Наследие Мортены - М. Борзых

на что Ягер лишь отрицательно покачал головой.

— Не благодари. Ваши хвосты спасла моя дочь, — он устало, но с гордостью выделил голосом «моя». — За это вы оставите её в покое, а я докину самых тяжёлых в ваш основной госпиталь либо до Олёкминска.

Это был не выбор, а скорее великодушное предложение, не воспользоваться которым было нельзя, имея на руках десяток смертников. На том и порешили, скрепив молчаливую договорённость рукопожатием.

Возвращаясь из воспоминаний, Бэриллибит прокомментировал:

— А как ты предлагал её удерживать, если ей само́й требовалась медицинская помощь, а у нас на руках умирало с десяток оборотней? В той ситуации нам ещё повезло, что Ягеров взял на себя транспортировку вертолётом тяжелораненых в новую резиденцию. Сам знаешь, на старом советском оборудовании шансы выжить у них были пятьдесят на пятьдесят.

Баабыр с силой сжал резную спинку массивного стула, да так, что древесина жалобно скрипнула.

— Всё понимаю, но принять не могу.

Бэрил рассматривал племянника, пытаясь понять, когда тот из ледяного принца превратился в бушующий буран и какой вариант поведения ему лично нравился больше.

— Баар, Евгения не подходит на роль кинээс хотун. Посмотри на свою мать, она сдержанна, верна долгу и чести, всю свою жизнь положила на благо общине. Евгения же взбалмошна, ершиста и непостоянна. Она не принесёт спокойствия в наш дом.

— Да плевать я хотел на ваши рассуждения! — взорвался Баабыр. — Конечно, она не подходит на роль кинээс хотун, ведь никогда в жизни не согласится с ролью жертвенной овцы!

— Думай, что говоришь! — вспылил Бэрил, осаживая племянника. — Речь о твоей матери!

Баабыр зло сузил глаза и внезапно ошарашено уставился на дядю.

— Ты! Ты же одарённый, а отец — нет! Обелиск не мог выбрать отца, он выбрал тебя! Но ты уступил бразды правления ради любимой женщины! Именно поэтому ты так защищаешь мать, тебя гложет чувство вины!

На лице Бэриллибита не дрогнул ни единый мускул. Ирбис спокойно смотрел на племянника, ожидая продолжения пламенной речи. Но Баар потрясённо молчал.

— Чтобы ты знал, мою жену обелиск не принял. Она пыталась, — Бэрил смотрел на племянника немигающим взглядом. Голос его был холоден и бесцветен. — То, что ты называешь «жертвенной овцой», есть акт высшей любви на грани самопожертвования. Евгения тебя не любит. Не сто́ит путать разовый всплеск гормонов в экстремальной ситуации с любовью. Ты сам-то давно воспылал к девушке любовью? Если откинуть то, что она не единожды спасла тебе и нам всем жизнь и имеет связь с духами рода, ты уверен, что со своей практичностью не хочешь убить одним браком всех зайцев в окру́ге?

Бэрил бил словами больно, наотмашь, возвращая Баару нелицеприятные факты наравне с ранее предъявленными претензиями.

— Подумай над моими словами, а до того не смей использовать девушку в угоду собственным планам. Если любишь — добивайся, а нет — оставь в покое!

Бэриллибит ушёл, оставив племянника в глубокой задумчивости. Собственных чувств в отношении Евгении Баар не мог классифицировать однозначно. Внешне привлекательная девушка вызывала вполне определённые мужские реакции, что и вылилось в потрясающий ментальный секс. Такое с ним случилось впервые. Однако куда больше внешности его занимала эмоциональная составляющая нахождения рядом с Евгенией.

Способности Баабыра наложили отпечаток на взаимоотношения с женщинами. Сложность заключалась в том, что в минуты пиковых эмоций женщины гарантировано проецировали вовне свои мысли, переживания, терзания. Проще говоря, Баар, как и герой фильма «О чём думают женщины», получал бонусом к отношениям поток женского сознания, который частенько становился причиной для разрыва этих самых отношений.

Наивно полагать, что в постели с ним оказывались по большой и чистой любви, а не по прозаичному расчёту. В юности Баабыр закрывался от этих всплесков, но, увлёкшись пару раз охотницами за деньгами, пересмотрел свои взгляды. Как только ирбис начинал задыхаться от смрада мыслей очередной женщины, он уходил без оглядки.

С Евгенией было по-другому. Она ощущалась как свежий ветерок. Закрытая шкатулка, которая оказалась с секретом. Сознание девушки раз за разом защищалось от несанкционированных вторжений ирбиса. Чёрная пантера зорко следила, чтобы Жене не навредили, при этом по возможности помогая Баару в решении его проблем.

Но самыми яркими чувствами и мыслями Евгения сверкала, когда резала его в ночи. Не было там корысти, жажды наживы или ожидания благодарности. Баабыр купался в незамутнённой решимости, самоубийственной жертвенности и упрямстве. Когда девушка окунула руки в горячую кровь, он прочувствовал её боль как свою. Она делала, потому что могла. Не отступила, не убежала, хоть и испугалась до дрожи в коленях. На это внутреннее благородство зверь отреагировал быстрее человека. Сейчас же Баару предстояло определиться, чем он готов пожертвовать, лишь бы не потерять Евгению. Как ни странно, но разговор с дядей натолкнул ирбиса на неожиданную идею. Как говорится, в любви и на войне все средства хороши.

* * *

На работу я выходи́ла с опаской, ожидая услышать, что была уволена за прогулы. Однако всё оказалось более радужно, отпуск задним числом, и милости просим к труду и обороне. Первый же рабочий день обернулся двумя сюрпризами, один из которых был максимально неприятным, а как относиться ко второму я ещё не решила. На рабочем месте меня дожидалась коробочка размера А-5 в ярко-зелёной обёрточной бумаге с красным бантиком на боку. Интересно было до одури, но под любопытствующими взглядами коллег я не решилась её вскрыть, оставив это занятие на вечер. А вот второй сюрприз подкрался незаметно. Спустя половину своего рабочего маршрута я почувствовала слабость, головокружение и тошноту. Дальше передвигаться пришлось на такси, что никак не вписывалось в рамки моего бюджета. К вечеру я сильно призадумалась над своими физическими кондициями.

Приняв душ и включив гирлянду на ёлке, я уселась по-турецки на пушистом ковре, в задумчивости рассматривая подарочную коробку. Рядом сиротливо стояла чашка с гранатовым соком.

— Пить собралась? — с неодобрением в голосе отозвалась Рогнеда.

— Это гранатовый сок, полезно для крови, — отмахнулась от несправедливых подозрений.

— Почему не вскрываешь?

— Параною, — я честно признала собственные страхи. — Вроде бы с медведями мир, а вскрывать страшно.

— Не дрейфь, всё будет хорошо.

Лента робко соскользнула с коробки. Крышка легко поддалась, обнажая нутро, заполненное бумажной стружкой. Вынув всё лишнее, я уставилась на аккуратно упакованный телефон последней модели небезызвестной яблочной фирмы. Рядом лежал документ, свёрнутый в трубочку и скреплённый сургучом с гербовой печатью. Сбоку сиротливо выглядывал евроконверт, его я и потянула