Августина лучше всех (СИ) - Васильева Юлия

Я взяла со своих слуг и со всех, кто находился в моем подчинении, особую магическую клятву убить первую жену каждого наследника рода Северинов сразу после свадьбы. Я желала, чтобы Ральф страдал так, как страдала я, хотела, чтобы он был напуган, как была напугана проклятием Камиллы я. И пусть он не особо горевал по своим женщинам, так, может, несчастье детей и внуков, всего рода, хоть сколько-нибудь его проймет.

Я хочу, чтобы ты понимал, что это не пустые слова. К тому времени Карательный Приказ уже распустили, его место заняло мое детище. Советники короля в шутку прозвали его Красной Перчаткой из-за клейма, которое носили его члены.

На Иланке слугам моей семьи, привязанным с помощью магии, ставили на тело отметку в виде раскрытой ладони — символа рода. В Эрландии я решила делать так же, подчиняя своей воле гессов, вынуждая их применять свои силы по желанию короны. В память о крошке Камилле особое внимание я уделяла целительницам.

После моей смерти мои слуги должны продолжить дело, а затем их дети и дети их детей. Красная Перчатка будет существовать еще очень долго, а вместе с ней и мое проклятие.

Да, мой милый сын, я умираю. Чувствую, что мне осталось недолго, и хочу передать тебе свою любовь и свою историю. Все накопленные за годы службы деньги я поместила в Главный банк на твое имя, фонд станет полностью доступен, когда тебе исполнится двадцать один год (можешь делать с этими средствами что хочешь), а до этого времени тебе будет выделено содержание, чтобы ты мог учиться, где и чему пожелаешь.

Я оставляю тебе все, не только деньги, но также право распоряжаться судьбой собственного отца. Находясь на смертном одре, я уже не уверена, что бесконечные болезни не надломили и мой разум. Если когда-нибудь ты посчитаешь мое решение бредом умирающей женщины, то у тебя будет право прекратить исполнение проклятия. На обороте письма указан адрес дома в Эрлборге. Обещай не ходить туда, не подвергать себя лишней опасности — достаточно короткого письма. В клятве, взятой мной с членов Красной Перчатки, присутствует оговорка, что относительно рода Северинов она должна исполняться до тех пор, пока я сама или кто-то из моих потомков не вернет данное слово.

Мой милый мальчик, мне так жаль, что я не увижу, как ты взрослеешь, не узнаю, какой путь выберешь в жизни. Но думаю, это не так уж и важно, лишь бы ты был счастлив, лишь бы был любим. Не позволяй ненависти и гневу брать верх над собой, не поддавайся ревности и обиде.

Всегда помни, что с тобой моя защита и любовь, что бы ни случилось.

Твоя мама

14 сентября. Продолжение записи

Когда Ролан развернул письмо, Лу тут же повисла у него на правом плече, пытаясь разобрать строчки. Я хотела занять левое и даже шагнула вперед, но вовремя опомнилась.

— Я не возражаю, — сказал гесс Северин, мельком взглянув на меня. — Это уже и ваша история тоже.

Я деликатно наклонилась над развернутыми страницами слева, а вот братья Ярин вынуждены были набраться терпения, а после удовлетвориться моим весьма сжатым пересказом.

Содержание послания оставило после себя горький привкус и множество вопросов.

Все это время решение было рядом!

Больно думать, как одно письмо могло избавить столько поколений от страданий. Но почему оно не было доставлено? Почему сквозь века продолжал исполняться ужасный приговор?

Волесла Гальн настолько затянул со своим так называемым переодеванием, а любопытство мое было столь велико, что я не утерпела и выглянула за дверь кабинета. В коридоре, скрестив руки на груди, с типичным осуждением гувернантки на лице стояла женщина, которую мы знали как миссу Гелену.

— Мастер сейчас спустится, — сказала она.

И не обманула.

Волесла Гальн вернулся при полном параде, в ярком, василькового цвета костюме, необыкновенно шедшем к оливковой коже, дополненном темно-синим шейным платком и блестящим топазом в ухе. Такое торжественное появление не предвещало ничего хорошего.

— Я польщен, что вы встречаете меня стоя, — сказал он, — но все же присаживайтесь. Уверен, нам многое надо обсудить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Терри незаметно покачал головой, предупреждая, но я все равно подошла к небольшому кожаному дивану и села. Вряд ли, находясь на ногах, я была в большей безопасности. Сбоку от меня тут же примостилась Лу. Ролан поколебался и в итоге выбрал странную полумеру, прислонившись к высокому подлокотнику дивана. Братья Ярин словно стражи застыли по бокам.

— Отрадное зрелище — цвет эрландской молодежи! — «Мозгоправ» сложил пальцы рамочкой и посмотрел сквозь нее, словно собирался писать с нас картину. — Ну что же, каким будет ваш первый вопрос? Восхитите меня!

— Не вопрос, а требование, — вступил Ролан. — Я хочу вернуть вам клятву относительно рода Северинов. Никаких больше смертей!

— Будет сделано, гесс. Именно за этим вас сюда и пустили. — Волесла шутливо сложил ладони и поклонился, а разогнувшись, с хитрой усмешкой погрозил пальцем мне. — Ай-ай-ай, милая гесса, как нехорошо обманывать его высочество. Мы-то с вами отлично знаем, кто настоящая невеста.

— Почему же вы не сказали ему правду? — спросила я.

— А вы всерьез считаете, что нам нравится раз в поколение охотиться за какой-то несчастной? Нам за это даже не платят! Или вот Сильвия, — он указал на миссу Гелену, — в восторге от того, что ей пришлось два года слушать пианинные экзерсисы гессы Северин?

Лу сердито оглянулась на свою бывшую гувернантку.

— Нет, не подумайте! Вы прекрасное дитя, — тут же замахал выразительными руками хозяин дома. — Но согласитесь, есть занятия и поинтереснее.

— А моя мать? — хрипло сказал Ролан. — Значит, она умерла не в родах?

Волесла Гальн впервые стал серьезен.

— Поймите меня правильно, мы не монстры, которыми вы нас воображаете. Нам не нужны лишние жертвы. Клятва заставляла нас убивать первых жен, но в ней не было ни слова о детях. Это позволило нам оттянуть ее исполнение до вашего рождения, но не дольше.

— Почему вы не избавились от клятвы раньше? — резонно спросила Лунара. — Почему письмо не попало к Лиру Северину? Кто вы такие, откуда у вас дар подчинять людей? Неужели и вы тоже…

— И почему вы вдруг решили отвечать на наши вопросы? — как самый подозрительный из нас, втиснулся в поток Терри.

Волесла Гальн проигнорировал его реплику, и, как потом оказалось, неспроста.

— Я польщен, что вы заподозрили во мне своего дальнего родственника, но нет. По крайней мере, насколько я знаю. Начну по порядку…

Я, наверное, остановлюсь здесь и перескажу его речь своими словами, потому что она была длинной, эмоциональной и периодически прерывалась нашими восклицаниями. На подробное изложение у меня уже не хватает места — в дневнике осталось не так много страниц. Кончиком пера я чувствую грубую фактуру обложки.

У Смеры действительно не было детей, кроме Лира. Волесла Гальн произносил ее имя не так, как Гусма, он превращал букву «е» в глубокое «э», но я продолжаю писать как прежде, потому что в таких вещах больше доверяю урожденной иланкийке. Зато дети были у служанок, молодых девушек, Эслы и Эхмет.

Приближенные к членам иланкийской княжеской семьи слуги набирались по деревням среди бануш либо, как деликатно намекнул рассказчик, предварившись лукавым «да простят меня юные гессы», являлись незаконнорожденными детьми князя. Некоторые позиции во дворце и вовсе передавались по наследству из поколения в поколение.

Если слуга обладал даром, родовое клеймо ставили ему на правое плечо, если нет — на левое. Несмотря на то что девушки были отмечены по-разному, как говорил про них Барт Биргит, «Левая» и «Правая», потомки обеих периодически получали дар привязки. Сам Волесла Гальн вел свою линию от Эхмет, имевшей знак ладони на левом плече.

Перед смертью Смера должна была взять со своих служанок магическую клятву, чтобы те продолжали и дальше работать на благо короны, ведь с исчезновением хозяйки девушки освободились бы от привязки и от желания выполнять приказы короля. Поддавшись ненависти к бывшему возлюбленному, иланкийская княжна включила в эту клятву проклятие Северинов и обязала служанок передавать его каждому новому члену Красной Перчатки. Одним из условий этой кары стало запугивание невест перед свадьбой, дабы превратить счастливую пору в источник бесконечных сомнений и страха для семей с обеих сторон.