За день до послезавтра - Сергей Анисимов

Перед тем как нажать на рукоятку завешенной зеркалом двери, Николай оглянулся на младшего из дежурящей пары, и в сердце ему кольнул тот же самый вопрос. «Что с ним будет, когда все начнется?» В последние недели он слишком часто задавал себе этот вопрос — с минимальными вариациями. «Что с ним будет?» «Что он будет делать?» Сердце ныло. Дело было не в ответах. Простейший, хотя и раз за разом обрываемый на полуслове анализ показывал, что этот вопрос туповатый доктор Ляхин каждый раз пытался задавать себе самому. Отвечать на него не хотелось раньше — не хотелось и теперь.

Среда, 13 марта

Враждебные режимы от Венесуэлы и Ирана до России используют поставки энергии в качестве средства давления на своих соседей… Мы привыкли думать в терминах, касающихся ведения обычных войн между государствами, но энергия сейчас становится предпочтительным видом оружия для тех, кто ею располагает… Необходимо избавиться от геополитических угроз со стороны богатых нефтью режимов… США сохраняют массивное военное присутствие за рубежом, частично для того, чтобы защитить жизненно важные для нас нефтяные поставки…

Ричард Лугар, Председатель Сенатского комитета США по международным делам, 29.08.2006

Российская власть, руководствуясь советскими стереотипами, по-прежнему считает НАТО враждебным блоком. Это глубокая ошибка, потому что совершенно очевидно, что уже никто на Россию не собирается нападать, а тем более НАТО.

Борис Немцов, 19.05.2006

— Многоцелевая атомная подводная лодка типа «Лос-Анджелес» — это самоходное и смертоносное произведение искусства.

Фраза была пафосной, но каждый из услышавших ее не мог не улыбнуться с полным пониманием: она была при этом абсолютно верной. Впрочем, непонятливых в центральном посту «Сан-Хуана» быть не могло — их не пускали туда, даже когда лодка находилась в порту приписки, надежно пришвартованная, — семь с лишним тысяч тонн стали, сплавов и электроники. И всего остального, что делало ее столь хорошим аргументом в международных политических разногласиях. Тем более таких людей не могло быть здесь, в море. «Глубоком синем», как гласит расхожий штамп, — а на самом деле черном, как ночь, и лишь на невидимой поверхности белом от обрывков разметанной ветром пены.

Ни лодка, ни сам ее тип не были новыми: закрывшая огромную серию субмарина «Шайен» вошла в строй еще в 1996 году. Тип не мог считаться и лучшим в мире: это звание было прочно завоевано сериями «Сивулфа» и «Вирджинии». Однако «Сивулф» был слишком дорогим для нашего времени, а «Вирджинии» начали строить до обидного поздно. В результате и тех, и других, пусть и действительно лучших в мире ударных атомоходов, было слишком мало. Собственно, именно поэтому «Лос-Анджелесы» и оставались становым хребтом Флота, его настоящей «рабочей лошадью». И будут оставаться: возраст не сделал их менее смертоносными. И менее красивыми — для понимающих скрытое значение этого параметра людей.

— Боюсь, мне не кажется слишком удачным слово «произведение».

Командир подводной лодки посмотрел на произнесшего эти слова офицера и широко улыбнулся. Он на редкость много для подводника улыбался и вообще на не слишком проницательного человека производил впечатление провинциального бакалейщика или даже пастора, надевшего военно-морскую форму случайно, по ошибке. Эдакий добряк: недалекий, но отзывчивый и готовый помочь ближнему. Как бы. Забавно, что служившие с Майклом Даблъю Мартином по многу лет предпочитали не разубеждать в этом заблуждении новичков или чужаков. Наблюдать за тем, как до молодых матросов, старшин или получивших первое назначение в жизни младших офицеров медленно доходит действительное положение дел — это и вправду было по-настоящему смешно.

— Да?

В короткое слово было вложено многое: ирония оказалась лишь самым внешним слоем интонации.

— Майкл, «произведение искусства» подразумевает что-то одно, единственное. Некую единицу. Оглянись на 120 вправо.

Было видно, что первым побуждением Мартина действительно было оглянуться, — движение пробежало по лицам стоящих перед ним офицеров, как ветер по пруду. Потом, так и не обернувшись, он широко улыбнулся: искренне и с удовольствием. Это послужило сигналом, — скрываемые многие часы улыбки вырвались наружу. Планшет оперативной обстановки за спиной командира «Сан-Хуана» выглядел декорацией из полуфантастических фильмов времен «холодной войны»: зеленые силуэтики покрывали его так густо, что места для записей переставало хватать, и планшетисту приходилось опускать индексы. Не «SSN 769», а «769»; не «SSN 757», а «757», и так далее. Даже само распределение силуэтов, примитивных пиктограмм на планшете могло сказать опытному взгляду многое. Редкая цепочка восточнее «крыши» Скандинавского полуострова, спины прыгающего через Ботнический залив «тигра», с детства знакомого каждому по картам из «Нэшнл Джеографик». Широкий веер «рабочих пар» по всей вертикали Атлантики, почти точно вдоль проекции Срединно-Атлантического хребта: «бумер» и прикрывающий его «охотник» в каждой. И устремившийся вперед, как брошенное умелой рукой копье, растянутый на многие сотни миль, асимметричный ромб ударных субмарин: все, что мог выслать в море Атлантический флот. Угадайте, кто был в основе ромба? «Лос-Анджелесы», разумеется. «Толидо», «Александрия», «Сан-Хуан», «Мемфис» — если перечислять их названия не по алфавиту, а по датам вступления в строй, считая от самой современной — как принято во флоте. «Мемфис» вошел в строй в 1977 году: он был старше, чем большинство членов его экипажа. «Толидо» — в 1995-м: лишь четыре «Лос-Анджелеса» из шестидесяти двух (или сорока пяти, если считать только находящиеся в строю) были «моложе» его. Сорок пять субмарин типа «Лос-Анджелес», вы можете представить эту мощь? Три «Сивулфа». Пять «Вирджиний». Вместе они стоили в разы больше, чем планируемый на следующее десятилетие пилотируемый полет на Марс. Вместе они могли уничтожить все флоты всех стран мира за всю историю человечества от изобретения пара: от броненосных фрегатов и паровых таранов до новейших типов, — десятки классов, сотни вымпелов. Всех, имеющих право существовать только потому, что это разрешается ими — сильнейшим флотом мира сейчас, на текущую секунду. Флотом державы, в одиночку способной справиться с любым врагом: где бы он ни находился и что бы он о себе ни мнил.

— Сэр?

Чернокожий старшина подошел из-за спины так тихо, что командир атомохода удивился. Не в первый, впрочем, раз. Парень двигался с грацией, подошедшей бы кугуару или рейнджеру, — не подводнику. Было такое ощущение, что в несущейся в толще черной воды стальной капсуле он не на своем месте, но парня это, похоже, не тревожило. Десяток лишних фунтов жира и чуть больше спокойствия на лице — и он был бы похож на остальных.

— Да?

Старшина протянул листок пластика и улыбнулся. Нет, уверенности в нем хватало, с этим все было нормально. Но спокойствия в парне не было — за зрачками его больших черных глаз сидел готовый к мгновенному укусу хищник. Зачем? Это коммандер Мартин угадал уже несколько лет назад, и своя догадливость до сих пор доставляла ему удовольствие.

— Спасибо, Вилл.

Они улыбнулись друг другу: рыхлый и краснощекий коммандер, мановением пальца повелевающий концентратом смерти миллионов людей, и одинокий юноша с простым спаренным шевроном на плече и глазами убийцы.

Несколько секунд, пока парень отходит, командир подводной лодки продолжает улыбаться уже в его спину. Что ж, такие ребята найдутся за спиной каждого человека, облеченного столь невероятной властью. Но не каждому везет их опознать. Впрочем, везение не имеет здесь никакого значения и, как ни странно, не приносит ровно никакой пользы. Да, командир атомохода знает, кто именно на борту «Сан-Хуана» обязан его контролировать «окончательно»: то есть сыграть свою роль тогда, когда рухнет вся многослойная система контроля целиком, сверху и донизу. Скажем, сошедший с ума коммандер Мартин неожиданно получит поддержку офицеров, основанную на общем членстве в дорожном клубе «ААА». Дескать, именно поэтому друзья-офицеры не повиснут на нем с трех сторон, как пираньи, когда, пустив обильную пену изо рта и подвывая от энтузиазма, он начнет тыкать командирским ключом на стальной цепочке в пульт с красными кнопками. А, наоборот, будут поддерживать его флотскими кричалками, знакомыми каждому еще по училищу. И вот именно тогда корабельный старшина 2-го класса его и убьет.

Майкл Даблъю Мартин усмехнулся — мягкой, чуть смущенной улыбкой доброго человека. Он не собирался сходить с ума, не собирался рваться к гнезду запуска ракет, расшвыривая вцепившихся в свои плечи товарищей и выкрикивая маоистские лозунги либо девизы Ку-клукс-клана. Он всю жизнь честно выполнял свой долг и собирался честно выполнять его и теперь — в самой важной миссии своей жизни. Миссии, о которой они все мечтали с юношества. Которая и определила собственно — обречь себя на каторгу подготовки к вступительным тестам училища, с небольшими, в общем-то, шансами, или остаться в родном городе и стать, скажем, водителем муниципального автобуса с прилагающейся спокойной, размеренной жизнью и неплохой медицинской страховкой. Миссии, о которой они говорили со свежеприобретенными друзьями, только-только надевшими тогда на коротко стриженные головы новенькие форменные фуражки. Но… Тогда все было иначе. Путь до трех золотых шевронов на рукаве кителя не сказать чтобы был короток. Тогда они были уверены, что путь к рубежам пусков ракет для «бумеров» им придется прокладывать с боем, теряя и теряя вымпелы. Ежесекундно обливаясь холодным потом от «пингов» сыплющихся с небес буев русской противолодочной авиации. Обмениваясь короткими, жестокими уколами с наваливающимися со всех румбов, сверху и снизу «Викторов» и «Альф», а потом даже «Сьерр», а потом даже «Акул». Таясь от рыскающих по поверхности надводных сил среднего тоннажа, команды которых отлично знают, что от их боевой эффективности напрямую зависит, превратятся ли тысячи квадратных миль между Архангельском и Баку в засыпанную хрустящим пеплом пустыню с яркими вкраплениями стеклянных лужиц. Теперь… Теперь все было иначе. Пока он учился, пока зубрил технические характеристики будущих противников и шевелил губами, запихивая в свою память сомнительные сведения о командирах «Гриш» и «Удалых», пока просто учился правильно произносить эти названия, наконец, — все это почти кончилось. Голодающие русские начали резать корпуса субмарин, начали продавать на металлолом и на «объекты экстремального подводного спорта» свои фрегаты и крейсера. И не просто начали — сочли это настолько выгодным, что ввергли в шок военных моряков всего мира, мучительно пытающихся примерить происходящее на себя. Каково это, интересно, — когда важнейшую вещь в твоей взрослой жизни отнимают и продают или просто выкидывают? Как можно пережить это — и продолжить служить, готовясь честно исполнять то, чему тебя учили десять, пятнадцать или двадцать лет? На чем исполнять? На компьютерном джойстике? И зачем, если твое собственное государство четко объяснило тебе, что защищать его не нужно?