Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи - Лев Гумилёв

Следует всячески способствовать дальнейшему расширению контактов национальных культур, их взаимному обогащению, их подъему и расцвету.

За этим многие усматривают опасность ассимиляции. Однако она проявляет себя далеко не всегда и не везде. На берегах Рейна французы и немцы живут в соседстве свыше тысячи лет, исповедуют одну религию, используют одинаковые предметы быта, выучивают языки друг друга, но не сливаются, так же как австрийцы – с венграми и чехами, испанцы – с каталонцами и басками, русские – с удмуртами и чувашами.

Преодолевая догматизм, мы стремимся разрушить устаревшие стереотипы. Однако и тут надобно действовать с умом. Скажем, кому-то взбредет в голову взяться за переделку этнического стереотипа поведения. Кстати, такое уже бывало. Упаси Бог, чтобы повторилось! Надо чрезвычайно чутко относиться к национальным обычаям, хотя и не раздувать различий. Одни едят свинину, другие нет – ну и что из этого? Ни из каких благих побуждений не должно быть подталкивания к сближению и слиянию, которые представляют, как я понимаю, очень длительный и во многих чертах нами еще не осознанный процесс. Зачем стараться втиснуть в одни рамки поведения абхазца и чукчу, литовца и молдаванина? Практически, если говорить о подлинно гуманистической общности, лучше следовать принципу: «Жить порознь, но дружно». Теоретически же необходимо развивать этнологию и другие науки о человеке и человеческих популяциях, усиливать их прогностическое значение.

Обращаясь к Библии с ее заповедями или Корану с его откровениями, люди через прошлое пытаются увидеть будущее. А те, кто не склонен к религиозности, подобие Священной книги ищут в Науке, которая не только распадается, специализируясь, на множество отраслей, но и пробуждает мощный синтез. Похоже, настало время, когда начинает оправдываться Марксово предвидение о том, что «естествознание включит в себя науку о человеке в такой же мере, в какой наука о человеке включит в себя естествознание. Это будет одна наука». Мы, ныне живущие, как бы заново открываем себя, свой духовный мир и мир, который нас окружает, где лавиной расширяются контакты между странами и народами, обмены в науке, культуре, информации, где в одном клубке сплелись противоборство и взаимообогащение, старое и новое, злое и доброе.

Постигая корни нашего родства, изучая «историю с географией», мы хотим понять, куда растет и как ветвится древо человеческое. История нашей страны и населяющих ее более чем ста наций и народностей помогает нам яснее, насколько возможно, представить будущее. Об этом сказал Вернадский: «То новое, что дает в быту живущих в нем людей большое по размерам государство, приближается по своему укладу к тому будущему, к которому мы стремимся, – к мирному мировому сожительству народов».

* * *

А.С.: Помню с каким волнением я держал в руках книгу «Этногенез и биосфера Земли», пахнущую типографской краской. Наконец-то издательство ЛГУ выпустило в свет монографию Л. Н. Гумилева. Почему же ей не давали ходу?

Л.Г. Получилось, что себе во вред я защитил вторую докторскую диссертацию – по географии. Правда, Высшая аттестационная комиссия ее не утвердила: «Поскольку представленная диссертация должна быть оценена выше, чем докторская, то за докторскую она засчитана быть не может». В качестве компенсации, а скорее наказания, меня утвердили… членом ученого совета по присуждению научных степеней по географии. Вот такой зигзаг! Впрочем, я попытаюсь позже его объяснить.

А.С.: Но ваш труд, существуя тогда в одном лишь экземпляре, все же находил дорогу к читателю: Всесоюзный институт научной и технической информации, где он был депонирован, вынужден был в 80-е годы сделать, несмотря на всякие препоны, около 20 тысяч ксерокопий. Значит, того требовали «проклятые» вопросы?

Л.Г.: Да, это так. Слишком долго теоретические построения игнорировали естественные законы. Живая природа, частью коей мы являемся, – это «правовое государство», и человек не может в нем по своей прихоти отменить ни одного из вековечных предписаний.

Я как этнолог рассматриваю человека и человечество с точки зрения биологического вида и его популяций, а отдельные народы, конкретные этносы – непременно в их стадиальном развитии и тесной взаимосвязи с вмещающим их географическим ландшафтом. Проблемы этногенеза лежат на грани исторической науки, там, где ее социальные аспекты плавно переходят в естественные. Таков мой принципиальный подход, к сожалению, до сих пор настойчиво отвергаемый монополизированной официальной наукой, чьи титулованные представители пытаются обвинить меня аж в расизме.

А.С.: Если верить публикации академика Ю. В. Бромлея в журнале «Вопросы философии» (№ 7 за 1988 г.), ваша теория вроде бы делит народы на «отсталые» и «передовые», а социальная активность этносов якобы задается какими-то физическими силами, чуть ли не механистически…

Л.Г.: По диалектике, весь мир в движении. Динамическую систему представляет собой и этнос. Этнические процессы движет та же энергия, что и поднимает в воздух полчища прожорливой саранчи или направляет походы тропических муравьев и вообще все странные и ошеломляющие своей массовостью миграции животных. Она описана академиком Вернадским как энергия живого вещества, по природе своей биохимическая. Она присутствует в каждом организме, в этносах и их скоплениях, суперэтносах, которые мы называем культурами – греко-римская культура, персидская культура и так далее. Но к этому материалу я подхожу не как гуманитарий, а как натуралист. Что тут крамольного?

А.С.: Разумеется, ученый вправе следовать собственным путем поиска. Иначе наука заглохнет. В этой связи нелишне вспомнить: Энгельс признавал, что американский ученый Льюис Генри Морган, занимаясь исключительно вопросами этнического родства, по-своему вновь открыл материалистическое понимание истории и пришел в главных пунктах к тем же результатам, что и Маркс. Выходит, ни производительные силы, ни производственные отношения, ни общественно-экономические формации к этому касательства не имели?

Л.Г.: Действительно, этносы преходящи, и одни из них могут родиться и исчезнуть в пределах одной общественно-экономической формации, другие способны существовать, переходя из рабства в феодализм, капитализм и т.д. Как мне представляется, отсчет времени для сугубо определенной этнической общности идет примерно 1200–1500 лет. Речь никак не может идти о развитых или недоразвитых народах, это глупость. А суть вот в чем: для любой динамической системы характерны ранние и поздние фазы, будь то этнос или организм. «Старость» не значит «отсталость», пенсионер – не отсталый пионер.

Рождение этноса связано с пассионарным, то есть энергетическим, толчком. Внешней причиной при этом является, я убежден, космическое воздействие. Его следы не случайны во времени и пространстве, а укладываются в десять узких полосок на поверхности Земли. И с каждой из них связано рождение, причем внезапное, уникальной плеяды этносов-сверстников. Одна плеяда «зачалась» в VIII в. до н.э. – римляне, галлы, персы, другая в III в. до н.э. – хунны, сарматы, парфяне, третья – в I в. н.э. – готы, славяне, «византийцы», аксумиты и тому подобные до последнего известного толчка, случившегося в конце XVIII в. в Южной Африке, Индокитае и Японии.

Энергетический взлет, выразившийся в ожесточении племенных войн и появлении плеяды поэтов, имел место в Аравии на рубеже V и VI веков. А в VII в. выступил Мухаммед с проповедью строгого единобожия, образовав вокруг себя небольшую группу фанатичных, волевых, безумно храбрых последователей. Члены мусульманской общины порывали былые родовые связи, образуя особый коллектив. Мусульмане начинают свою историю с бегства Мухаммеда из Мекки в Медину-хиджра – 623 г. Возник новый этнос с самоназванием «арабы». Халифат занял гигантское пространство от Атлантического океана до Инда.

Но в X в. этот халифат распадается на отдельные области. Даже сами арабы размежевались: испанские подняли зеленое знамя Омейядов, иракские – черное знамя Аббасидов, египетские – белое знамя Фатимидов, а бахрейнские племена бедуинов создали сначала общину, а потом государство карматов, и все они фактически обособились в самостоятельные этносы, враждебные друг другу. И все же инерция системы, созданной Мухаммедом, оказалась грандиозной. Уже в XI–XII вв, идею халифата отстаивали тюрки-сельджуки. Мусульмане, этнически чуждые арабам, становились шиитами, исмаилитами, суфиями или исповедниками учений, внешне правоверных, а по сути оригинальных и далеких от мироощущения Мухаммеда и первых халифов. Очарование исламской культуры охватывало все новые области в Африке, Индии, на Малайском архипелаге и в Китае. Процесс этот продолжается. Но хотя по традиции принято говорить о джихаде – священной войне против христиан, в наше время мусульмане воюют друг против друга, причем с большим ожесточением. А арабский мир переживает очередной кризис.