумано было. Незаметным кивком я указал на заведующего первой лабораторией и пояснил свою точку зрения:

— Пусть даже Вдовец допёк Леопольда до крайности и тот решился на бегство из страны, в здравом уме он бы точно на себя убийство вешать не стал. Убийство с ним никак не вяжется!

Альберт Павлович пожал плечами.

— В безвыходной ситуации люди идут на жёсткие меры. Ассистент был угрозой, а когда встаёт ребром вопрос или ты, или тебя…

Я раздражённо поморщился.

— Ну и смог бы Семён воспроизвести по памяти результаты исследования, что с того?

Куратор покачал головой вроде бы даже как-то разочарованно.

— Дело не в воспроизведении. Если бы он рассказал о достигнутых результатах, мы начали бы искать Леопольда куда раньше и несравненно более интенсивно, нежели обычного убийцу. И всё бы у него получилось, не сболтни он тебе лишнего.

— Вот! — уцепился я за этот момент. — Зачем бы ему тогда мне образцы показывать было?

Альберт Павлович мягко улыбнулся.

— Это лишь говорит о спонтанности, а никак не о невиновности. Ну или он сознательно ввёл тебя в заблуждение, затеяв какую-то грандиозную мистификацию.

Ни одно из двух предположений куратора убедительным мне не показалось, и я покачал головой.

— Нет, тут что-то другое. Может, даже это очередная операция Гросса.

Собеседник поглядел на меня с нескрываемым сомнением, и я подался вперёд.

— Ну а почему нет? Вы же сами о значимости открытия говорили!

Альберт Павлович поджал губы.

— Не в моих принципах недооценивать противника, но откуда бы Гроссу узнать об этом проекте? Тебя в расчёт не берём, Медунец был себе на уме и ни с кем близко не сходился, а его ассистент, такое впечатление, своей работы стеснялся и всем представлялся аспирантом, упоминал о первой лаборатории и только.

— Ну не знаю! — развёл я руками. — Почему-то кажется, что дело нечисто.

— Не в моих принципах без нужды вводить в уравнение дополнительные переменные.

Я покивал, потом вспомнил о кое-каких подозрениях касательно личности таинственного Гросса и, понизив голос, спросил:

— Так понял, вы Горицвета из бухгалтерии знаете?

— И что с того? — приподнял Альберт Павлович одну бровь, демонстрируя крайнюю степень удивления.

Лично для меня последней каплей стала непонятная ситуация с отцом Сергием, а именно — упоминание о господине Горицвете и случившееся вскорости покушение, но упоминать об этом я не стал, приведя более весомые аргументы:

— Каждый год он за свой счёт путешествует за границей, неоднократно посещал Нихон и наверняка обижен на всех операторов из-за того, что сам не смог пройти инициацию. Плюс морочит головы студентам йогой и ориентальной философией, а там и до вербовки недалеко!

Стило только мне умолкнуть, и Альберт Павлович захихикал, потом не выдержал и сдавленно рассмеялся. Кинул быстрый взгляд на увлечённого чтением Вдовца, достал платок и промокнул выступившие в уголках глаз слезинки.

— И что смешного я сказал? — пробурчал я, изрядно обескураженный столь неадекватной реакцией на свои слова.

— Это очень смешно. Просто очень, — заявил куратор, понемногу успокаиваясь, потом глянул остро и сказал: — То, что я сейчас тебе сообщу, не такой уж великий секрет, но если кому-нибудь проболтаешься, самолично уши надеру. А если серьёзно, длинный язык до добра не доведёт, поэтому держи его за зубами. Понял?

— Понял. Слушаю.

Альберт Павлович вновь глянул на заведующего лабораторией и сказал:

— Чтоб ты знал, первая и последняя попытка Мишеньки добраться до Пахарты закончилась в джунгарском зиндане. В двадцатых дело было, говорят, еле вытащили его оттуда. Без Георгия Ивановича в той истории не обошлось, поэтому знаю обо всём из первых рук.

У меня аж глаз от изумления дёрнулся.

— А остальное? Йоги и Махат Атман, Нихон и учитель боевых искусств?!

Куратор улыбнулся.

— Мишеньку отличает богатое воображение, изворотливый ум, страсть к мистификациям и отменное чувство юмора. Он душа общества, единственный не-оператор в клубе тридцать третьего румба, чтоб ты знал.

— И он не Гросс?

— Определённо — нет. Ты же не думаешь, что контрразведчики совсем мышей не ловят?

— Не Гросс, — повторил я. — Просто морочит людям головы…

— Не просто, — покачал головой Альберт Павлович. — А с пользой и для института, и для них самих. Отвлекает на себя прекраснодушных мечтателей и прочую доверчивую публику, возится с ними, заставляет поверить в собственные силы. Он лучший наставник по чистой йоге, ещё и на общественных началах занятия ведёт. Слышал ведь поговорку, что свято место пусто не бывает? Вот он эту пустоту своими придумками и заполняет.

От услышанного голова кругом пошла, и куратор поглядел-поглядел на меня, потом лукаво улыбнулся.

— Если тебе будет легче, с тем нихонским мастером боевых искусств он и в самом деле встречался. В одном зиндане у джунгар сидели.

— Шутите?

Альберт Павлович посмотрел на меня с укоризной.

— И в мыслях не было.

— А я Федоре Васильевне в своё время не поверил, что Махат Атман — это выдумка, — сказал я с тяжёлым вздохом, потом спросил: — А какие дела у Горицвета с отцом Сергием, если не секрет?

Куратор явственно поколебался, потом всё же счёл возможным ответить:

— Помогает с закалкой тела.

— Ага-ага, — покивал я. — Не-оператор помогает с закалкой тела недо-оператору. Обычное дело. — Покачал головой и сказал: — Ладно, спрашивать, куда Горицвет пропадает, если дело не в заграничных поездках, не буду.

— Уже догадался?

— Да уж не дурнее паровоза.

— Вот и молодец, — похвалил меня Альберт Павлович, и тут нас пригласили на посадку.

Весь следующий перелёт я то штудировал методичку, посвящённую расширенному описанию техники двойного вдоха, то занимался стабилизацией внутренней энергетики и прорабатывал силовые каналы, пытаясь соединить в единое целое нервную систему и переполнявшую меня сверхсилу.

Дальше стемнело, и я задремал под размеренный гул моторов, на удивление быстро выспался и погрузился в медитацию, но йога пусть даже и с приставкой сверх— спасением от скуки в столь продолжительном полёте не стала, разве что позволила примириться с