Великое зло - М. Роуз

И в переселение душ?

Собирался ли он вовлечь меня в философский диспут? Сосредоточив внимание на том, что было сейчас важнее всего, я прижимал рану на голове девочки. Кровотечение как будто остановилось. А если так, я смогу взять ее на руки, вынести отсюда на свежий воздух. Туда, где ждет помощь.

Ты же веришь в переселение душ?

– Да, при перерождении. Но здесь сейчас не рождается новая жизнь. Оставь меня в покое!

Это просто иная форма переселения. Со смертью душа отлетает, покидает опустевшее тело. В этот самый момент в него может вселиться чужая душа. Заблудившаяся. Потерянная. Жаждущая вернуться. И в этом случае тело снова оживает, но уже с новой душой внутри. Доводилось ли тебе слышать о людях, перенесших тяжелую болезнь или травму? Они приходили в себя, и знавшие их раньше говорили, что из мира мертвых вернулся как будто бы другой человек. Доводилось?

– Зачем ты рассказываешь мне все это?

Не успел я договорить, как уже знал ответ.

Я пытался совершить этот обмен в замке, но не успел. Ты спас ребенка прежде, чем я смог тебе объяснить. Не совершай сегодня ту же ошибку. Я вывел тебя на умирающую девочку. И предлагаю то, чего ты желаешь более всего в жизни. Все, что требуется, – отнять от раны ладони. Дай крови вытечь. Дай ребенку умереть.

– Нет! – вскричал я и прижал рану еще плотнее.

Посмотрел на ее лицо, заметив на щеках первые признаки румянца. Пульс на шее теперь бился ровно.

– Живи!!! Живи!!!

Ты совершаешь ошибку.

Внезапно он предстал предо мною, тот же юноша с шелковистыми черными локонами и пронизывающими глазами цвета жидкого топаза. В этом подземном святилище мне явился Люцифер, явился в тот самый момент, когда душа девочки трепетала под моими руками, не зная, улететь или остаться в теле. Его образ ярко вспыхнул – и погас.

– Держись!!! – закричал я девочке еще отчаяннее. – Ты сможешь! Держись!

Теперь она снова боролась. И побеждала. И возвращалась к жизни.

Ты можешь вернуть свое собственное дитя! Почему ты отвергаешь этот шанс?

Я не ответил. Он предлагал кощунство, смертный грех. Немыслимое. Или возможное? Обрести счастье – но взамен?.. Цена непомерна. Пусть другой отец оплакивает свою дочь, чтобы вернулась моя?!

Со стыдом признаюсь: когда эта мысль оформилась в моем мозгу, я позволил себе дать волю воображению.

Вот она открывает глаза, зовет: «Папа!» – и обвивает ручки вокруг моей шеи. Моя доченька, моя дорогая Дидин… Меня пронзило наслаждение и боль одновременно.

Ты трус. Я предлагаю тебе средство от всех мучений.

– Но я не могу… Я не приму его.

Стоя над ребенком и прижимая рану, я внезапно осознал: есть нечто, что я хотел бы прояснить уже с давних пор.

– Почему ты предлагаешь это?

Меня считают воплощенным злом – в твоих силах это изменить. Твои книги могли бы разъяснить людям их неправоту и восстановить мое доброе имя. Описать, что я – свет во мраке тьмы; раскрыть величайшие тайны. Что отличаться – не значит нести зло; что изменение не есть яд. Ты мог бы снять с меня венец злодея. Я – Люцифер, Светозарный. Мое единственное желание – даровать людям то же знание, каким владеет Господь. И в обмен на твой искупительный, очистительный глагол – душа твоей дочери возродилась бы.

Я посмотрел на повязку. Кровь больше не проступала. Я перестал прижимать рану и осторожно поднял девочку на руки.

Она была совсем маленькой, невесомой. Ее косточки были такими же хрупкими, как те, что хрустели у меня под ногами, когда я нес девочку по проходу.

Я всего лишь хочу исполнить твое сокровенное желание!

Жалобный голос Призрака дрожал от горести и печали. Я знал: он обитает в собственном аду. Меня вдруг пронзило чувство вины за то, что я обрекаю его там и оставаться.

Ты даже не испытываешь соблазна?

Разумеется, я испытывал. Но этого признания он не дождется. Дух такой силы обратит против меня даже мою искренность – так или иначе.

– Соблазн? Соблазн позволить этому ребенку умереть, чтобы моя дочь смогла переродиться? Нет.

Я отрицал, а голова моя кружилась от самой мысли, что Дидин – моя кровь, мое любимое дитя, мой свет – вернется ко мне. И исчезнет даже причина для скорби.

Но обрести одну душу, принеся в жертву другую?!

Я, спотыкаясь, брел из пещеры с грузом на руках. Кости хрустели под ногами, и я считал шаги, оставшиеся до выхода из этого странного места, из иррационального мира, который не отпускал меня с самого моего приезда на остров; мира, который привязал меня к себе. К чему я прикоснулся, на что себя обрек? Что за проход отворил? И как теперь запечатать его, дабы спастись от мерзкого, запретного искушения?

Я вспомнил вечер два года назад, когда впервые уселся к столу и принял участие в вызове духов. Вопросы, которые мы тогда задавали. Один за другим мимо нас прошествовали эти создания; они говорили, дразнили, волновали. Когда Призрак Могилы явился нам впервые? Как можно отправить его туда, откуда мы его вызвали? Мы впустили в мир Зло. Только настоящее чудовище способно подбрасывать на моем пути этих несчастных детей – холодно и деловито. И не требовать от меня убийства, нет. Всего лишь готовности не помогать. Как легко было поддаться этому искушению…

Путь наверх был долгим и трудным. Девочка, поначалу такая легкая, становилась с каждым шагом все тяжелее. Призрак вился рядом и говорил, говорил. Пробуждая в моей памяти счастливые моменты, которые я провел вместе с Дидин.

Помнишь ли ты, как учил ее грамоте? Как она впервые прочитала вслух твои собственные строки? День, когда она сама написала стихотворение и показала его тебе; как глаза ее наполнились слезами от твоей похвалы? Как она слушала твои рассуждения, как спорила, помнишь? Как ты твердил ей, что она твое солнышко, твое чудо, твоя Дидин?

– Замолчи!

Я сильнее прижал к груди чужого ребенка, страшась, что дух отнимет ее теперь и с еще большим рвением примется меня искушать.

Спеша изо всех сил, я поднимался по каменному коридору. Фонарь пришлось оставить в пещере: чтобы держать ребенка, мне требовались обе руки. В темноте тени принимали зловещие очертания. Я воистину шел подземным царством.

Ты любознателен. Ты ведь хочешь испытать, каково это – снова говорить с нею? Быть рядом… Наслаждаться ее обществом… Избыть рану в сердце…

– Невозможно. Ты не более реален, нежели ведьмы в «Макбете». Нежели дух, явившийся Гамлету. Я писатель. Я знаю: ты литературный троп, метафора. Люди занимаются сочинительством, чтобы устрашить, развлечь, преподать урок, научить. Мы пугаем наших читателей: пусть они боятся темноты, а мы спасем их, отведем от края пропасти, в которую толкает их зло, и они восславят нас.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});