Вариант Юг - Василий Сахаров

- Батька бандитам горилку вынес и они выпили. Кречет спит. К жене моей приставал. Сука! Но Бог миловал, не стал он ее насильничать. Это пока. А завтра все иначе может быть. Так что выручайте, братцы.

- Выручим, - Ловчин хлопнул Мыколу по плечу. – Где находников поселили?

- В батином доме, он самый большой. И в моем. Караульщики рядом. Сидят хмельные и телегу стерегут.

- Что в телеге, разговор был?

- Ага! Я спрашивал.

- И что?

- Прикладом меня по спине ударили, а потом велели не задавать опасные вопросы.

- Ваши где?

- Нас выгнали. Кто у соседей, а кто на конюшне.

- Выходит, в домах никого?

- Никого.

- А что собаки?

- За околицей. Они на чужаков лаяли, и бандиты их едва не перестреляли. Пришлось вывести.

- Ясно. Держись в стороне.

- Понял.

Крестьянин отступил в сторону и Ловчин с «черными гвардейцами» двинулся дальше.

Анархисты вошли в притихшее село, подкрались к домам, которые заняли бандиты, и матрос достал пистолет. После чего, разглядев часовых, обернулся и тихо позвал Белова:

- Иван.

- Здесь, - отозвался разведчик.

- Начинай.

Кивнув, Белов и еще пять бойцов, выдвинулись в авангард. Люди все опытные. Они знали, что нужно делать. Поэтому работали тихо. «Черные гвардейцы» сняли часовых. Одного за другим, зажимая бандитам рты, они убивали их ножами. А потом набросились на тех, кто находился возле костра.

Бандиты расслабились, и нападения не ожидали, за что и поплатились. Однако на крыльце, в тени дома, сидели другие караульщики, и они подняли шум.

- Тревога!

- На нас напали!

Сразу сухой винтовочный выстрел и за околицей залаяли собаки.

- В атаку! – зарычал Ловчин и метнулся к дому.

Слева мелькнула тень. Своих там быть не должно и Андрей выстрелил. Он бил навскидку и не промазал. Тень издала вскрик, взмахнула руками и упала.

В селе разгорался бой. Спросонья бандиты не понимали, что происходит, а «черные гвардейцы» действовали слаженно. В окна домов, разбивая дорогие стекла, полетели ручные гранаты. Раздались взрывы и сразу же ударили ручные пулеметы. После чего о сопротивлении бандиты уже не думали и Ловчин прокричал:

- Пленников возьмите!

Спустя несколько минут все закончилось и к костру, возле которого остановился Андрей, подтащили трех уцелевших бандитов. Вожака среди них, к сожалению, не оказалось. Кречет погиб в доме, его посекло осколками гранаты. Остались только рядовые члены банды и Ловчин начал допрос. Он выбрал самого крепкого, чернявого юношу в разорванной на груди гимнастерке, и задал ему вопрос:

- Кто ты?

- Плевал я на тебя! – огрызнулся чернявый.

Андрей выстрелил в пленника, и пуля вынесла чернявому мозги. Остальные увидели, что матрос не шутит, и на вопросы отвечали четко, быстро и предельно откровенно. Поэтому вскоре Ловчин узнал все, что хотел.

Банда сколотилась полгода назад в Мелитополе из дезертиров и местных воров. Она промышляла тем, что грабила военные обозы и эшелоны. Потом занялась «экспроприацией экспроприаторов» и часто меняла флаги, то под красными разбойничала, то под черными, то под жовто-блакитными. Без разницы. Кем выгодно быть, тем бандиты и прикидывались, а грабили купцов и помещиков.

Время смутное и банде везло. Разбойники добыли немало ценного и знатно повеселились. У них появилась собственная база невдалеке от Бердянска, и главарь, авторитетный вор Кречет, собирался распустить банду и бежать заграницу. Но перед этим он решил провести последнюю операцию. От наводчика поступила информация, что в поместье помещика Берковского есть, чем поживиться. Мол, серьезные люди, купцы из Москвы, оставили ему на хранение казну акционерного торгового общества. Это не бумага, а серебро и золото.

Кречет собрал банду, добрался до поместья Берковского и взял знатную добычу. В основном, серебряные рубли. Но было и золото. А помимо того несколько шкатулок с драгоценностями и ящик золотых червонцев. Все хорошо. Но удача оставила Кречета. Его путь пересекся с «черными гвардейцами» и он погиб, а его банда была уничтожена.

- Командир! – Ловчина окликнул Белов.

- Чего? – матрос обернулся и покосился на разведчика, который стоял рядом с телегой.

- Посмотри на добычу.

Матрос подошел к телеге и стал рассматривать трофеи. В открытом ящике блестели золотые монеты. В других находилось серебро. Здесь же посуда из драгоценных металлов. А в стороне шкатулки с браслетами, ожерельями, кулонами, перстнями и прочим буржуинским барахлом.

- Вот это богатство… – сказал Белов, завороженным взглядом разглядывая сокровища. – Никогда столько золота и серебра не видел…

В отличие от Ивана матрос почтения к драгметаллам и камушкам не испытывал. Видимо, пресытился. Однако он сообразил, что у его бойцов появился соблазн, и «черные гвардейцы» могут пойти в разнос. Золото много людей погубило и если дать слабину, начнется дележка добычи, а потом дойдет до стрельбы. Поэтому он толкнул Белова в плечо и приказал:

- Все ящики закрыть. Телегу затянуть брезентом. Кто, хоть одну монету возьмет, тому башку прострелю.

- Ты чего, командир? – Иван опасливо покосился на него.

- Ничего. Выполнять приказ! Через час выдвигается! Пойдем обратно в Гуляй-Поле!

Бойцы стали закрывать ящики, а Ловчин, взяв горсть золотых червонцев, обернулся и позвал старосту, который не решался подойти.

- Как же это… – Пантелеймон горестно вздохнул и покосился на свой разрушенный дом.

- Это тебе, - Ловчин передал червонцы старосте. – Здесь на три новых дома хватит.

Лицо старика расплылось улыбкой и все разрешилось. Больше претензий к «черным гвардейцам» у него не было, и через час взвод Андрея направился на восток, в сторону Гуляй-Поля. Можно было остаться и продолжать боевые действия, обстреливать германцев и самостийников. Но только не с богатой добычей, которую следовало передать Нестору Махно. Не Гуляйпольскому Совету, а именно Нестору Ивановичу. Только ему Ловчин доверял полностью и считал, что он его не предаст.

Окрестности Екатеринодара. Март 1918 года.

Пробиться к Екатеринодару сходу, партизанские отряды казаков не смогли. К чести товарищей Сорокина и Автономова, несмотря на не самый лучший воинский контингент, который находился под их командованием, оборону кубанской столицы они организовали неплохо. В первый же день наступления по железной дороге, практически без боя, мы освободили Ладожскую и Усть-Лабинскую. А вот дальше, начиная от окраин станицы Воронежской, за каждую версту приходилось биться всерьез. Красногвардейцы взрывали железнодорожное полотно, пускали нам навстречу пустые эшелоны, и в каждом удобном для обороны месте оставляли крепкий заслон, который давал нам отпор, задерживал на час-другой и отходил на новую позицию. Так продолжалось два дня, до тех пор, пока я не приказал разгрузиться коннице, добавил к ней пришедших на помощь усть-лабинцев, и не предпринял фланговый обход в двадцать верст.

Одним лихим налетом казаки захватили станицу Васюринскую и перекрыли пути отхода тем красногвардейцам, которые сдерживали продвижение наших эшелонов и бронепоезда. Кстати, здесь же от пленных коммунаров и узнали, кто так умело и профессионально против нас воевал. Оказалось, что это немецкие интернационалисты товарища Мельхера, которых прислали Автономову после занятия красногадами Ростова. Незваных гостей нашей земли мы упустить не могли ни в коем случае. Поэтому три сотни казаков сделали встречный марш навстречу нашим эшелонам и в ходе ожесточенного боя при поддержке артиллерии бронепоезда уничтожили более четырехсот немцев и бились так, что потом ни одного выжившего врага не нашли.

В Васюринской задержались еще на сутки, ждали подхода эшелонов с пехотой и артиллерию, и к Екатеринодару выдвинулись только 28-го марта. Отряд разросся чрезвычайно, постоянно подходили подкрепления, и когда 29-го числа мы с боем заняли станцию Пашковскую, где население принимало нас с большой радостью, за мной было уже свыше семи тысяч бойцов при полутора десятках артиллерийский стволов и большом количестве пулеметов. В полдень того же дня наши разъезды сомкнулись с передовыми дозорами генерала Эрдели. Так мы вступили в соприкосновение с добровольцами и замкнули кольцо окружения вокруг Екатеринодара. Конечно, колечко это хлипкое и слабенькое, но оно было, и красногвардейцы оказались в осаде.

Ближе к вечеру, в сопровождении сотни казаков, обогнув город с севера, я прибыл в штаб генерала Корнилова в немецком поселке Гнадау, который в мирное время жил производством и переработкой молока. Добротный белый кирпичный дом с несколькими комнатами. Именно здесь собрались все те генералы, которые вели за собой Добровольческую армию. Здесь офицер-корниловец, подтянутый и чрезвычайно утомленный штабс-капитан, проводил меня в дом, и в одной из комнат произошла моя встреча с двумя генералами, Корниловым и начальником его штаба Романовским.