Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи - Лев Гумилёв

А.С.: Всем смыслом Ваша вполне материалистическая теория направлена против такого самоубийственного исхода. Из нее, как бы к ней скептически ни относились, можно извлечь немало полезного для практического применения. Но мы возвращаемся к тому, с чего начали: научную работу тормозят, игнорируют, а книги то издаются мизерным тиражом, то всячески затягивается их выпуск. Что, по-Вашему, за этим кроется?

Л.Г.: Я думаю, что очень сильно сказывается та серость, которая расползлась в застойное время. Вульгарно-социологические взгляды и непроходимый догматизм сковали мышление. Все боятся экологической катастрофы, но далеко не все действительно осознают ее. Еще меньше тех, кто способен мыслить и действовать без разлада с природой, в ее пользу.

Например, в Госплане не принимают отчеты моих учеников, в которых даются не только цифры выполнения планов, но проводится анализ природных условий края, исторических традиций населяющих его народов, этнических стереотипов поведения, уровня культуры. У начальства ответ один: «Нам это не нужно. Нам нужны только цифры!» Вот и получается, что вместо народа видят лишь экономический регион, административно-территориальную единицу. А важно еще осознать, что связь человеческой популяции со средой своего обитания дает не только пищу, но и формирует соответствующие эстетические и нравственные ценности.

Мы пребываем то ли в наивности, то ли в невежестве. Вот передо мной рецензия, предложенная к моей книге: «География этноса в исторический период», запланированная в Ленинградском отделении издательства «Наука». Рецензент не может, а вернее, не хочет понять разницы между понятиями «этнос» и «общество». И поэтому все дальнейшее для него остается как в тумане. Поясню: феодализм был во Франции и Японии, но мушкетеры не были самураями и наоборот. Следовательно, подмена природных категорий социальными неправомерна. Не ясен оппоненту и термин «пассионарность», который всего лишь эффект биохимического вещества биосферы. По закону сохранения энергии она не может накапливаться, а может только перегруппировываться в форме образования мутаций. Повторяю, мутации возникают вследствие жесткого излучения, которое на Землю приходит из ближнего космоса. Но само оно никакой энергии не приносит, а нарушает установившееся равновесие, и то на короткий срок. Странно, что человек с высшим образованием не знает, что космос влияет на нас постоянно: Луна вызывает приливы и отливы, вспышки на Солнце порождают циклические изменения в мире живого, ультрафиолетовые лучи, прорываясь сквозь ионосферу, служат причиной мутагенеза, особенно частого у вирусов. И эта энергия никак не психическая, а биохимическая. О чем ясно сказано в книге.

Казалось бы, одна невежественная рецензия не может иметь решающего значения для становления целой теории. Но одна попавшая в гусеницу танка гайка, увы, способна остановить его. Монопольное право дает невежеству огромную силу. Именно она сдерживает поток свежей информации, затормаживает выход книг, препятствует прохождению научных результатов в практику.

Чтобы объективно оценить состояние и перспективы межнациональных отношений, выработать правильную национальную политику, необходимо сопоставить точки зрения на проблему как можно шире. И шагнуть вперед, сопоставляя взгляды и преодолевая противоречия.

* * *

Л.Г. Сейчас модно славословить новое мышление. Особенно усердствуют те, кто ни по-старому, ни по-каковски думать не умел. Как будто можно отвинтить одну голову и привинтить другую – сразу станешь соображать. Но это не механическое дело, тут слесарные замашки даже истых инженеров человеческих душ не помогут. По-моему, инструментом должен послужить критический анализ.

Мы вдруг вспомнили, что история российская началась не с семнадцатого года, как это вдалбливалось в головы одного советского поколения за другим. Нельзя не согласиться с мнением, что общество дезориентировано чуть ли не по всем узловым проблемам своего прошлого. И чтобы не оставаться Иванами, не помнящими родства, необходимо уяснить себе особенность и уникальность пути России, ее роли в истории, точно знать, откуда мы и чью генетическую память храним.

А.С.: Но отрекаться от беспамятства можно по-разному. «Вся история России, – пишет один из авторов „Литературной газеты“, – развивается через тотальное отрицание». Что же это за антипуть? Чем он в единой панораме отличается от движения других народов?

Л.Г.: Если коротко: принципиально – ничем. Во-первых, тот процесс, который называется этногенезом и начинается с энергетического (пассионарного) толчка, протекает в несколько фаз. И они, естественно, в этой последовательности отменяют друг друга. Во-вторых, периоды подъема, надлома, спада, инерции не совпадают для разных народов и стран. Синхронные сравнения с Европой просто наивны, ведь мы относительно молодой этнос, лет на шестьсот ее моложе. Древняя же Русь относится к России примерно как Древний Рим к Италии. В-третьих, что бы ни говорили, хоть Чаадаев, хоть Бердяев, наша история не более кровавая, не более мрачная, не более катастрофическая, чем история той же Европы, Ближнего и Среднего Востока или Китая, где при этнических потрясениях уничтожалось две трети, три четверти и даже, эпизодически, девять десятых населения (Китай VI в.).

А.С.: Лев Николаевич, так вы сами верите в прогресс? В одной из ваших книг подчеркнуто, что теория исторического материализма создана специально для того, чтобы отразить прогрессивное развитие человечества по спирали. Тем не менее вы предлагаете собственную систему отсчета. И вероятно, нам остается подразумевать иную линию развития?

Л.Г.: Я не спорю с марксизмом, как это кажется тем, кто меня не читал. Не спорю, потому что в этом нет никакой нужды: этнические процессы я отношу к чисто природным, биосферным, а не к социальным. Человеческая наследственность, физиологическая энергия отдельной клетки и всего организма, популяционные процессы и проч., и проч. как феномены биохимического уровня не зависят от общественно-экономических формаций, производительных сил и производственных отношений, от экономической конъюнктуры, рентабельности, прибыли и иных бухгалтерских понятий.

Ребенок, установивший связь с матерью первым криком и первым глотком молока, входит в ее этническое поле. Пребывание в нем формирует его собственное этническое поле, которое потом лишь модифицируется вследствие общения с отцом, родными, другими детьми и всем народом. Будто действует магнит, соединяющий людей и придающий им качества носителей особого ритма. Попади человек в окружение чужих, выбейся из первоначально заданного ритма этнического поля, и даже в комфортных условиях его охватывает ностальгия – тоска по родине.

А.С.: Но сейчас и те, кто никуда не уезжал, чувствуют себя неприкаянными в родной стране. Одних беспокоит утрата былого патриотизма, других путает разрушение представлений о социалистическом Отечестве. Потеряны хоть и воображаемые, но ставшие привычными ориентиры. Пришло время правды, но, ох, тяжко бремя лжи. Нас приучали к тому, что, переливая забродившую, как вино, жизнь в социалистический сосуд, мы устремились в будущее. Так ли это на самом деле? Возможно, просто ловкие виноделы сменили обветшалую этикетку на более свежую, рекламно яркую и завлекающую? Как ни парадоксально звучит, не исключено и другое: поворот к социализму, происшедший в России, – это возврат в прошлое. Разве такое, с точки зрения марксиста, противоречит диалектике?

Л.Г.: Мне, как и миллионам соотечественников, вкусивших прелести ГУЛАГа, не надо объяснять, чем отличаются граждане от неграждан. Это означает рабское положение последних. Неужели дорога к светлому будущему лежала и через рабовладельческий строй? В то же время и на жизнь «вольных» также распространялась власть собственника в виде совокупного начальства.

«Это было, было…» – как поется в песенке. Например, еще китайский император Ван Ман установил в I в. н.э. своеобразный «коммунистический» строй. Была введена госсобственность на землю, а крестьянам выделялись в аренду равные наделы. Существовало подобие монополии на внешнеэкономические связи. В руках государства были сосредоточены торговля солью, вином, железом. Правитель запретил частным лицам иметь золото, собрав его в казну. Хозяйственная жизнь была зарегулирована. И что же? Эксперимент был оборван восстанием «краснобровых», то есть крестьян, убивших реформатора в двадцать пятом году н.э.

А.С.: У нас перемены пока идут со скрипом и пробуксовкой. Критика отскакивает как горох от железобетонной стены административно-командной системы. Пусть кругом развал, а этой крепости – хоть бы хны. За счет чего и на чем она держится?

Л.Г.: Крепость стоит на скале. Пока изменения не затронут фундамента, она будет стоять неколебимо. Ее не колышут общественные заботы, зато у подданных она изымает кроме прибавочного также и часть необходимого продукта. О губительности подобной политики, ведущей к обнищанию и депопуляции, писал еще Т. Мальтус, известный у нас как автор «человеконенавистнической теории», однако бывший не только попом, но и преподавателем Ост-Индского колледжа в Лондоне. Самая краткая формула жизни такого государства – «власть – деньги – власть». Чем же государственный социализм, где фактически богатствами владеет бюрократический аппарат, где царят блат, продажность, взятки, отличается от древних бюрократий? Для нас это реальность: миллионы людей – за чертой бедности, жалкое существование влачат здравоохранение, просвещение, культура.