Феодальное общество - Марк Блок

5. Торговля феодами

В царствование первых Каролннгов мысль о том, что вассал по собственной воле может продать свой феод, показалась бы вдвойне абсурдной: во-первых, имение ему не принадлежало, а во-вторых, он сам был обязан платить за него личным исполнением определенных обязательств. С годами суть условий первоначального договора все больше забывалась, и вассалы в случае нехватки денег или избытка щедрости все свободнее располагали тем, что привыкали считать своим имуществом. Немало способствовала этому и церковь, которая на протяжении всего Средневековья весьма плодотворно трудилась над ослаблением как семейных, так и вассальных уз, мешающих распоряжаться собственностью по личному усмотрению: без пожертвований, «гасящих адский огонь, как вода», это пламя полыхало бы неугасимо, а религиозные общины погибли бы от истощения, если бы сеньоры, у которых не было ничего, кроме феода, не имели возможности отделить от доставшегося им от предков имения какой-либо части в пользу Господа и Его святых. По сути дела, отчуждение феода содержало в себе два совершенно различных аспекта.

Обычно собственно феод переходил при разделении надела на какую-то часть доставшейся по наследству земли. Традиционные повинности, которые отягощали всю землю, собирались на определенной ее доле, остававшейся в руках вассала. Так что выходило, что и в случае раздела сеньор практически ничего не терял; потеря могла произойти в совсем уж невероятном случае конфискации земли или превращения ее в выморочное имущество. Была другая опасность — опасность, что уменьшившийся феод не даст возможности зависимому исполнять свои обязанности. Частичное отчуждение феода с освобождением от повинностей тех жителей, которые жили на этой земле, во французском праве называлось «сокращение феода», а значит, и обесценивание. И к разделу, и к сокращению в разных местностях относились по-разному. В одних раздел в конце концов признали законным, но внесли ограничивающие условия. В других стояли до конца, считая необходимым согласие непосредственного сеньора, то есть всей цепочки сеньоров, находящихся один над другим на ступеньках социальной лестницы. Безусловно, это согласие зачастую покупалось, и поскольку оно стало возможностью получения выгоды, в нем отказывали все реже и реже. Мы опять видим, как стремление к выгоде вступает в противоречие с интересами службы.

Полное отчуждение феода в еще большей степени противоречило духу отношений вассала и господина. И дело было даже не в том, что вместе с землей исчезали обязательства, а в том, что изменился вассал. Эта ситуация доводила до крайности тот же парадокс, который возникал при наследовании. Но при наследовании, имея некоторую долю оптимизма, можно было надеяться на верность рода вассалов роду господ. А на какую привязанность можно было рассчитывать, если незнакомец приобрел обязательства вассала лишь как «довесок» к выгодной покупке? Опасность, правда, могла быть устранена, если сеньора будут заранее вводить в курс дела. Так и начали делать почти с самого начала. А точнее, сеньор забирал обратно феод, а потом, если была на то его воля, отдавал его покупателю, который до этого приносил ему оммаж. Само собой разумеется, что обычно все это готовилось, и продавец или даритель могли расстаться с феодом только после того, как сеньор познакомится с тем, кто заменит продавца и с кем ведутся переговоры. Подобная процедура, надо думать, стала существовать почти сразу, как только появились феоды и «дарения». И точно так же, как в случае с наследованием, главный этап можно было считать пройденным, когда сеньор сначала практически, а потом юридически потерял право отказывать в новой инвеституре.

Но не будем думать, что подобное изменение произошло плавно. Ввиду анархии, царящей в X и XI веках, права сеньоров на феод были основательно позабыты. Они будут вновь восстановлены в следующем веке, благодаря, с одной стороны, успеху юридической мысли, а с другой, под давлением тех государств, которые были заинтересованы в надежности феодальных отношений. Так было с Англией времен Плантагенетов. Воскрешение и укрепление старинных принципов происходило почти повсеместно. В XIII веке сеньор с большим правом и гораздо тверже мог воспротивиться передаче феода церкви, чем раньше. Церковь приложила немало усилий, чтобы стать самостоятельной структурой в феодальном обществе, духовные лица были избавлены от воинской повинности, но именно это служило законным основанием отказа в феоде духовенству. В то же время короли и другие власть имущие покровительствовали церкви, видя в ней то поддержку против нежелательных посягательств, то возможность сбора налогов.

Но согласие сеньоров очень скоро изменило характер — подобное изменение нам знакомо: через некоторое время оно превратилось в законный налог на перемену владельца. У сеньора была и еще одна возможность, он мог оставить феод за собой, выплатив компенсацию покупателю. Ослабление сеньориальной власти выражалось точно так же, как и ослабление родовых связей; вместе с тем виден и обратный параллелизм: где (как, например, в Англии) не привился обычай «отступного» за наследство, не возник и выкуп за феод. Однако привилегия сеньора выкупать феод явственнее всего показывает, что феод преобразился в вотчину, так как сеньору для того, чтобы вернуть себе свое законное имущество, нужно было отныне вносить ту же сумму, что и покупателю. Начиная с XII века феоды продавались или уступались почти что свободно. Верные занялись торговлей. Торговля не укрепила их верности.

Глава V. СЛУГА МНОГИХ ГОСПОД

1. Многочисленные оммажи

«У самурая только один господин», в этом старинном японском изречении, которое вспомнил генерал Ноги в 1912 году, отказавшись пережить своего императора, содержится главная суть любой системы, основанной на верности. Нет сомнения, что таков же был и главный принцип франкского вассалитета в самом начале его существования. В каролингских капитуляриях он не сформулирован только потому, что сам собой подразумевался, и все их правила и речения исходят из него. Верный мог поменять господина только в том случае, если господин, которому он принес клятву верности, был согласен ее вернуть. Присягнуть другому господину, уже будучи чьим-то вассалом, было строжайше запрещено. Все акты о разделе свидетельствуют, что империя постоянно принимала меры, чтобы избежать перемещения вассалов. Память об этой первоначальной строгости сохранялась достаточно долго. Около 1160 года монах монастыря Рейхенау, переписывая устав службы королевского войска, введенный императорами для своих итальянских походов, вставил в этот текст апокрифические слова Карла Великого. «Если случится, — цитирует наш монах короля, считая, что передает дух старинных нравов, — что один и тот же рыцарь будет связан со многими господами, дабы получить многие пожалования, то Господу это не понравится…»{160}.

Однако уже задолго до этого времени представители рыцарского сословия привыкли к тому, что можно быть одновременно вассалом двух сеньоров, а значит, и многих сеньоров одновременно. Самый первый из известных на сегодня примеров относится к 895 году (провинция Турень)[37]. На протяжении следующих веков таких примеров становится все больше и больше, уже в XI веке баварский поэт, а к концу XII века лангобардский юрист считают подобную ситуацию совершенно нормальной. Количество одновременно принесенных оммажей было порой очень велико. В последние годы XIII века один немецкий барон признавался, что получил феоды от двадцати разных сеньоров, другой от сорока трех{161}.

Самые разумные из современников точно так же, как мы, прекрасно видели, что подобное множество подчинений по существу отрицает ту безоглядную верность свободно выбранному господину, которая содержалась в приносимой клятве. Время от времени то юрист, то летописец, то сам король, как, например, Людовик Святой, меланхолично напоминают вассалам слова Христа: «Никто не может служить двум господам». В конце XI века знаток канонического права, епископ Ив Шартрский счел необходимым освободить одного рыцаря от клятвы верности, судя по всему вассальной, которую тот принес Вильгельму Завоевателю, «ибо, — объяснил прелат, — это обязательство вступает в противоречие с тем, которое этот человек уже дал раньше своему законному господину, поскольку связан с ним по рождению и получил от него свое наследственное имущество». Удивляет то, что подобное отклонение возникло так рано и распространилось так широко.

Многие историки считают, что виной тому рано возникшее обыкновение вознаграждать за службу феодами. Действительно, соблазн иметь как можно больше хорошей земли толкнул не одного вассала на поиск новых господ и принесение им оммажа. Разве не знаем мы случая во времена Гуго Капета, когда вассал короля отказывал в помощи графу, настаивая на том, чтобы тот признал его своим вассалом? «Потому как, — заявил он, — не принято у франков сражаться иначе, чем в присутствии или по приказу своего сеньора». Предлог был красивым. Действительность хуже. Мы знаем, что за новую клятву верности он получил деревню в Иль-де-Франсе{162}. Остается только объяснить, почему сеньоры так охотно принимали, а вернее, поощряли эти половинные, четвертинные, в общем, частичные верности, что позволяло вассалам, никого не смущая, давать столько противоречащих друг другу обещаний. Начнем с эволюции этого института, который из своеобразной личной аренды превратился в наследственную вотчину и стал объектом купли-продажи. Рыцарь, который дал уже клятву верности какому-то сеньору, наверняка мог получить наследство или купить феод, находящийся в ведении другого сеньора, и трудно себе представить, что этот рыцарь отказался от возможности приумножить свое состояние только из-за того, что это связано с новой вассальной зависимостью.