Сказка - Кинг Стивен

Она опустила стеклянную трубку в желтое пюре, потом поднесла указательный палец правой руки к красному пятну — единственному изъяну на ее белоснежной коже. Я увидел, что все ее ногти были коротко подстрижены, кроме одного на этом пальце. Она вдавливала ноготь в пятно до тех пор, пока он не вошел внутрь. Тогда она потянула в сторону, плоть открылась, и тонкая струйка крови потекла по линии подбородка. Она вставила трубку в проделанное маленькое отверстие, и ее щеки втянулись, пока она всасывала то, что было ее пищей. Половина пюре в маленьком кувшинчике исчезла — мне этого хватило бы на один глоток. Ее горло дернулось не один раз, а несколько. Должно быть, на вкус это было так же противно, как и на вид, потому что она прямо-таки давилась им. Она вытащила трубку из того, что было бы трахеотомическим разрезом, если бы находилось в горле. Дырочка тут же исчезла, но пятно на белой коже выглядело еще краснее, чем прежде. Оно казалось проклятием ее красоте.

— Неужели этого тебе достаточно? — в моем голосе звучал ужас, я ничего не мог с этим поделать. — Ты ведь почти ничего не съела!

Она устало кивнула.

— Проделывать проход больно, а вкус у этого неприятный, особенно когда столько лет приходится есть одно и то же. Иногда я думаю, что предпочла бы умереть с голоду, но кое-кому это доставило бы слишком много удовольствия, — она наклонила голову влево, в ту сторону, откуда я пришел, и в ту, где находился город.

— Прости, — сказал я. — Если бы я мог что-то сделать…

Она кивком показала, что понимает (конечно, люди хотели что-то сделать для нее, даже, наверное, дрались друг с другом, чтобы быть первыми в очереди) и снова сделала свой жест-намасте. Потом взяла одну из салфеток и промокнула ей струйку крови. Я слышал о проклятиях — в сказках их полно, — но первый раз видел их в действии.

— Следуй его меткам, — сказала Фалада. — Не заблудись, иначе ночные солдаты схватят тебя. И Радар. — это слово далось ей нелегко, прозвучав как «райяр» и заставив вспомнить восторженные крики Доры при виде моей собаки. — Солнечные часы находятся на площади у стадиона, с задней стороны дворца. Ты можешь добиться цели, если будешь действовать быстро и тихо. Что касается золота, о котором ты говоришь, то оно внутри. Добраться до него гораздо труднее — и опаснее.

— Лия, ты когда-то жила в этом дворце?

— Давно, — сказала Фалада.

— Ты что…, — мне пришлось заставить себя произнести это, хотя ответ казался очевидным. — Ты принцесса? — спросил я.

Она наклонила голову.

— Была ею, — Лия теперь говорила о себе — через Фаладу — в третьем лице. — Самая маленькая из всех, потому что у нее было четыре старших сестры и два брата — принца, если угодно. Все ее сестры умерли — Друзилла, Элейна, Джойлин и Фалада, моя тезка. Роберт тоже умер, она видела его бедное раздавленное тело. Умер и Элден, который всегда был добр к ней. Ее мать и отец тоже мертвы. Мало кто из всей семьи выжил.

Я молчал, пытаясь осознать чудовищность такой трагедии. У меня отняли только мать, и это было достаточно тяжело.

— Ты должен увидеть дядю моей хозяйки. Он живет в кирпичном доме недалеко от Прибрежной дороги. Он расскажет тебе больше. А теперь моя госпожа очень устала. Она желает тебе доброго дня и счастливого пути. Ты должен остаться на ночь у Доры.

Я встал. Солнечное пятно почти достигло деревьев.

— Моя госпожа желает тебе удачи. Она говорит, что, если ты омолодишь собаку Адриана, как ты хочешь, то должен привести ее сюда, чтобы госпожа могла посмотреть, как она скачет и бегает, как когда-то.

— Я так и сделаю. Могу я задать еще один вопрос?

Лия устало кивнула и подняла руку — давай, но быстро.

Я достал из кармана маленькие кожаные туфельки и показал их Лии, а потом (чувствуя себя немного глупо) Фаладе, которая снова не проявила абсолютно никакого интереса.

— Дора дала мне это, но я не знаю, что с ними делать.

Лия улыбнулась одними глазами и погладила Фаладу по носу.

— На пути к дому Доры ты можешь встретить путников. Если они босиком, значит, отдали ей изношенную обувь для починки. Тогда отдай им эти жетоны. Вниз по дороге в той стороне…, — она махнула в направлении города. — есть магазинчик, которым владеет младший брат Доры. Если путешественник даст ему такой жетон, он обменяет его на новую обувь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я обдумал это.

— Дора чинит изношенную обувь.

Лия кивнула.

— А ее владельцы идут к ее брату-лавочнику.

Новый кивок.

— Когда Дора обновит эти туфли — как я надеюсь обновить Радар, — она относит их своему брату?

Еще кивок.

— А брат продает их? — спросил я.

Лия покачала головой.

— Но почему? Магазин должен приносить прибыль.

— В жизни есть нечто большее, чем выгода, — наставительно сказала Фалада. — Моя госпожа очень устала, ей надо отдохнуть.

Лия взяла мою руку и сжала ее. Можно не говорить вам, что я при этом почувствовал. Выпустив ее, она хлопнула в ладоши. Фалада неторопливо зашагала прочь. Один из серых батраков вышел из сарая и легонько шлепнул лошадь по боку. Та довольно охотно направилась к амбару вслед за ним.

Когда я оглянулся, то увидел женщину, которая приносила нам пюре и лимонад. Кивнув мне, она указала на дом и дорогу за ним. Это, несомненно, означало, что аудиенция окончена.

— До свидания и спасибо тебе, — сказал я.

Лия снова сделала намасте, потом устало опустила голову. Служанка (возможно, она была фрейлиной) проводила меня до дороги, ее длинное серое платье касалось земли.

— Ты можешь говорить? — спросил я ее.

— Немного, — это было похоже на хриплое карканье. — Больно.

На дороге я показал в сторону, откуда пришел.

— Как далеко до кирпичного дома ее дяди? Знаешь?

Она подняла бесформенный серый палец.

— День?

Она кивнула — как я понял, здесь это была самая распространенная форма общения. Ею пользовались те, кто не мог освоить чревовещание.

День, чтобы добраться до дяди. Если до города было двадцать миль, то это, возможно, удлинит путешествие на день, а скорее всего, на два. Или даже три. Считая возвращение к подземному коридору, ведущему к колодцу, всего это займет шесть дней, и то при условии, что все пройдет нормально.

К тому времени мой отец наверняка вернется и узнает о моем исчезновении. Он испугается и может захотеть выпить. Я поставил трезвость моего отца под угрозу из-за собаки… И даже если волшебные солнечные часы существуют, кто знает, сработают ли они на пожилой немецкой овчарке? Я понял — вы скажете, что я должен был понять это раньше, — что задуманное мной было не просто безумным, но еще и эгоистичным. Если я сейчас вернусь, никто ничего не узнает. Конечно, мне пришлось бы как-то выбираться из сарая, если Энди запер его, но я думал, что у меня хватит для этого сил. Я был одним из немногих игроков в команде школы Хиллвью, кто мог ударом по манекену не просто отбросить его на фут или два назад, а опрокинуть. Было и еще кое-что: я скучал по дому. Меня не было там всего несколько часов, но день уже подходил к концу в этой печальной серой стране, где яркий цвет исходил только от огромных маковых полей… Да, я скучал.

Я решил взять Радар и вернуться. Обдумать все варианты. Постараться составить план получше, такой, при котором я мог бы отсутствовать неделю или даже две, не вызвав ни у кого беспокойства. Я понятия не имел, каким будет этот план, и, думаю, в глубине души (в том темном маленьком чулане, где мы пытаемся хранить секреты от самих себя) знал, что буду откладывать его до тех пор, пока Радар не умрет — это было то, что я намеревался сделать.

До тех пор, пока серая девушка не взяла меня за локоть. Насколько я мог судить по тому, что осталось от ее лица, она боялась сделать это, но тем не менее ее хватка была твердой. Она притянула меня к себе, встала на цыпочки и прошептала своим каркающим голосом:

— Помоги ей.

3

Я медленно шел обратно к Дому обуви Доры, едва замечая, как меркнет дневной свет. Я вспоминал, как Лия (о которой я тогда все еще думал как о Лее) прорвала ногтем пятно рядом с тем, что было ее ртом. Как у нее текла кровь, как ей, должно быть, было больно, но она делала это потому, что это отвратное пюре было единственным, чем она могла питаться, чтобы выжить.