И жили они долго и счастливо - Алёна Селютина

костер, чтобы перекрыть их, они тут не разведут. И вряд ли Кощей собирался уйти до того, как все закончится. И судя по всему, сейчас он просто пытался найти в себе силы, чтобы вынести это испытание. Должно быть, поэтому он и пользовался услугами неведомой ей службы. А она просто не оставила ему выбора. Что же она наделала…

В воздухе чувствовалось растущее напряжение, словно перед бурей. Это было нехорошее, злое напряжение. Василисе вспомнились рассказы о сорвавшихся колдунах и ведьмах и о страшных последствиях этих срывов. Но разве мог сорваться Кощей?

Ей не хотелось проверять.

– Можно похоронить, – робко подала голос она. – Упокоить в земле. И по весне его тело превратится в цветы и траву.

Кощей не посмотрел на нее и не ответил. Но спустя несколько секунд снова поднял руки, и, повинуясь его воле, тяжело поднялся большой земляной ком, оставив яму. Кощей отложил землю в сторону, принял из рук Василисы плед и аккуратно постелил его на дно. В последний раз взял Марло на руки и спустил его в яму. Посидел на корточках немного, глядя на пса, который еще вчера ночью беспокойно ворочался на подстилке в его спальне, мешая спать. А затем завернул тело в плед и выпрямился.

– Покойся с миром, – сказал он.

Взял немного земли и кинул на плед. Василиса повторила за ним. А потом он единым махом засыпал яму обратно и утрамбовал, совершив резкий пас ладонями, словно припечатывая воздух. С реки подул пронизывающий ветер. Василиса пожалела, что сейчас день, а не ночь. Ночью она смогла бы вырастить на могиле цветок. Но недалеко росла рябина. Она отошла к ней, сломала ветку, вернулась и аккуратно положила ее сверху на землю, на которую ветер уже успел намести тонкий слой снега. Алые ягоды на белом напоминали капли крови. Где-то вдалеке застучал о дерево дятел, с ветки сорвалась снежная шапка и упала с легким хлопком. Василиса перевела взгляд на Кощея. Он не мигая смотрел на могилу и выглядел так, будто там, в земле, осталось последнее родное ему существо и он не собирается никуда от него уходить. Никогда.

И тогда, повинуясь порыву, Василиса взяла его за руку.

– Я с тобой, – шепнула она.

Кощей отмер. Посмотрел на их сомкнутые ладони, и взгляд его стал удивленным и каким-то недоверчивым. Однако не отпустил. Сжал сильнее.

Назад они ехали в полном молчании.

– Пойдем, – сказал Кощей, когда они въехали в ворота, – напою тебя чаем. Ты, наверное, замерзла. А потом отвезу в Контору.

Василиса кивнула, хотя и чувствовала, что надо отказаться. Неловкость, возникшая между ними, стоило им расцепить руки, только нарастала. На кухне она тоже не стала меньше. Василиса уткнулась в поставленную перед ней чашку. На дне танцевали чаинки, но не спешили складываться в узор. Впрочем, гадания Василисе никогда не давались. Даже в юности, когда она вместе со всеми пыталась колядовать, выходило что-то странное.

И тут Василиса поняла, что если она сейчас не вручит ему свой подарок, то, возможно, не вручит уже никогда. Баюн обещал найти им других напарников после Нового года. А это значит, повода встретиться с Кощеем у нее не останется. Момент был хуже некуда, но она не могла не отблагодарить его.

– Сейчас вернусь, – пообещала Василиса, встала из-за стола и пошла в коридор.

Нашла во внутреннем кармане пуховика сверток и подумала, что он оформлен совсем просто.

Наверное, все это было глупо и зря она это затеяла. Но она знала: если отступит сейчас – никогда себя не простит. Поэтому вернулась на кухню, бесконечно смущаясь, положила сверток перед хозяином дома и окончательно устыдилась за зеленую ленточку.

– Что это? – нахмурился Кощей.

– Это тебе, – выдавила Василиса. – Я знаю, это не мое дело, но ты дважды спас мне жизнь, и мне хотелось отблагодарить тебя. Так что… с Новым годом…

Кощей бросил на нее еще один недоверчивый взгляд, развязал ленту и раскрыл сверток. На холсте лежали, переливаясь серебром, два плетеных браслета.

– Это лунная пряжа, – быстро пояснила Василиса, пока он не успел задать вопрос. – Она снимает боль. Любую. Прости, что лезу не в свое дело, но я не смогла придумать ничего другого. Мне почему-то показалось, что это хорошая идея, но, наверное, я ошиблась, и сейчас я уже так не думаю… – сбивчиво закончила она и уставилась в столешницу.

– Ну почему же, – вздохнул Кощей.

И сделал то, чего она никак не ожидала: взял браслеты и надел их. Плетение само собой утянулось под размер запястий и почти слилось по цвету со светлой кожей. Кощей покрутил руками, разглядывая их. Василиса не смогла расшифровать выражение его лица.

– Даже не проверишь? – удивленно спросила она.

– Проклясть меня в благодарность… – усмехнулся Кощей. – Прекрати, ты на такое не способна. Да и потом, я уже говорил… проклятьем больше, проклятьем меньше… Что в них еще?

Василиса пожала плечами и честно ответила:

– Ничего. Только лунный свет.

Кощей снова странно взглянул на нее, и Василиса ощутила, что начинает уставать от этой недосказанности.

– Правда, – нахмурилась она. – Я больше ничего не вплетала.

– Как скажешь, – не стал спорить он. – Что ж, это чудесный подарок… Спасибо?

В его интонации проскользнул вопрос, словно он не был уверен, как именно стоит благодарить. Василиса подумала, что ему, наверное, давно никто ничего не дарил.

– Пожалуйста, – ответила она. – Тебе нужно отдохнуть. Я могу добраться до Конторы сама. Вызову такси.

– Нет! – рявкнул Кощей и, словно сам растерялся от этой вспышки и устыдился ее, добавил мягче: – Не стоит, мне нужно отвлечься. Я сам тебя довезу. Но сначала предлагаю пообедать.

Василиса не стала спорить. А Кощей не стал снимать браслеты.

Глава 8

Повинуясь жесту, один за другим с лязгом открылись замки и засовы, и массивные дубовые двери в четыре человеческих роста распахнулись перед своим повелителем, пропуская его в сердце замка, спрятанное глубоко под землей, – в его сокровищницу, в его хранилище. Кощей взмахнул рукой, и ближайшие факелы вспыхнули, озарив первый квадрат пространства из сотен и сотен. Он огляделся, глубоко вдохнул сырой стылый воздух, убеждаясь, что во время его отсутствия хранилище не знало иных гостей, и пошел вперед. Факелы, расставленные по всей зале, загорались при его приближении и гасли за его спиной.

Здесь не было ни серебра, ни золота, ни драгоценных камней. Такого добра у него тоже хватало, но охранялось оно куда хуже, и заглядывал в те комнаты Кощей раз в полвека – убедиться, что слуги исправно сметают пыль с сундуков. Здесь же на гранитных постаментах, стоящих на одинаковом расстоянии друг от друга, хранились под колпаками из горного хрусталя артефакты. Его коллекция. То, что заставляло сердце биться чаще. Кощей проходил мимо предметов и каждый одаривал своим вниманием, окидывал взглядом, гордым и алчным.

Нигде он не чувствовал себя так хорошо, как здесь.

Разве что рядом с Василисой.

Артефакты дарили ему уверенность в собственной мощи. Были доказательством его силы. Делали непобедимым. Здесь – в хранилище – он чувствовал себя величайшим колдуном. Но тут всегда было холодно, и пустота в груди, образовавшаяся, когда Чернобог, смеясь, вырвал из него душу, тянула в себя этот холод, становясь от этого все больше и больше.

А рядом с Василисой Кощей снова чувствовал себя человеком. Она дарила тепло. Согревала. Каждый раз, когда она обнимала его, когда он просто прикасался к ней, ему казалось, что все эти пять сотен лет были лишь дурным сном и что голубая искра, заточенная в перстне на его мизинце, снова вернулась на свое законное место. Когда они только начали встречаться, эффект сохранялся, пока длилось прикосновение. Спустя пятнадцать лет брака ему становилось легче, стоило ей позвонить или переступить порог их дома. Ему становилось теплее, стоило подумать о ней.

Но была и обратная сторона. Много лет назад, когда Василиса взяла его за руку в лесу и он впервые за долгие-долгие годы ощутил себя живым и согретым, ему захотелось заполучить ее в свою коллекцию. Присвоить, спрятать, заключить под хрустальный колпак и пить ее тепло столько, сколько понадобится, чтобы окончательно согреться. Но стоило Василисе почувствовать, что он давит на нее, пытается ограничить ее свободу, стоило ей испугаться, и она закрывалась от него, а источник тепла иссякал.

Василиса была словно птица, согласная петь лишь на воле. В клетке она умолкала. Кощей не понимал природы этой магии. Он прочитал все, что смог найти, но нигде не была описана подобная сила. Более того, за прошедшие годы он убедился, что