13 ведьм (сборник) - Елена Щетинина

– И постарайся прийти в себя, – сказала Аня вкрадчиво, – мне понадобится твоя помощь. Когда я позову.

Каблуки зацокали по ступенькам.

Женя всхлипнул. Подхватил бутылку и судорожно выпил. Водка тяжелым сгустком покатилась в пищевод.

За окном кишел живой пернатый мрак, ночь, утрамбованная черными тельцами, хладное пламя. Костяной дождь проклевывал путь в дом, стервятники торопились взять причитающееся.

Женя встал и, шатаясь, подошел к окну. Дотронулся до подоконника и отпрянул: снаружи в стекло шлепнулось мазутное пятно, клочок тьмы. Побарахталось и всосалось в сплошную стену мигрирующих призраков.

«Что-то здесь не так», – подумал Женя, стирая слезы, бесшумно продвигаясь к лестнице. Чем бы ни было существо из реторты – куклой или сиамским близнецом Коротича – именно Аня хранила его под замком. Сиротка Аня, о девичестве которой известно подозрительно немного. Аня с ее ухоженным садом, пирогами и ежедневным, как похвалился когда-то подвыпивший Тимка, минетом.

Жене тогда хотелось, чтоб Тимка вовсе перестал существовать, схлопнулся и исчез, а он уж как-нибудь проживет и Аню утешит. По-братски.

Высвеченное молниями лицо Жени запылало от стыда.

– Прости меня, – скорбно проронил он.

И решительно вскарабкался по стремянке.

Прошлое, ставшее хламом, сосланное на дачный чердак, шевелилось размашистыми тенями. В дальних углах, в потаенных гнездовьях, потрескивала скорлупа реальности, выпуская непостижимых птенцов. Крыша прогибалась под напором воды. А в кругу электрического света лежал труп, и на нем восседала Аня.

Она наносила на супруга макияж – макала пальцы в баночку из-под дневного крема и рисовала жирной черной субстанцией линии вдоль его носа и подбородка. Вела симметричные узоры к ушам, чертила полосы над бровями.

Человечек вязко покачивался в колбе, ловя каждое ее движение. Прял ручками, рассекал твердым плавником пениса теплую жидкость. Глазки смышлено моргали, запоминали.

Женя скрипнул зубами от ярости. На языке вертелось слово, которое он, пожалуй, и не произносил никогда: вышедшее из обихода слово «скверна». Скверной, гадкой насмешкой был монстр с лицом и пропорциями его лучшего друга, и желание разбить банку, вытоптать уродца клокотало в груди.

– Что происходит? – зарычал он угрожающе.

– Это знак, – холодно пояснила Аня, откладывая баночку. – Знак для Вороньего Пастушка.

Стены дачи завибрировали трусливо.

– Ты свихнулась! – рявкнул Женя. – Тимки нет! Твой муж умер!

– Ошибаешься.

Она обвела реторту ласковым взглядом. Человечек с готовностью подплыл поближе к стеклу.

– Это? – ужаснулся Женя. – Ты вырастила это… чудовище?

Аня ухмыльнулась. Дьявольски красивое лицо, зарешеченное сосульками мокрых волос. Зрачки сверкнули.

– Я подстраховалась. Я знала, что рано или поздно его сердце откажет.

– Знала? Откуда?

В темноте справа обрушилась вешалка, чемодан клацнул челюстями и выблевал груду детских игрушек, пискнувшего резинового кота, загнанное во вражескую засаду оловянное войско.

– Ты ведьма, – выдохнул Женя.

– Да ну! – Она отбросила пряди за ушко кокетливым жестом. Облизала губы – настолько соблазнительно, насколько это возможно для человека, сидящего на трупе своего мужа. – Ты больше не хочешь меня?

Она протянула к нему руки, словно просила объятий. В белых ладонях переливались серебром мячики, Женькины магнитные шарики.

– Фокус-покус, – промурлыкала Аня и стиснула кулаки.

Шампанское выдохлось и потеряло вкус.

Он сделал глоток: жадно, неумело, через край. Опустил бутылку на подлокотник дивана и вытер подбородок о плечо. Футболка пропахла табачным дымом и потом. Едко-кислый душок его жизни. Женя мотнул головой. Не самый плохой вариант. Могло быть хуже, могло лучше. Сегодня просто этот, как его… вечер обычного дня, вот.

Да, могло быть и хуже. А так – нехлопотная работа в книжном; приходящая по звонку девятнадцатилетняя «няня», которая неизменно хлопотала внизу, у его паха, прежде чем подняться вверх и попросить что-то для себя; почти отступившие ночные кошмары.

Вокруг мялась и распрямлялась действительность, оставляя на желтоватой бумаге пятна и надрывы, но суть не менялась. Единственным, кто его не предал – не умер, не ушел, не забыл, – был алкоголь. Правда, на всецелую его поддержку рассчитывать не приходилось. Женя был слишком труслив, чтобы стать алкоголиком. После двух-трех подобных вечеров подступало отвращение к самому себе, жалость, страх. Спиртное уже не разжижало что-то вязкое и черное внутри, а только выталкивало его на поверхность. Чем не очередное предательство?

Женя подгреб ногой книгу в мягкой обложке и чертыхнулся, замяв страницу, – томик следовало вернуть в магазин, на полку раздела «Мистика и эзотерика». Он открыл наугад и зацепился глазами за словосочетание «по схеме Парацельса». «Отсюда и начнем», – кивнул и потянулся за бутылкой. Плевать, все равно никогда не дочитывал, так какая разница.

«…по схеме Парацельса. В конце XVIII века граф фон Кюфштейн в результате алхимических экспериментов получил десять существ. Он назвал их „духами“, придумал и имена: „монах“, „король“, „солдат“ и др. Об этом упомянул в дневнике ассистент графа. „Духи“ были взращены в запечатанных бутылях. Когда рост существ достиг приблизительно сорока сантиметров, у них стали расти бороды. Фон Кюфштейн кормил их три раза в день какими-то темными горошинами, а воду в бутылях менял раз в четыре дня (для этого он собирал дождевую воду). Долго находясь на воздухе, „духи“ теряли сознание. Граф использовал их для прорицаний на заседаниях масонской ложи. Протоколы ложи фиксируют…»

В коридоре на раскатистом полувздохе проснулся телефон. Растоптал липкую привычную тишину, высвободил необъяснимый страх. Женя вздрогнул и прислушался, словно пытаясь определить настроение звонящего.

Мелодия оборвалась. Аппарат смолк.

Передумали. Ошиблись номером. Получили нож в горло. Плевать.

Он приложился к шампанскому. Облил шею и грудь, ткнулся тяжелым отечным лицом в книгу.

«…гомункул по прозвищу „монах“ погиб, когда случайно разбился сосуд. Другой, „солдат“, сбежал из своего стеклянного дома, но его поймали и вернули назад. „Доктор“ пытался перегрызть себе вены. После этих событий, имевших некий криминальный характер, граф уничтожил всех „духов“ и стал замаливать грехи…»

«Почему я читаю эту хрень?»

Женя решительно встал: книга упала на диван, опустевшая бутылка нырнула через подлокотник, глухо, обиженно стукнула о ламинат. Глаза слипались. Спать, спать.

Он провалился в одеяло, как только упал на кровать, и глубже – в пульсирующую мглу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});