Природа советской власти. Экологическая история Арктики - Энди Бруно

строй в 1937 году, достигнув к 1940 году мощности 67 400 киловатт-часов865.

В 1936 году власти также основали новое ведомство для координации строительства ГЭС – «Колэнерго»866. В планы третьей пятилетки (1938–1942 годы) для «Колэнерго» было включено следующее видение того, как должна была развиваться гидроэнергетика на Кольском полуострове: «Одним из решающих факторов, влияющих на характер и темпы хозяйственного развития края, является состояние его энергетической базы». К счастью, «по отдельным районам края гидроресурсы рационально распределены природой в соответствии с концентрацией природных богатств». Согласно «Колэнерго», это позволило бы использовать примерно 13 миллиардов киловатт-часов гидроэнергетики в Карело-Мурманском регионе867. Хотя планы строительства дополнительных ГЭС на Туломе и Ниве в конце 1930‐х годов оказались слишком амбициозными, «Колэнерго» смог в значительной степени повысить мощность электроснабжения в регионе для нужд будущего никелевого комбината «Североникель». Проекты ведомства также позволили в 1940 году соединить станции на Ниве и Туломе с высоковольтными линиями и подстанциями868.

ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОСТЬ VS ПОТРЕБНОСТЬ

Осенью 1941 года, едва рабочие завершили строительство финального участка Нижнетуломской ГЭС, Евгений Штерн, главный инженер станции, приказал начать ее демонтаж. Он говорил, что они смотрели на него широко раскрытыми глазами. Как и многое другое электрическое оборудование Кольского полуострова, оказавшееся в условиях обстрела нацистской авиацией, станция должна была быть эвакуирована в Ташкент869. Эвакуация помогла сохранить часть ГЭС, однако оборудование на Ниве и Нижней Туломе подверглось обстрелу; из‐за разрушений станции стали работать с меньшей мощностью. Перебои в поставках угля также мешали производству Мурманской теплостанции. В целом Вторая мировая война вызвала энергетический кризис на Кольском полуострове870.

Местная древесина плохо помогала справляться с проблемами снабжения энергией. Многие доступные кольские леса уже были вырублены. В отчете «Североникеля» писалось, что, «несмотря на тяжелое положение, создавшееся (sic) в комбинате с запасами дров и деловой древесины, вопрос о собственных лесозаготовках не мог быть практически разрешен на протяжении трех кварталов» 1943 года; также несколько рабочих вернулись на восстановленный никелевый завод871. В то же время центральные власти пытались согласовывать поставки древесины в других районах: так, лесозаготовители в Умбе, Зашейке и Кандалакше должны были скоординировать поставки в единый трест для нужд близлежащих предприятий, однако это потребовало нескольких месяцев и в целом оказалось не очень эффективным872.

Пережив лишения военного времени, кольские производители вернулись к наращиванию энергоресурсов в регионе. За счет строительства новых ГЭС они удвоили мощности использования энергии воды. Согласно корреспонденту газеты «Правда Севера», в 1950‐е годы Кольский полуостров имел «богатейшие в мире запасы водной энергии»: «Энергетическая ценность рек Кольского полуострова обусловлена благоприятным сочетанием ряда факторов потенциальной мощности»873. Благодаря строительству все большего количества плотин Кольский полуостров становился частью глобального роста энергетического производства. В то же время планировщики советской Арктики находились в ловушке беспощадной гонки за энергоресурсами, будучи вынужденными снабжать энергией быстро развивающуюся промышленность, города и военные объекты. До конца 1960‐х годов рост потребностей опережал реальные возможности новых ГЭС и теплостанций. Именно в этом напряжении между существующими мощностями и потребностями скрывались опасности экстенсивного роста.

Ограничения энергоснабжения отличали послевоенный Советский Союз от стран первого и третьего мира. В это время страна была в начале пути к нефтяной зависимости. Экономист Роберт Кэмпбелл писал, что «в начале 1950‐х годов СССР импортировал топливо, и гидроэнергия была более важным источником энергии, чем природный газ, а древесина играла большую роль, чем нефть»874. В это время значительно выросла добыча угля: в течение 1950‐х годов она удвоилась как в целом по стране, так и в Печорском бассейне875. Но ни Советский Союз, ни Кольский полуостров не стали территориями, где преобладала бы добыча этого полезного ископаемого876.

В других частях послевоенного мира, по мнению политолога Тимоти Митчелла, нефть уже подпитывала «новую концепцию экономики как объекта, который может расти без ограничений». Добыча и транспортировка угля имела «физические ограничения», в то время как нефть зависела от материальных факторов: ее цена менялась в зависимости от уровня запасов и добычи, при этом ее было дешевле доставлять. Нефть также служила основой для индустриализации сельского хозяйства и производства синтетических материалов как бы в ответ мальтузианским опасениям по поводу ограниченности продуктов питания и минеральных ресурсов. По мнению Митчелла, эта неисчерпаемость нефти ориентировала богатые государства на бесконечный рост как политический императив, который, в свою очередь, закладывал глубокие зависимости между западными демократиями и авторитарными странами877. Другой теоретик, Фернандо Коронил, считает, что контроль над нефтью позволил политическим лидерам в Венесуэле в середине века достичь видимого могущества, позволившего государству позиционировать себя в качестве волшебной силы, обеспечивающей развитие878. С 1940‐х до начала 1970‐х годов государственные чиновники Кольского полуострова не действовали ни в политической логике митчелловской «углеродной демократии», ни как «магическое государство» (за счет атомной энергии) Коронила. Вместо этого они искали возможности для энергетической самостоятельности, пытаясь заставить воду и землю работать на них.

Сразу после войны кольские плановики искали возможность восстановить и запустить существующие ГЭС. Центральные власти вернули эвакуированное оборудование на станции Нивы и Туломы в октябре 1944 года, хотя некоторые турбины остались в Узбекистане879. Рабочие «Колэнерго» занимались восстановлением станций, но в течение еще нескольких лет трудности в работе Нижнетуломской плотины продолжались880. Они смогли довольно быстро подключить к поставкам электричества Нижнетуломской ГЭС никелевые предприятия в присоединенной к территории СССР Печенге с помощью 154-километровой линии электропередачи, протянувшейся над холмами и болотами881.

«Колэнерго» также добавил в планы строительство еще двух станций на Ниве. Планируя производить с их помощью более 400 млн киловатт-часов электричества, «Колэнерго» пытался ввести их в эксплуатацию еще до начала войны, рассчитывая таким образом решить проблему дефицита энергии882. Кандалакшский алюминиевый комбинат, введенный в строй в 1951 году, требовал очень много электричества, и его строительство стало важной причиной в решении о планировании новых ГЭС на реке Ниве. ГЭС «Нива-3» около Кандалакшского залива была построена в 1949 году, а в 1952 году была открыта «Нива-1» на Пинозере. Инженеры спроектировали соединение территории вокруг озер Пиренга и Плесозеро, затопив некоторые земли, ранее использовавшиеся колхозом «Индустрия»883. После завершения строительства управляющий «Колэнерго» Матвей Зархи жаловался, что ГЭС «Нива» работала неудовлетворительно884. Отчасти причиной были технические недостатки, из‐за чего «Колэнерго» начал строительство еще одного каскада из трех ГЭС на реке Ковда к югу от Кандалакши – Княжегубской, Иовской и Кумской. Они были введены