Око силы. Первая трилогия. 1920–1921 годы - Андрей Валентинов

Потом были те же улицы и вновь – незнакомые солдаты, но уже в другой форме. Ему вручал медаль худой, огромного роста человек, все называли его «генерал», хотя он был не генералом, а, как помнил Ростислав, президентом этой страны.

И тут воспоминания сузились до размеров комнаты, но уже другой, чуть большей. За окнами зеленел лес. Арцеулов сидел в странном уродливом кресле, которое могло двигаться, зато не мог двигаться он сам. К нему заходили гости – и молодые, и старые, которых он помнил молодыми. На столе лежала книга, на титульном листе которой он мог прочитать свою фамилию. Но чаще всего он смотрел не в окно, не на стол, заваленный рукописями, а в большой странный ящик, на котором мелькали, сменяясь, сначала черно-белые, а затем и цветные картинки. Ростислав увидел «Мономах» – то есть, не «Мономах», а другой, похожий корабль, прорывающийся сквозь тучи пара в безоблачное небо. Затем на экране сменялись страшные картины горящих деревень со странными круглыми домиками, мелькали раскосые лица, объятые ужасом, и Арцеулов сердито хмурился.

А потом он вдруг поглядел на свои руки и поразился – это были руки мумии. Ростислав сообразил, что очень стар…

…Бесконечные дни сливались в один, подступало пугающее безразличие, и вдруг, прорывая его, по цветному экрану замелькали новые кадры – огромные, невиданные боевые машины шли по улицам почти забытой им Столицы, и над башнями реяли его, Арцеулова, трехцветные флаги. И наконец он почувствовал слезы на своем худом, почти уже недвижимом лице – над огромным зданием, над гигантским куполом вместо проклятой красной тряпки поднимается русский флаг, который почему-то теперь называли «триколором»…

Значит, он победил! Они все победили – те, кто погиб еще в 17-м, кто шел в Ледяной поход, отстреливался на высоких обрывах Камы, замерзал на Иртыше и Оби… Они победили! Перед глазами мелькнул запруженный людьми аэровокзал, затем за огромным подернутым морозной дымкой иллюминатором проплыли непередаваемой белизны облака… И все кончилось. Кончилось, но осталось главное. Ростислав понял – не зря. Жаль, что он не увидит этого. Но он узнал – а это куда важнее.

Степа постепенно с трудом приходил в себя. Сознание отвергало, отбрасывало увиденное. Вспомнилась светящаяся золотым туманом дверь. Что там, за нею? Рай?

– Вы видели, – мягко произнес старик. – Вы поняли…

– Кажется, да… – кивнул Арцеулов. Степа по-прежнему молчал. Он-то как раз ничего почти и не понял. Ясно одно – беда. И не только для него и его близких. Что-то страшное случится с тысячами, с миллионами, со страной, за которую они все воевали. Но что?

Косухин одернул себя. Почему, собственно, случится? Страшное уже началось, уже происходит. Венцлав, серые оборотни, 305-й Бессмертный, генерал Ирман, профессор Семирадский. Мало? Но ведь это видел он один, а таких, как он – тысячи и тысячи. И если сложить… Уйти за эту дверь просто. Расхлебывать будут другие, других будут забивать прикладами, бросать в огромные черные машины с зашторенными окнами… И тут Степа вспомнил о Наташе. Конечно, он тут рассуждает, а девушке и помочь некому! Этот беляк, небось, уже крылышки примеряет…

– Ладно, товарищ, – решительно заявил он, вставая и отряхивая шинель. – За Ростислава решать не буду, он, чай, не маленький. Только вот чего: говоришь, у нас какие-то заслуги есть?

Старик кивнул.

– Ну тогда вот что… – Степа помолчал, собираясь с мыслями. – Вывел бы ты нас отсюда, раз уж всяким фокусам обучен. А там уж, как выйдет…

– Неужели у вас такие важные дела, Степан? Если вы сейчас уйдете, дверь может никогда не открыться.

– А чего я там не видел? – осмелел Косухин. – Райские яблочки, чердынь-калуга? И раз уж ваша контора все знает, подскажи, где Наталья Берг…

– Знаю, – кивнул старик. – Та, о которой ты беспокоишься, скоро попадет в монастырь Шекар-Гомп. Но тебе не добраться туда одному.

– Почему одному? – Арцеулов тоже встал. – Я с ним. Помогите, если можете…

Наступило молчание. Внизу вновь треснул выстрел, раздался крик, а затем застучали копыта. Старик сидел неподвижно, беззвучно шевеля бледными губами. Наконец, он поднял глаза.

– Вы просите слишком о многом. Тот, кто послал меня встретить вас, строг. Все имеет свою цену…

– Что мы должны сделать? – подхватил капитан.

– Это вы поймете сами. Но будет трудно, куда труднее, чем запускать в небо творенья суетного ума. Ни я, ни тот, кто послал меня, не смогут помочь…

– Ладно! – перебил Косухин. – Это уж как выйдет. А, может, нам с вашим старшим поговорить?

– С кем? – поразился старик. – Кого вы имеете в виду, Степан?

– Старшего или главного – кто там у вас? – упрямо повторил Косухин. – Пусть он мне все и растолкует!

– Вы понимаете, о чем просите?

– А то! Чего тут не понимать?

– Хорошо, – кивнул старик. – Я передам ваши слова. Вы странные люди – отказались от того, чего другие не могут добиться ни за золото, ни за кровь… А сейчас – идите. Вас встретят и проводят…

Ростислав и Степа переглянулись.

– Идите, – повторил старик. – Но не забывайте – вы в долгу. Прощайте!..

У самого порога Ростислав оглянулся – старик сидел неподвижно, глаза его были закрыты, и капитану внезапно показалось, что перед ним не человек, а каменная скульптура, покрытая пылью и мелкой каменной крошкой, веками падавшей со стен…

На площадку выбрались как можно осторожнее. Степа, пригнувшись, заглянул в ущелье.

– Стоят, гады! Трое. Карабины наготове, чердынь-калуга!

– Подождем, – отозвался капитан. – Вдруг старик правду сказал…

Шли минуты, но в ущелье все оставалось по-прежнему. Китайцы явно скучали, но уходить не собирались.

– Вот язва, – вздохнул Косухин. – Слушай, Ростислав, раз ты образованный, то давай, пока время есть, объясняй. Только без этого…

– Без мистики? – улыбнулся Арцеулов. – Попробую. Тут, на Востоке, есть всякие секты…

– А дверь? – перебил Степа. – Темнил он, вот что! Видал, как заерзал, когда я про главного спросил? Эх, дурят нас…

Ростислав хотел возразить, но тут вдали ударил выстрел, затем еще один. Не сговариваясь, Степа и Арцеулов взглянули вниз. Китайцы уже не стояли – мчались, подстегивая лошадей к выходу из ущелья. А следом, подымая тонкую белесую пыль, несся небольшой конный отряд – человек пятнадцать, впереди которых скакал на огромном белом коне всадник в красном халате. Поравнявшись с храмом, он на мгновенье задержался, привстал на стременах, и что-то крикнул, глядя наверх.

– Кажется, за нами, – заметил Арцеулов. – Ну чего, рискнем?

– По радио он их вызвал, что ли? – неодобрительно заметил Степа. – Придется рискнуть. Сектанты, говоришь…

Он вздохнул и первым начал спускаться вниз, в ущелье.

Глава 2. Командир Джор

Внизу их ждали. Всадников было даже больше, чем казалось вначале – не менее двух десятков. Привычный глаз Арцеулова тут же отметил, что кони у отряда превосходные, ухоженные и сытые, отлично подогнанная сбруя блестит начищенным серебром. А вот одежда явно подкачала. Все были одеты в настоящую рвань – старые, потерявшие всякий вид шинели без погон, дырявые ватные халаты и в столь же ветхие полушубки. Под огромными лохматыми шапками весело скалились косоглазые физиономии, лица были небриты, некоторые, постарше, щеголяли большими черными бородами.

«Разбойники», – констатировал Степа, естественно не вслух. Оружие, которым были увешаны пришельцы, не располагало к откровенности.

Человек в красном халате, единственный, одетый не просто аккуратно, но даже богато, тронул пятками бока своего белого жеребца и подъехал ближе. На сверкающем золотом поясе висела огромная сабля, на голове чуть косо сидела соболья шапка, загорелую руку украшали перстни. Молодое лицо командира было спокойно, узкие глаза смотрели без удивления, словно всадник давно уже ждал этой встречи.

Степа хотел было сказать обычное «здрасьте», но передумал и четко, словно на параде, приложив руку к шапке, отчеканил:

– Красный командир Степан Косухин!

– Капитан Арцеулов! – Ростислав тоже решил не ударить лицом в грязь.

Всадник в красном взмахнул правой рукой, на запястье которой болталась богато украшенная камча, и что-то проговорил на гортанном незнакомом языке.

– Эх, чердынь!.. – вздохнул Степа, в который раз чувствуя недостаток образования. Арцеулов подумал о том же и хотел обратиться к всаднику по-немецки, но услышал знакомый голос:

– Джор-баши приветствует вас, братья-вояки. Он спрашивает, не изменились ли ваши планы…

Изумляться Арцеулов уже разучился, но все же увидеть чешского подпоручика здесь, у Такла-Макана, не рассчитывал. Чех был все тот же – в зеленой шинели и легкой, не по сезону, фуражке с длинным козырьком. Лицо улыбалось, но глаза, как и прежде, казались холодными, тусклыми. В отличие от всех прочих, у него не было оружия, лишь у пояса болтался короткий нож.