Республика Шкид - Леонид Пантелеев

– Золотой зуб, – повторил он. – Я его осенью в Екатерингофе нашел… Думаю, что можно продать.

Сашка улыбнулся.

– Зачем же ты его столько времени берег?

Ленька покраснел еще больше.

– Глупо, конечно, – сказал он, – но говорят, что зуб приносит счастье.

– Счастье, – усмехнулся Сашка. – Много он тебе счастья принес.

Ленька решил продать зуб.

– А я что продам? – сказал Пыльников.

Он развязал узелок. Вынул марксовский «Капитал».

– Дадут что-нибудь?

Ленька взглянул на заглавие.

– Думаю, что не дешевле моего зуба стоит.

Сашка перелистал страницу. Потом положил книгу обратно в узелок.

– Нет, – сказал он, – Маркса продавать не могу… Я лучше сапоги продам.

Ботинки у него были новенькие, английские. Брат зимой привез, когда приезжал навещать.

– Продам, – решил Сашка.

Он тут же снял ботинки и завернул их в узелок.

– Идем, – сказал он.

Они вышли из сада. Сашка с прошлого лета не ходил босиком и сейчас шел неуверенно, подпрыгивая на острых камнях.

Сперва зашли в ювелирный магазин.

Толстый еврей-ювелир долго рассматривал зуб, сначала простым, затем вооруженным глазом, потом посмотрел на парней и спросил:

– Откуда у вас это?

– Нашли, – ответил Ленька.

Ювелир минуту раздумывал, потом бросил зуб на чашку миниатюрных весов и, не спрашивая о пене, вынул и положил перед товарищами бумажку в пять лимонов.

– Мало, – сказал Пантелеев.

Ювелир взял бумажку, чтобы спрятать.

– Ладно, давай, – проговорил Ленька и, спрятав дензнаки в карман, вместе с Сашкой вышел из магазина. – Спекулянт чертов! – буркнул он.

Из магазина пошли на Александровскую толкучку, где за десять лимонов продали первому попавшемуся маклаку Сашкины английские ботинки.

В Шкиду поехали на трамвае: устали за сутки и имели возможность позволить себе такую роскошь.

К Викниксору в кабинет вошли без всякой робости.

– Опять? – спросил тот. – В чем дело?

– Получите за ваши стекла, – сказал Ленька и выложил перед завшколой пятнадцать миллионов рублей.

Викниксор посмотрел на деньги, присел к столу и написал расписку.

– Возьмите, – хмуро сказал он.

Потом смягченным тоном добавил:

– Через месяц приходите.

Сламщики вышли.

– Куда идти? – тихо спросил Сашка.

– Домой, – ответил Ленька, – больше идти некуда.

Сходили в класс, попрощались с товарищами и разошлись – один на Мещанскую, другой на Васильевский остров.

«Юнком»

Три тени. – Череп во тьме. – Заседание в подполье. – Блуждающий огонек. – Тревога Мефтахудына. – Облава. – «Юнком». – Ищейки из ячейки. – Кто кого. – «Зеленое кольцо».

– Т-сс. Тише.

– Ни звука.

Три тени, бесшумно скользя, вышли на парадную лестницу и минуту прислушивались. В Шкиде было тихо. Ребята уже спали, и только изредка тишину нарушал шорох возившейся под полом крысы.

– Ну, идем. Нас уже ждут, – опять раздался шепот, и три таинственные фигуры начали спускаться по лестнице, осторожно держась за перила и стараясь не производить шума.

Мелькнул просвет парадной двери, выходившей на улицу, но за ненадобностью давно уже и наглухо закрытой.

Таинственные фигурки минуту потоптались на месте, словно совещаясь, и, наконец, решившись, стали так же бесшумно прокрадываться под темный свод лестницы. Непроницаемая безмолвная мгла поглотила загадочных пришельцев. Они шли на ощупь, держась за холодные выступы ступеней и удаляясь все дальше от света. Тусклым просвет парадных дверей поблек вдали, и зеркальные окна замутились и посерели, едва виднеясь мертвыми матовыми пятнами. Вдруг передняя тень вздрогнула и отпрянула назад.

– Смотрите!

Прямо со стены глядело на них страшное, квадратное, бледно светящееся, словно фосфорическое, пятно:

Пришельцы прижались к противоположной стене. Но тут один из них, самый храбрый, рассмеялся и сказал:

– Ведь это ж трансформаторная будка. Чего вы сдрейфили?

Почти тотчас откуда-то сбоку из темноты раздался глухой голос.

– Пароль?

– Четыре сбоку! – ответила первая тень.

– Ваших нет! Проходите, – донеслось снова из темноты, и перед таинственными пришельцами раскрылась дверь в слабо освещенное помещение.

Это был дровяной сарай Мефтахудына, куда он складывал дрова, перед тем как распределять их по печкам.

И сейчас еще в сарае было немного дров, разложенных рядами у стенок. На одной из этих поленниц сидели три темные сгорбившиеся фигуры.

При появлении новых пришельцев сидевшие приветствовали их громкими криками:

– Урра! Пришли. Пыльников! Кобчик!

– Кубышка, и ты?!

– А что я – рыжий, что ли? Я тоже хочу работать в вашей организации!

В сарае шесть человек расселись на дровах и, закрыв плотно двери, замерли.

Кроме пришедших там были Янкель, Японец и Пантелеев, совсем недавно вернувшийся в Шкиду после скандального изгнания из школы за битье стекол.

Ребята посовещались минуту, потом Японец встал и заговорил, подняв руку:

– Внимание. Сегодня мы открываем второе собрание нашей подпольной организации РКСМ, но так как у нас есть два новых члена, коими являются Кубышка и Кобчик, то я кратко изложу им нашу программу и причины, побудившие нас затеять это дело.

Японец откашлялся.

– Итак, товарищи, вы знаете, что наша Шкида считается домом для дефективных, то есть почти тюрьмой, поэтому ячейку комсомола нам открыть нельзя. Но среди нас есть желающие подготовиться к вступлению в комсомол по выходе из Шкиды… Вот для этого, то есть для изучения политграмоты и основ марксизма, мы и основали этот подпольный кружок. К сожалению, мы не имеем руковода, опытного и деятельного, как Кондуктор, который, как вы знаете, уехал от нас уже три, если не четыре, месяца назад на работу в деревню. Вы знаете также, что мы много раз просили Викниксора выхлопотать нам нового политграмщика, но до сих пор он, как известно, и в ус не подул. Нам осталось одно: заниматься самим. Мы не знаем, как посмотрел бы на это дело Викниксор, а кроме того, и не хотели затягивать дела переговорами, поэтому и решили открыть этот нелегальный кружок. Пока у нас занятия узкоспециальные, сейчас мы проходим историю революционного движения среди молодежи, а дальше будет видно.

Япошка замолчал и обвел взглядом окружающих. Потом, смахнув рукой пот с лица, он перешел к лекции. Как самый осведомленный и начитанный, он взял на себя роль лектора и работал очень добросовестно, тщательно подготовляясь к каждой лекции.

– Итак, пойдем дальше. В прошлый раз мы с вами разбирали зарождение Союза молодежи и дошли вплоть до раскола буржуазного «Труда и света». Теперь мы проследим зарождение и постепенный рост нашего Союза рабочей молодежи…

Аудитория слушала. Пятеро ребят с бритыми головами жадно уставились на лектора и затаив дыхание ловили слова. Угольная лампочка, облепленная наросшей паутиной, словно улыбалась близоруким глазом, слабо освещая «подпольную организацию» и облупившиеся стены.

* * *

Следующий сбор был назначен на двенадцать часов ночи – излюбленное время всех заговорщиков.

Летний день для Шкиды утомителен. Слишком много движения, слишком много уроков, а кроме того, охота и выкупаться сходить, и поиграть в рюхи или в футбол. В результате к вечеру полная усталость. Спальни сразу же погрузились в сон, и не успел дежурный воспитатель затворить за собою дверь, как снова забегали по старому зданию таинственные тени.

Ночной дежурный – Янкель. Он свободно выпускает из здания «заговорщиков» и последним уходит сам.

На этот раз сбор происходил в развалинах двухэтажного дома во дворе. Под лестницей, в каморке, где еще совсем недавно скрывались Пантелеев и Пыльников, светлячками вспыхнули огоньки. Тени собирались опять.

– Пароль?

– Деньги ваши!

– Будут наши! Проходи, – слышится голос невидимого стража.

Сегодня пришел новый член организации – Воробей. В кружке уже семь человек.

– Как бы не засыпаться! Слишком много коек пустует, – высказывает опасение Янкель, но под негодующие окрики он вынужден замолчать.

– Сегодня, товарищи, мы перейдем к разбору Третьего съезда, который знаменует собой новый поворот к мирному строительству.

Кружок притих и внимательно слушал, сбившись вокруг мерцающей свечки.

Ночь выдалась мягкая, но с ветерком.

Мефтахудын сидел в дворницкой, повторял наизусть русскую азбуку, иногда сбиваясь и заглядывая в букварь. Наконец он поднялся, потянулся, зевнул, оглядел кровать и стены.

– Пора спать, – громко произнес он и вышел во двор, чтобы сделать последний в этот день обход. В подворотне тихо посвистывал теплый ветер. Он словно целовал, ласкал огрубевшие, покрытые жесткой щетиной щеки Мефтахудына… Татарин размяк, умилился, пришел в восторг: