Дневники полярного капитана - Роберт Фалкон Скотт

Пятница, 19 мая.

Утром дул северный ветер при сравнительно высокой температуре: около –6° [–21 °С]. В полдень играли в футбол; мы с каждым разом делаем успехи.

К вечеру ветер опять подул с севера, а к ночи снова затих.

Вечером Райт читал лекцию «О льдах». Предмет трудный, и он нервничал. Он молод и самостоятельно еще не работал; только еще начинает постигать всю важность поставленной им себе задачи. В своей лекции он сообщил много интересного, но довольно бессвязно. Последовавшая за лекцией беседа привела к решению: посвятить еще один вечер более обширным вопросам, как-то: о Большом барьере и о внутреннем ледяном покрове. Доклад по этому случаю я думаю написать сам.

Аткинсон опустил свою сеть на новое место, глубиной в 15 саженей, и вчера утром добыл 43 рыбы – улов небывалый; зато вечером было поймано всего две.

Суббота, 20 мая.

Сильный южный ветер. Снег, и очень холодно. Мы по большей части далеко не ходили. Уилсон и Боуэрс взобрались на вершину Вала и там нашли ветер силой в 6–7 баллов, температуру –24° [–31 °С], и их изрядно покусал мороз. Когда они в таком виде явились, их встретили веселыми криками «ура»; вот как у нас выражают сочувствие к пострадавшим! Что касается Уилсона, такое отношение объясняется тем, что он своим отказом кутать голову возбуждает зависть тех из нас, которые не могут выходить на мороз с такой легкой защитой для головы и лица.

Ночью ветер стих.

Воскресенье, 21 мая.

Та же история. Утром ветер с севера. Думал сходить на мыс Ройдса, но мне сказали, что открытая вода доходит до ледника Барни, Я отправился туда и хотя нашел лед у мыса крепким, но впереди все время видел темную полосу, указывавшую, что до края его очень близко. Такое упорное присутствие открытой воды к северу чрезвычайно замечательно и даже необъяснимо.

Завтра схожу на мыс Ройдса.

Температура этот год упорно понижалась; долго держалась около нуля [–18 °С], потом опять долгое время около –10° [–23 °С], теперь же редко отходит от –20° [–29 °С] и еще опускается. Сегодня –24° [–31 °С].

Сегодня вечером на небе разыгралось такое чудное сияние, какого я еще не видел. Одно время небо от NNW до SSО и до самого зенита представляло сплошную массу арок, полос и завес, находившихся в постоянном быстром движении. Особенно восхитительны были колеблющиеся завесы: у одного конца поднимется волна яркого света и бежит к другому или блестящее пятно быстро расходится, как бы в подкрепление бледнеющему свету завесы.

Преобладающий цвет сияния – бледновато зеленый, но движению любой блестящей части его явно предшествует алая вспышка. В этом явлении бесконечная прелесть; прелесть жизни, формы, краски, движения, таинственно вспыхивающих и не менее таинственно исчезающих, чего-то неуловимого, далекого от действительности. Это – язык мистических письмен и знамений, божественного вдохновения. Разве нельзя себе представить, что обитатели какого-нибудь другого мира (хотя бы Марса), располагающие могучими силами, таким способом окружают нашу планету огненными символами, золотыми письменами, ключи к которым мы не имеем?

Признание Понтинга, что он не в состоянии фотографировать сияние, возбуждает у нас много толков. Норвежцу, профессору Штёрмеру, это, как слышно, удавалось. Симпсон записал его способ, состоящий, по-видимому, просто в быстроте, с какой действуют объектив и чувствительная пластинка. Понтинг уверяет, что он достиг еще большей быстроты однако у него ничего не выходит, даже при продолжительной экспозиции. Дело идет не об одном сиянии; звезды точно так же не даются ему. Даже при пятисекундной экспозиции звезды являются короткими светлыми черточками. У Штёрмера они выходят точками, что указывает на краткость экспозиции; между тем на некоторых его фотографиях есть детали, которые как будто не могли получиться при короткой экспозиции. Все это очень странно.

Понедельник, 22 мая.

Уилсон, Боуэрс, Аткинсон, Э. Эванс, Клиссольд и я отправились на мыс Ройдса с тележкой, нагруженной нашими спальными мешками, походной печкой и кое-какой провизией. Тележка эта состоит из рамы, сделанной из стальных трубок и поставленной на четырех велосипедных колесах.

Поверхность льда на 2–3 дюйма покрыта снегом, едва покрывающим «цветы» соленого льда, а для таких условий тележка эта, которую выдумал Дэй, самая подходящая, особенно в таких местах, где деревянные полозья на соляных кристаллах подвергаются слишком сильному трению. Я склоняюсь к мнению, что в очень многих случаях колеса на морском льду служили бы лучше полозьев.

Мы в 2 1/2 часа дошли до мыса Ройдса, по пути, в бухте за мысом Барни, убив императорского пингвина. Птица отличалась удивительным оперением: грудь ее отражала северный свет не хуже зеркала.

Почти стемнело, когда мы, спотыкаясь, перебрались через скалы и наткнулись на оставленный Шеклтоном дом[42]. Клиссольд пустил в ход печку, между тем как я и Уилсон прошлись по взморью и обошли кругом маленькое озеро. Температура доходила до –31° [–35 °С], и в доме было страшно холодно.

Вторник, 23 мая.

Утро посвятили проверке припасов, оставленных внутри и вне дома. Мы провели холодную ночь очень уютно в своих мешках.

Нашли порядочное количество муки и датского коровьего масла, довольно много парафина и небольшой запас разной провизии; всего было достаточно, чтобы при надлежащей бережливости такую компанию, как наша, содержать в течение шести-восьми месяцев. В случае надобности было бы, несомненно, весьма полезно иметь в своем распоряжении подобный склад. Припасы несколько разбросаны, и сам дом вследствие необитаемости представляет обветшалый, безотрадный вид, почему-то несравненно более неприветливый, чем наш старый дом на мысе Армитедж.

Напившись какао, мы не имели повода долее тут задерживаться и пустились в обратный путь. Единственными полезными предметами, которыми мы отсюда попользовались, были два – три лоскута кожи и пять молитвенников. До сих пор у нас было не больше семи; это приобретение значительно обогатит наше воскресное богослужение.

Среда, 24 мая.

Происшествий никаких. Северный ветер. Температура поднялась до нуля [–18 °С]. Так как мне предстояло ночное дежурство, то я не выходил. Луны нет, и на дворе мало привлекательного.

Аткинсон прочитал интересную лекцию по паразитологии. Дал краткий обзор жизненного цикла экто– и эндопаразитов[43] – нематод, трематод[44]. Рассказал, что у них почти всегда имеется промежуточный хозяин, что в одних случаях паразиты становятся причиной заболевания, а в других могут даже принести пользу[45]. Аткинсон рассказал, что сейчас паразитология достигла лишь незначительных успехов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});