Призрак Белой страны - Александр Владимиров

Голова девушки кружилась, точно некая магия убивала в ней любую способность к сопротивлению. Она готова была сказать «да» и отправиться в «пролетарский ад». А карлик напирал и напирал:

— Студенты соскучились по своей Валечке. Вся группа передает тебе привет, надеется на благоразумие комсорга. Так и говорят: «Надеемся на благоразумие!» Иначе кое-кому придется ответить за твой необдуманный поступок. Особенно тем, кто был вместе с тобой в поездке. Они не имели права не заметить любых действий, дискредитирующих Советский Союз. Их судьбе не позавидуешь. Даже я не в силах помочь. Социалистическая законность прежде всего… Но я бы маловерам ответил: «Валентина не из таких, кто не вернется обратно». Угроза насчет безопасности ребят, особенно Надежды, только усилила безысходность. Карлик так быстро и удачно складывал один кирпичик за другим, что любые иллюзии насчет того, чтобы остаться здесь, таяли.

И вдруг кто-то пробил эту стену! Будто ударила молния, спалив сплошь покрытое сорняками поле — место безраздельного господства чудовища-консула. Валентина увидела удивительно светлый, идеальный в своей красоте лик. Кто это?.. Ангел?!

В душе воскресла надежда, магия черных слов превратилась в пустую болтовню. И без того маленький уродец сделался не больше горошины.

…Чудная музыка и такой же чудный хор! Все как в том оскольском храме, только голоса казались еще более звонкими и чистыми. Валентина не представляла, слышал ли кто-нибудь кроме нее эти удивительные песнопения, но каждый звук пробуждал поразительную духовную силу. Словно отойдя от гипнотического сна, она крикнула консулу:

— Пошел вон, урод!

Глаза карлика округлились от изумления. Он понял: девушка выходит из-под его власти. Рука с длинными, покрытыми шерстью пальцами потянулась к своей жертве. Возможно, он собирался ласково потрепать ее по щеке, или по-отечески похлопать по плечу, образумить. Однако наблюдавший эту сцену за шторой Горчаков истолковал все по-иному.

Нельзя отрицать, что мистические, жестокие слова карлика не подействовали и на него. Но то, что он увидел, окончательно вырвало его из болота детских страхов, заставило позабыть об обещании доктору сидеть тихо, о любых условностях, международных скандалах. Его заклятый враг тянет руку к Валентине! Стерпеть такое невозможно!

Он выскочил из укрытия, двинулся к карлику. Тот рассвирепел, завизжал:

— Кто вы? Как смеете появляться здесь? Мне была обещана конфиденциальная встреча. Я консул чужой страны.

— Ты не помнишь меня? Почти двадцать лет назад… Поезд, я совсем кроха вместе с родителями бегу на юг. Мы спасаемся от подобных тебе, что в кожаных куртках ходили по вагонам и распоряжались чужими судьбами. Высаживали людей с поезда! Что с ними было дальше? Наверное, казнили без суда и следствия, как того требовала революционная обстановка. Иным повезло — отпускали. А везло редким! И твое обещание, что придешь повсюду!..

— И приду, — тихо произнес карлик. — То, что произошло в России — лишь начало. Думали решить дело сразу, не получилось! Но постепенно, постепенно… сначала мы подняли против вас ваши собственные низы. Теперь поднимем низы мира. Еще станете оправдываться перед теми, кого считали изгоями. «Изгои» хлынут в ваши города, установят свои порядки, что тогда останется от так называемых наследников Рима?.. Вас не будет, зажравшиеся паразиты!

И еще, парень… никто не потерпит, чтобы рядом с могучим пролетарским государством существовал какой-то осколок прошлого. Один раз тебе подфартило, вторично такого счастья не предвидится. И забудь о девушке, она принадлежит советской стране, которой и решать судьбу каждого ее гражданина.

А дальше… Горчаков лишь помнил, как схватил этого зверька, и, когда тот стал упираться, сжал ему горло. У карлика глаза полезли на брови, он уже не визжал, а хрипел. Он оказался таким хиленьким, как мышонок, что еще секунда — и Александр бы его придушил. Валентина закричала, прибежала Воронцова, что-то говорила, о чем-то умоляла. Перед взором Горчакова возник здоровенный кулак Корхова.

Он отпустил карлика.

Откашлявшись, тот начал вопить:

— Нападение на советского консула! Вы свидетели.

— Кто на кого напал? — спросила врач.

— Этот хулиган на меня. Вы же видели!

— Ничего я не видела.

— Посмотрите на мою шею…

— Если уж вам так неймется, могу засвидетельствовать акт самообороны со стороны господина Горчакова.

— А я подтвержу, — воскликнула Валентина. — Вы, товарищ консул, ни с того, ни с сего набросились на Александра Николаевича. Он защищался. Остудил ваш пыл и… отпустил.

— Ну, знаете, — зашипел карлик. — Поглядим, кому поверят. А вы, когда вернетесь в СССР…

— Я не вернусь, — ответила Валентина. — Моя родина здесь. Я ощущаю себя частью Империи и по рождению, и по духу.

— Тут у меня две медсестры, — сообщила Елена Борисовна. — Они так же готовы дать показания насчет вашего недостойного поведения, господин консул. Ни с того, ни с сего наброситься на человека. Давайте, осмотрю вас, это моя обязанность как врача. Впрочем, и так видно: ничего серьезного.

Карлик злобно рявкнул, резко развернулся и вышел вон. Теперь уже он шел, ссутулившись, точно ощущая свое поражение. Доктор посмотрела на Горчакова и укоризненно покачала головой.

— Извините, не сдержался. У меня с этим типом давние счеты, с самого детства.

— Еще минут пять, ладно, десять и покиньте палату. На сегодня больной довольно потрясений.

— Обещаю, в ближайшее время их больше не будет. Уж позабочусь.

Он нежно посмотрел на Валентину:

— Ты твердо решила остаться?

— Да! Иначе бы не отрезала пути к отступлению.

— Я не в силах выразить словами, как рад этому!.. Ты снова грустна.

— Они убили моих родителей, Саша!

Теперь они замолчали, и в этом молчании было все — любовь, надежда, боль потерь. Появилась Елена Борисовна, напомнила, что время прошло…

— Берегите Валентину, — сказал на прощание Горчаков.

— Боюсь, они не ограничатся одним визитом.

— Не беспокойтесь, — ответила врач. — Здесь она под надежным присмотром.

В холле первого этажа Александр подумал о возможной неприятной встрече с тем обманутым типом из советского консульства. Но его не было. Зато последовал презрительный взгляд молодого охранника. Александр подошел к нему:

— Ты уж, брат, прости за обман. Поверь, не во зло я так поступил, а во благо.

Чуть позже Горчаков рассказал всю историю в полицейском управлении Курска. Олег Васильевич поморщился, а Корхов, усмехнувшись, поинтересовался:

— Что же вас остановило от окончательной расправы с карликом?

— Ваш кулак. Он словно опять оказался перед моим носом.

— Хорошо, что есть что-то, спасающее вас от безрассудства.

— И что нам делать дальше? — спросил Александр.

— Валентина Репринцева должна написать ходатайство о предоставлении ей политического убежища, — сказал Олег Васильевич. — Ответ она получит в течение трех дней, либо положительный, либо отрицательный.

— Возможен и отрицательный?

— Не волнуйтесь, второго не случится. И я посодействую, и наша бюрократическая машина не отдаст девушку на растерзание.

— Огромное вам спасибо! А что делать мне?

— Как что? — удивился Анатолий Михайлович, — быть в такую трудную минуту с Валентиной.

— У меня есть работа.

— Никуда ваша работа не убежит.

— Вы не знаете Черкасову.

— Очень хорошо знаю, поэтому сам с ней переговорю. Вы привезете ей материал, где подробно опишите, как вырываете московскую студентку из лап многоликого НКВД. Читая его, женщины зарыдают, мужчины сурово насупят брови, и все будут ждать продолжения. Главное — счастливый конец, как в голливудских фильмах. Да за такую находку шефиня станет вас боготворить.

— Кого она у нас боготворит! Разве что спасителя города — кровожадного убийцу-маньяка.

— Не хотел пока вас расстраивать, но… — Корхов сразу помрачнел.

— Опять?!

— Да. Мне доложили, что он совершил еще одно убийство. Срочно возвращаюсь домой.

Снова убийство! Не опасно ли Валентине ехать в Старый Оскол?

— Кто убит?

— Режиссер Степанов.

— Никита Никодимович? — удивился Александр. — Он-то в чем провинился? Вряд ли хотя бы одну разведку мира заинтересовал такой трус.

— Он занимался другими грязными делишками, в основном — спекуляцией драгоценностями, — задумчиво произнес Анатолий Михайлович. — Выходит, убийца решил расширить «сферу наказания», взялся за обычных уголовников. Любой, провинившийся перед законом, теперь его враг.

— Так он далеко зайдет, — заметил Олег Васильевич.

— Уже зашел. Он переступил все нормы морали и права. Эдакий Робин Гуд современности, о котором впоследствии должны слагать легенды. Не удивлюсь, если он так себя и почитает. На самом же деле — это новая копия Джека Потрошителя.