Тайны финской войны - Борис Соколов

«Подготовка операции проводилась самым серьезным образом. Мы подготовили начальствующий составг, подготовили войска, подготовили тыл, подготовили исходное положение вплоть до того, что прорыли траншеи для танков на 100–150 м от переднего края для того, чтобы бить по дотам и даже по живой силе противника прямой наводкой из танков 45–мм пушками. Направление главного удара было избрано вдоль шоссе и железной дороги, так как другого направления выбрать было невозможно, техника не могла действовать ни вправо, ни влево.

На километр фронта главного удара было сосредоточено и действовало 4 стрелковых батальона, 123 орудия калибра дивизионной и корпусной артиллерии и выше и 70 орудий полковой артиллерии. Таким образом, на каждый километр фронта главного удара приходилось 193 орудия. Причем эта артиллерия, как полкового, так и больших калибров, была жестко централизована. Задача корпуса — уничтожение живой силы противника в районе Лоймола — упорно и настойчиво выполнялась. Основная идея — уничтожение живой силы противника — была выдержана до конца. Результаты: густой, вековой лес снесен и превращен в мелкие щепки. Все инженерные сооружения противника уничтожены.

На фронте корпуса 11 марта были втянуты в бой, разбиты и перемешаны между собой 35, 69, 64, 34, 37–й пехотные полки противника, 9–й отдельный и 1–й самокатный батальон. По показаниям пленных… у противника действовало больше 2 дивизий; в ротах противника, которые дрались на главном направлении, осталось от 2 до 5 человек.

11 марта для развития наметившегося прорыва в центре корпуса была введена свежая 87–я дивизия, которая закончила сосредоточение 9 марта, а для охвата левого фланга противника и выхода в тыл лоймо- ловской группировке была направлена 24–я мотокавалерийская дивизия в составе 30 эскадронов. К моменту вступления в силу мирного договора 87–я стрелковая дивизия продолжала развивать прорыв вдоль шоссе на станцию Лоймола, а 24–я мотокавалерийская дивизия вышла в тыл лоймоловской группировки, перехватила основную дорогу. Таким образом, лоймоловская группировка через пару дней была бы разгромлена».

«— Была бы! — с досадой передразнил Сталин, прерывая бодрый доклад комдива.

— Да, была бы разгромлена, — подтвердил Дмитрий Тимофеевич. И стал оправдываться: Не вина 1–го корпуса, не вина 8–й армии; что мы запоздали. Я полагаю, что если бы мы начали операцию 20 февраля, как было намечено, то Лоймола была бы захвачена и лоймоловская группировка была бы разгромлена, но начали операцию только 2 марта.

— Кто виноват? — задал Сталин, можно сказать, извечный российский вопрос.

— Запоздали со сосредоточением войск на железной дороге, — как‑то сразу сник Козлов, чувствуя, чем может грозить поиск виновников того, что победа уплыла из‑под носа.

— Значит, железная дорога? — ласково осведомился Иосиф Виссарионович.

Комдив радостно подтвердил:

— Да, последняя 87–я стрелковая дивизия прибыла 10 марта, а с 12 марта уже участвовала в бою».

Штерн тоже остановился на незавершенной Лоймоловской операции. Командарм не преминул приписать авторство ее плана Сталину, а заодно в раскаянии посыпал свою голову пеплом:

«8–я армия в непрерывных боях нанесла финской армии огромные потери, но поставленной ей главным командованием задачи выполнить полностью не сумела. Правда, мартовское наступление, которое мы основательно готовили по детально указанному лично товарищем Сталиным замечательному плану, наступление, по которому из восьми дивизий армии шесть дивизий, около 90 % артиллерии и вся авиация наносили мощный удар на узком фронте, начало успешно развиваться.

План, данный 8–й армии товарищем Сталиным, является примером смелого сосредоточения максимума сил на главном направлении. Особенно интересны и оригинальны указания товарища Сталина по оперативному и тактическому использованию артиллерии при прорыве. Хотя это наступление не было нами в связи с заключением мира доведено до конца, высшему командному составу РККА необходимо изучить указания товарища Сталина по этому плану и самый план и ход Лоймоловской операции.

Войска армии в результате жестоких боев прорвали сильно укрепленный рубеж обороны финнов, последовательно перемолотив при этом, больше всего артиллерией и авиацией, значительные силы финнов. Финны потеряли в этих мартовских боях около 3 тысяч одними убитыми. Войска армии при этом уничтожит и взяли сотни каменно- и деревоземляных укрепленных точек, тысячи винтовок, много пулеметов, автоматов и другого оружия. Финские войска были настолько истощены и разбиты, что надергивали для своих укретений остатки войск, откуда только могли; так, на одной из укрепленных высот, взятых за пару дней до окончания военных действий, были найдены сотни трупов пяти финских полков.

Наши части смешанной конницы, стрелки и лыжники вышли уже в тыл финнам. Нащи диверсионно- партизанские группы активно действовали на прилегающих к фронту дорогах финского тыла. Мы имели еще значительные резервы для питания и развития успеха. Близкий и полный успех этого наступления

8–й армии был для всех несомненным, но действия 8–й армии запоздали. Это было нам указано Ставкой Главного командования».

Успех советского наступления в феврале — марте 1940 года заставил финское правительство искать способы скорейшего прекращения войны, хотя армия Суоми так и не была разгромлена.

Путь к миру

Какой же путь прошли СССР и Финляндия к миру, наступившему в заснеженных карельских лесах 13 марта 1940 года? Переговоры о мирном соглашении начались еще накануне генерального советского наступления на линию Маннергейма. 5 февраля в Стокгольме В. Таннер встретился с советским полпредом в Швеции А. М. Коллонтай. До этого через министра иностранных дел Швеции Карла Гюнтера советская сторона дала понять, что договор теперь может быть заключен только на более жестких условиях, чем те, что обсуждались осенью 1939–го. Самым болезненным для финнов требованием была уступка полуострова Ханко. Финское правительство предложило начать переговоры с того, о чем удалось договориться перед войной. Финляндия также была готова к дополнительным территориальным уступкам на Карельском перешейке на основе обмена территорий с СССР. Финны готовы были согласиться и на специальный международный договор о нейтрализации Финского залива. Молотов разрешил Коллонтай встретиться с Таннером. Александра Михайловна показалась финскому министру иностранных дел, помнившему ее по встречам в 1910–х годах, «сердечной пожилой дамой», не проявившей, однако, былой гибкости мысли. Таннер от своего имени предложил вместо Ханко уступить один из островов у входа в Финский залив. Из Москвы запросили, какой именно остров имеется в виду. Но к тому времени произошли события, сделавшие финнов менее уступчивыми. 5 февраля Высший военный совет Англии и Франции принял решение направить экспедиционный корпус в Скандинавию для помощи Финляндии. Шведское правительство всерьез рассматривало возможность посылки на помощь финнам батальонов добровольцев (два из них в конце февраля прибыли на северный участок фронта и сменили там финскую бригаду, перебрасываемую на Карельский перешеек). Таннер и Маннергейм скептически отнеслись к возможности англо — французского десанта. Но премьер — министр Р. Рюти полагал, что это обещание можно будет использовать для давления на Советский Союз.

Западных союзников в конечном счете волновала не судьба Фииляндии, а открывавшаяся заманчивая возможность установить свой контроль над шведскими месторождениями железной руды. Отсюда Германия получила три четверти железорудного сырья для своей металлургической промышленности. Уинстон Черчилль, занимавший в то время пост первого лор — да Адмиралтейства (военно — морского министра), еще 19 сентября 1939 года обратил внимание кабинета на важность прекращения экспорта в Германию шведской руды из норвежского порта Нарвик. Он предложил британскому министерству торговли закупить у шведов всю руду. Эта идея поддержки не нашла. И вот теперь помошь пострадавшей от советской агрессии Финляндии была удобным предлогом для того, чтобы отстранить Германию от шведской руды. Дадим, однако, слово самому Черчиллю:

«Для доставки военного снаряжения и добровольцев в Финляндию существовал только один путь. Порт Нарвик с его горной железной дорогой к шведским железным рудникам приобрел новое моральное, если не стратегическое значение. Использование Нарвика для снабжения финских войск затрагивало нейтралитет Норвегии и Швеции. Оба эти государства, в равной мере страшившиеся Германии и России, хотели только одного — не быть втянутыми в войны, которые уже начали разгораться вокруг и готовы были поглотить и их… Английское правительство не хотело, конечно, совершить даже формальное нарушение норвежских территориальных вод, минировав норвежский коридор для обеспечения себе преимущества перед Германией. Но, подчинившись более благородному побуждению, лишь косвенно связанному с нашими военными интересами, оно предъявило Норвегии и Швеции гораздо более серьезное требование свободного пропуска людей и поставок для Финляндии.