Приключения Каспера Берната в Польше и других странах - Зинаида Шишова

- Эй вы, бездельники! - закричала она. - Заткните свои глотки. Я наложу на вас епитимью за кощунство!

Медлить нельзя было. Солдаты могли ее услышать, а тогда все пропало!

- Хватайте ее, Збигнев и Якоб, - тихо сказал Генрих, - а с той я сам справлюсь! Кляп, кляп первым делом!

Через минуту мать настоятельница, связанная и с кляпом во рту, красная от натуги, пыталась освободиться от пут. Скоро рядом с ней оказалась мать казначея.

- Ну, барон Мандельштамм поблагодарит нас, ребята! - во всеуслышание объявил Генрих. А тихо добавил: - Франц, Збышек, живо за Миттой и Уршулой! Усадите их на коней - и рысью к охотничьему домику! А этих сажайте во второй возок да дверцу его забейте гвоздями! Ты, Якоб, - браво скомандовал Генрих, - скачи навстречу господину барону, предупреди, что мать аббатиса везет золото и Митту! А пока барон встретит этот караван да во всем разберется, - добавил он старику на ухо, - ты давай тягу к нам! К тому времени мы будем уже далеко. Лошадь привязана у большой ели.

Збигнев, Роберт и Франц подбежали ко второму возку.

- Уршула! - гаркнул Франц и подхватил на руки выскочившую из возка девушку.

Збигнев с бьющимся сердцем заглянул внутрь. В темноте он различил неподвижную темную фигуру. Тихий, очень тихий голос произнес:

- Это вы, пан Збигнев?

Самообладание вернулось к юноше. Осторожно вынеся девушку из возка, он направился к переминающимся с ноги на ногу лошадям. Усадив Митту на луку седла, он быстро вскочил на коня. Франц передал Уршулу Роберту и, вскакивая на своего серого, успел только сказать:

- До свиданья, Уршула! Сегодня же свидимся! А мне еще нужно подсобить пану Генриху...

Генрих с Францем еле втиснули упирающихся монахинь во второй возок и накрепко забили его дверцу гвоздями. Задернув на первом возке занавески, Генрих дождался, пока Збигнев и Роберт с девушками отъедут подальше, а затем пошел к ландскнехтам.

- Господин ротмистр! - закричал он. - Пора в путь! Мать аббатиса с казначеей уже откушали и уселись в возок. Что-то тихо там, сон их сморил, что ли? А то очень гневались, что вас нету! Второй возок мы на совесть забили гвоздями, как вы велели...

Не прошло и получаса, как бородачи форейторы уселись на лошадей, а ландскнехты построились рядами.

С диким гиканьем, шумом и треском понеслись повозки и дроги вслед за пьяным командиром, пустившим лошадь в галоп.

Генрих усмехнулся, вскочил на коня и помчался с Францем во весь опор догонять Збигнева и Роберта.

По дороге Збигнев пытался заговорить с Миттой, но та только куталась в покрывало и отмалчивалась. В охотничьем домике он поручил бедняжку попечению Уршулы.

- Она уже с неделю не в себе, - пояснила огорченная девушка. - Не ест, только пить просит и вся горит, как в огне... Огневица у нее, видать...

Голова Збигнева горела, руки дрожали...

"Огневица никак тоже?" - подумал он невесело и, чтобы успокоиться, вышел немного подышать лесным сладким воздухом.

Когда он вернулся, Митта уже лежала на скамье, переодетая в мирскую одежду и укутанная шалью, а Уршула дремала на скамейке у ее изголовья. Збигнев тоже прилег на скамью у окна. Роберт пошел собрать для очага хворосту. Вернулся он вместе с запыхавшимися, но веселыми Генрихом и Францем.

Очнувшись от дрёмы, Уршула, кинувшись Францу на шею, прошептала:

- Франек мой, теперь мы уже никогда с тобой не расстанемся! Только вот беда: панна Митта совсем расхворалась, горит вся, говорит что-то, а что, и сам пан ксендз не разберет.

- Печально, - суховато и сдержанно произнес Генрих. - Мы не позже как через час должны выехать отсюда. Барон с отрядом может здесь быть поутру, и к утру нам надо добраться уже до вармийской границы. Збышек, оттуда вы двинетесь на Гданьск... Брат Роберт, - обратился он к вошедшему, - золото надежно спрятано?

- Надежно, брат Генрих, как ты приказал!

- Подбери с десяток парней на добрых конях и хорошо вооруженных. Пусть прибудут не позднее как через час. По дорогам рыщут ландскнехты - может, придется пустить в ход оружие.

При неверном свете очага Збигнев внимательно пригляделся к Митте.

"Пан Езус, что они с ней сделали!"

В комнате стало точно темнее от горящего очага. В углу о чем-то шептались счастливые Франц и Уршула. Збигнев сидел у ног Митты и не мог отвести от нее глаз.

За окнами начинало сереть. Рассвет был холодный и туманный. Роберт привел людей с конями. Копыта лошадей были обернуты рогожей.

Первым на дорогу выехал Генрих, за ним - Збигнев, обхвативший правой рукой безжизненную Митту, за ними - Франц с Уршулой, далее скакал Роберт с десятью вооруженными братьями.

Дорога казалась пустынной. До самого восхода солнца ни одна душа не попалась им на пути. Наконец повеяло свежей, такой знакомой Збигневу прохладой, лицо обдуло соленым ветерком.

Лес поредел, перешел в мелкий низкорослый кустарник, а за ним открылась песчаная гладь с волнистыми грядами дюн. Лошади с трудом переступали по песку.

До побережья оставалась всего какая-нибудь миля, когда из-за песчаного холма показался небольшой разъезд латников.

- Орденская застава! - сказал Роберт. - Скачите вперед! Там уже вармийские владения. Франц, вперед! Мы с братом Генрихом постараемся их задержать...

Не будь с молодым шляхтичем Митты, он никогда не оставил бы в такую минуту товарищей... За голову Генриха Орден назначил большую плату... Выехав вперед, Збигнев нерешительно оглянулся.

- Жердь, не мешкай! Давай шпоры коню! - что было сил закричал Генрих.

Повернув назад, он крикнул своим вооруженным хлопцам:

- За мной, братья! Руби антихристов!

- Бей их! Бей! - раздалось со всех сторон.

Зазвенело оружие.

Збигнев еще раз оглянулся. Митта на руках его застонала, и он пришпорил коня.

Пригнувшись к луке и прижимая к себе беспомощную девушку, он летел так, что ветер свистел у него в ушах.

Вот все слабее и слабее доносился до Збигнева лязг сабель, крики, ржание лошадей. Он еще раз оглянулся, но ничего уже не было видно - ни Генриха, ни его братьев, ни орденских латников.

Рядом скакал Франц с Уршулой. Рука Франца была в крови. Збигнев поднял голову и прислушался. Мерный внятный шум донес до него ветер.

Впереди было море. У берегов белели паруса рыбачьих лодок.

- Спасены! - сказал Франц.

Заботливо подстелив теплый плащ, Збигнев молча и осторожно опустил Митту на влажный песок.

Глава шестая

ВРАЧЕВАТЕЛЬ ТЕЛА И ДУШИ

Не так долог путь от дома пана Суходольского до Широкой улицы, но, пока Франц и старый слуга пана Вацлава Юзеф добирались туда, они успели заглянуть не в одну корчму, попеременно угощая друг друга.

- Как будто здесь, - объявил Юзеф, остановившись у небольшого каменного дома с деревянным мезонином.

Над входной дверью красовалась вывеска, на которой маляр изобразил старца в высокой, как у звездочета, шапке, держащего в одной руке чашу с извивающимися вокруг нее змеями, а в другой - огромную клистирную трубку. На животе старца было начертано по-латыни и по-немецки: "Прославленный доктор медицины из Падуи Иоанн Санатор".

Вдруг из-за двери донесся пронзительный детский плач. Озлобленный женский голос завопил:

- Подержи хоть одну минуту этого выродка! Дармоед! Только жрать да спать умеешь!

Что-то с грохотом упало. Дверь распахнулась раньше, чем Юзеф успел постучаться. На пороге показалась маленькая изможденная женщина, неряшливо одетая, в туфлях на босу ногу. В руках у нее было ведро с помоями. Не заметив в пылу раздражения стоявших у двери посетителей, она с размаху выплеснула все содержимое ведра за порог.

- Пся крев! - только успел крикнуть Юзеф, отскакивая в сторону.

- Ведьма сушеная! - пробормотал сквозь зубы Франц, вытирая лицо.

- Кого вам? - закричала женщина. - Эй, Ганс! Тут к тебе пришли!.. Да входите же, что вы стоите!

Удушливый смрад ударил в нос Юзефу и Францу, как только они вошли. Был это не то запах несвежих детских пеленок, не то восточных благовоний, не то лекарств и притираний, но скорее всего - немытой посуды и давно не проветривавшегося жилья.

В большой комнате, которую с удивлением рассматривали посетители, на столе действительно громоздились горы грязной посуды, колбы, реторты, на табурете у окна лежал раскрытый фолиант, а на нем стояла тарелка с недоеденной кашей. Над столом тучами носились мухи.

У давно не открывавшегося, серого от пыли окна стоял невысокий пожилой человек с ребенком на руках.

Юзеф поклонился и солидно начал:

- Их милость ясновельможный пан Вацлав Суходольский просит ученейшего доктора прибыть к нему в дом для излечения при помощи его чудодейственного искусства тяжелобольной.

- Пан Суходольский? Знаю, знаю и пана, и пани, и паненку!.. Кто же из них захворал? Уж не сама ли пани Ангелина? Или паненка Ванда?

- Нет, нет, пан доктор, господа мои, хвала господу, все здоровы. Заболела гостящая у нас молодая паненка, подружка панны Ванды. Когда же нам ожидать пана доктора?