«Если», 2005 № 11 - Журнал «Если»

И совершает мастерский заброс метров на шестьдесят, где за едва приметным камнем может стоять хороший лосось. Увернувшись от грозно гудящего удилища ценою в хороший автомобиль, Гутьеррес сражается с течением, проклинает скользкие норвежские камни с Норвегией в придачу, ищет равновесие и энергично кивает: да! Да!

— Больше всего меня интересует, насколько достоверна информация о причастности к этому делу «Форпоста Всевышнего», — меланхолично ответствует Кааги, сматывая леску.

— На девяносто девять процентов, — чуточку кривит душой Гутьеррес. — Этому источнику информации я доверяю, а сознательную дезинформацию считаю маловероятной. Для этого надо знать, что я в игре, уметь рассчитать мои ходы и иметь причину водить меня за нос, а не просто убрать, что гораздо проще.

Кааги согласно кивает, отправляя мушку за новый камень. Драгоценное удилище гнется в дугу, леска пищит, а рыболов подсекает и с криком «банзай» начинает вываживать отчаянно сопротивляющуюся рыбину. Разговор прерывается, начинаются вопли, суматошные команды, Гутьеррес держит подсачек и клянется в душе больше никогда в жизни не участвовать в рыбалке; наконец азартный японец хватает бьющуюся семгу за жабры, взвешивает ее при помощи маленьких электронных весов, извлеченных из одного кармана, фотографирует миниатюрной камерой, извлеченной из другого кармана, и отпускает восвояси.

— Если способности господина May в самом деле столь велики и необычны, — как ни в чем не бывало продолжает разговор Кааги, — то мне крайне желательно знать, каким образом «Форпосту Всевышнего» удается держать его в повиновении. Они могли договориться по-хорошему?

— Вряд ли. Скорее, тут прямой и грубый шантаж. Серпентиец очень привязан к Волковым.

— Привязан настолько, что не может освободить своих друзей до того, как их убьют? — иронически улыбается японец. — Хотя нет на свете невозможного, в том числе и для террористов. Можно допустить, что нашего небесного гостя содержат пока в изоляции, рассчитывая в дальнейшем побудить его к добровольному сотрудничеству… Это возможно?

— Почти наверняка это так и есть.

— Значит, наш гость не всесилен. — И господин Кааги снова улыбается. — Мне приятно это слышать. Иначе я был бы вынужден считать его явившимся на Землю божеством, а это так непривычно… Божествам лучше оставаться на небе.

Гутьеррес не спорит с данным тезисом. Он торопится перейти к главному:

— Если «Форпост Всевышнего» овладеет мощью серпентийца, нам останется уповать лишь на Бога, где бы он ни находился…

Логично. И все же господин Кааги, брезгливо снимая с крючка хариуса-недомерка, задает вопрос:

— Почему спасение мира должно быть только моим делом?

Гутьеррес возражает. Во-первых, не только. Во-вторых, к кому же еще обращаться, как не к столь влиятельному лицу? В-третьих, в списке предполагаемых целей будущих терактов фигурируют объекты, очень даже не безразличные господину Кааги. Наконец, в-четвертых, информационное агентство, контролируемое «Форпостом», не раз передавало в эфир манифесты, исполненные не только угроз, но и грубых личных выпадов по адресу ряда видных политиков и бизнесменов, в том числе господина Кааги. Гутьеррес наклоняется к уху собеседника и шепчет.

— Значит, червем земным? — неприятно улыбается Кааги.

— В точном переводе — навозным. Дальше еще хуже. Мне даже неловко повторять.

— Достаточно и червя. — Лицо японца вновь бесстрастно. Ясно, что ему не впервой слышать оскорбления со стороны «Форпоста», но до сих пор он не придавал им серьезного значения. Дело двоих, так сказать. И совсем иное дело, когда об оскорблении знают все, а оскорбленный никак не реагирует.

Это нехорошо. Совсем нехорошо.

И пусть адепты экономических теорий врут, будто умеют все просчитать. Личные мотивы плохо вписываются в их расчеты. Хотя, вне всякого сомнения, господин Кааги прикинул и прямую выгоду.

Иногда не проиграть — уже значит выиграть. Если же господин небесный гость в благодарность за спасение любезно согласится помочь кое-кому решить кое-какие мелкие проблемы… Нет-нет, никакого давления, строго на условиях добровольности. Если нет — ну что ж, Кааги не будет в обиде.

— Надо думать, нашего небесного гостя держат не на Земле, — произносит японский рыболов, делая очередной заброс. Он уже все для себя решил. — Я полагаю, вступать в контакт с генералом Хеншером мы не станем. Думаю, мы сумеем обойтись своими силами.

— Если я хоть что-нибудь понимаю, Хеншеру с его аппетитами лучше держаться от серпентийца подальше, — ухмыляется Гутьеррес, — не то May рано или поздно повесит его шкуру на вал кратера Гассенди…

Господин Кааги кивает, показывая, что принял шутку — если это шутка.

— Итак, первое: определить местонахождение нашего небесного гостя. Не думаю, что это невозможно: перечень подходящих объектов не слишком велик. Второе… ну, второе будет зависеть от первого. О! Какой вид отсюда! Полюбуйтесь, как солнце освещает вон тот склон!.. Прелестно, не правда ли?

15.

Впоследствии официальная версия вышла в такой редакции: во время маневров военно-космических сил из-за сбоя в системе наведения одной из выпущенных ракет произошло отклонение ракеты от курса. Система самоликвидации также не сработала, в результате чего ракета поразила нештатную цель — электростанцию Северная на лунной поверхности. Имеются повреждения ценного оборудования и, к сожалению, человеческие жертвы. Поскольку ракета не несла ядерной боеголовки, опасность радиоактивного заражения местности отсутствует. Точка.

Внутреннее расследование выявило несколько иную картину происшествия: истинным виновником оказался пресловутый человеческий фактор. Проще говоря, никакого сбоя не было, а имела место непростительная ошибка пилота боевой капсулы. Виновного лейтенанта вышибли из космофлота с позором и отправили на Землю, где он неожиданно получил крупное наследство и, приобретя в собственность участок реки в Норвегии, зажил припеваючи, делая свой бизнес на заезжих рыболовах. Впрочем, шут с ним. Как и с несколькими крупными и мелкими чинами, пополнившими свой бюджет кто за счет внезапного наследства, кто с помощью выигрыша в казино, а кто посредством иных, столь же приятных всякому смертному случайностей. Не будем завистниками, порадуемся за людей! К тому же они, сами того не зная, способствовали хорошему делу. Вот пример для взяточников всех времен и народов!

Ничего этого May не знал. Не знал он и того, что активную зону термоядерной электростанции Северная с перенастроенными магнитными ловушками Ван дер Локк, проявив несвойственный ему юмор, назвал серпентарием. К чему знать всякие мелочи? May сосредоточился на главном.

Состояние, в которое он впал, добровольно войдя в узилище, не имело аналогов в человеческой психологии. Возможно, это было нечто среднее между отчаянием и медитацией. Его земная семья оказалась в беде, и он впервые не знал, как помочь ей. Людей убивать нельзя — так учил Максим Волков, человек, которого May почитал как отца. Нельзя, и все. То есть нельзя ему, чужаку, а людям иногда можно. В особых случаях. Не будь запрета, May ринулся бы освобождать заложников, несмотря ни на что. Он знал, что люди часто лгут и еще чаще переоценивают себя. Быть может, стоило рискнуть сразу, до входа в плазменный кокон? Быть может, риск был не так уж велик?

Но пришлось бы убивать, это точно. May искал другие пути и не находил их. Это пугало. До сих пор он не знал ничего невозможного. Теперь это случилось.

Вокруг него, удерживаемая магнитными ловушками, кипела плазма. А в центре плазменной сферы висел он — растерянный серебристый шар. Инстинктивно May принял форму, наиболее удобную для долгого ожидания и погружения в себя. Внутри сферы было горячо, но терпимо. May отключил большинство каналов внешнего восприятия. Иногда он принимал искаженные бушующей плазмой картинки и знал, что все Волковы живы. Часто поступали предложения, намеки, угрозы. May не реагировал.

Любому внешнему наблюдателю показалось бы, что серпентиец впал в кому. В определенном смысле так оно и было, но его кома не имела ничего общего с человеческой. Тем не менее Ван дер Локк, поколебавшись, приказал отложить казнь одного из заложников с целью сделать Змеёныша более сговорчивым. Змеёнышу все равно было некуда деться. Время пока работало на «Форпост Всевышнего».

Радиосвязь, пусть и искаженная, наводила на мысли. May мог бы превратить себя в чисто энергетическую субстанцию и вырваться из кокона. Пугало незнание: сумеет ли он потом восстановить себя в прежнем облике? Не потеряет ли основу своего «я»?

Обратясь внутрь себя, May вспоминал. Теперь у него было на это время. Воспоминания всплывали неожиданно, иногда цельные, чаще отрывочные. Дивной красоты вспышкой расцвело воспоминание об Абсолютной Истине — основе жизни серпентийской расы. Но в чем заключается эта Абсолютная Истина, May не знал.