Сотрудник агентства "Континенталь" - Дэшилл Хэммет

«Выходите оттуда!» – позвал я, но ответа не было. Я взял свою пушку в руку и начал подниматься по ступенькам. Я видел, что он там двигался, намеревался выйти. И потом моя нога поскользнулась. Это была старая, истертая нижняя ступенька, и моя нога поскользнулась. Я упал вперед, пушка выстрелила, и пуля попала в него. Он к тому времени уже вышел, и когда пуля попала в него, он свалился вперед лицом и по ступеням скатился на тротуар.

Когда я посмотрел на него, я увидел, что это был Гилмор. Я знал его, я говорил ему «привет», и он знал меня – поэтому он и должен был убраться с глаз долой, когда увидел как я поворачивая из-за угла. Он не хотел, чтоб я видел, как он выходит из дома, где, как я знал, жил мистер Теннант, я полагаю, подумав и сложив два и два, что у них был разговор.

Я не говорю, что я поступил правильно солгав, но это не причинило никому вреда. Это был несчастный случай, но он был человеком с большим количеством друзей в высших кругах, и несчастный это случай или нет – я получил хорошую возможность, что меня искалечат, а может со временем и отправиться в тюрьму. Таким образом я рассказал свою историю людям, которые знают это. Я не мог сказать, что видел что-то подозрительное, не возлагая вину на непричастных, и я не хотел этого делать. Я принял решение, что если кого-то арестуют за это убийство, и это для него может кончиться плохо, я выйду и скажу: «Это сделал я». У меня дома вы найдете все признание, где я все написал, написал на случай, если со мной что-то случится, чтоб никого другого никогда не обвинили. Поэтому я и должен был сказать, что никогда не видел эту леди. Я видел ее, видел, как она входила в то здание той ночью, в то здание, из которого вышел Гилмор. Но я не мог это сказать, это могло плохо выглядеть для нее, поэтому я солгал. Я, может быть, придумал бы лучшую историю, будь у меня больше времени, я в этом не сомневаюсь, но я должен был думать быстро. Во всяком случае, я рад, что все кончилось.

Келли и другой полицейский в форме покинули кабинет, где теперь задержались только МакТай, О'Гар, Кара Кенбрук, Теннант и я. Теннант перебрался ближе ко мне и приносил извинения.

– Я надеюсь, вы позволите мне все уладить самому, все, что произошло этим вечером. Но вы знаете, как это бывает, когда тот, о ком вы заботитесь, оказывается в сложном положении. Я убил бы вас, знай, что это поможет Каре, честное слово. Почему вы не сказали нам, что не подозреваете ее?

– Но я действительно подозревал вас обоих, – сказал я. – Это выглядело так, будто виновным должен был быть один Келли, но вы вели себя так, что я начал сомневаться. Некоторое время это выглядело забавно: вы думали, что это сделала она, а она думала, что вы, хотя я предполагаю, что каждый бы поклялся в невиновности другого. Но через некоторое время это перестало быть забавным. Все зашло слишком далеко.

– Как вы догадались о Келли? – спросил из-за моего плеча О'Гар.

– Мисс Кенбрук шла на север по Ливенуорт-стрит, и находилась на полпути между Буш-стрит и Пайн-стрит, когда она услышала выстрел. Она никого не видела, никаких автомобилей, пока не завернула за угол. Миссис Гилмор шла на север по Джонс-стрит, и была на примерно таком же расстоянии, когда она услышала выстрел, и она тоже никого не видела, пока не достигла Пайн-стрит. Если Келли говорил правду, то она должна была увидеть его на Джонс-стрит. Она сказала, что не поворачивала за угол до выстрела.

Любая из женщин могла убить Гилмора, но вряд ли обе; и я засомневался, возможно ли, чтобы кто-то другой мог выстрелить и уйти, не столкнувшись с Келли или женщинами. Предположим, что они обе говорят правду, что тогда? Это значило, что Келли лжет! Логично было его заподозрить в любом случае – он был ближе всех к убитому, когда прозвучал выстрел.

Чтоб поддержать свой рассказ, он позволил мисс Кенбрук войти в жилой дом, перед которым был убит человек, в три часа утра, не расспрашивая ее и не упоминая о ней в своем рапорте. Это выглядело так, будто он знал, кто убил. Таким образом я рискнул провернуть трюк с пустой гильзой, была большая вероятность, что он выбросит ее подальше, и что он подумает...

Густой голос МакТая прервал мои объяснения.

– Что скажете насчет обвинения в нападении? – спросил он, и он имел достаточно приличия, чтоб избегать моего взгляда, когда я с остальными повернулись к нему.

Теннант откашлялся.

– Э-э-э... ввиду того, что все так повернулось, и зная, что мисс Кенбрук не хотела бы неприятной огласки, которая сопровождала бы дело такого рода, я бы предложил, чтоб мы прекратили это дело совсем. – Он широко улыбнулся МакТаю, и мне. – Вы знаете, ведь еще ничего не было записано.

– Заставьте этого шельмеца доиграть игру до конца, – проворчал мне в ухо О'Гар. – Не дайте ему прекратить это дело.

– Конечно, если мисс Кенбрук не желает настаивать на обвинении, – сказал МакТай, наблюдая за мной краем глаза. – Я предполагаю...

– Если все понимают, что все это было сфабриковано, – сказал я, – и если те полицейские, что слышали эту историю будут приглашены сюда сейчас, и услышат от Теннанта и мисс Кенбрук, что все это была ложь – тогда я готов позволить всему идти таким путем. Иначе я не буду молчать.

– Вы проклятый глупец, – прошептал О'Гар. – Просто помешались на этом!

Но я покачал головой. Я не видел большого смысла в создании самому себе проблем, даже если это создаст проблемы кому-то еще. А еще, предположим, Теннант добьется, чтоб его рассказ признали правдой...

Таким образом полицейские были найдены и приглашены в кабинет снова, и услышали правду.

И теперь Теннант, девушка и я шли как три старых приятеля по коридорам к выходу. Теннант все еще просил, чтоб я позволил ему покрыть причиненный мне вечером ущерб.

– Вы должны мне позволить сделать хоть что-нибудь! – настаивал он. – Это будет правильно!

Он сунул руку во внутренний карман пальто и извлек толстый бумажник.

– Здесь, – сказал он, – позвольте мне...

Это был удачный момент, мы спускались по каменной лестнице вестибюля, что вела на Кирни-стрит – там шесть или семь ступеней.

– Нет уж, – сказал я, – позвольте мне...

Он был на второй сверху ступени, когда я вскинул руку вверх и нанес удар.

Он плюхнулся довольно мягкой кучей внизу.

Оставив леди с пустым лицом присматривать за ним, я направился через Портсмут-сквер к ресторану, где водятся толстые стейки.

«Золотая подкова»

"The Golden Horseshoe". Рассказ напечатан в журнале «Black Mask» в ноябре 1924 года. Переводчик Г. Рикман.

– На этот раз для вас ничего из ряда вон выходящего нет, – сказал Вэнс Ричмонд после того, как мы пожали друг другу руки. – Но надо бы найти одного человека... Он вообще-то не преступник...

Ричмонд словно бы извинялся. Последние два задания, которые давал мне этот сухопарый адвокат, были связаны со стрельбой и другими эксцессами, и он, кажется, решил, что я засыпаю от скуки, когда занимаюсь спокойной работой. В свое время так и было, тогда я, двадцатилетний парень только начинал службу в сыскном агентстве. Но пятнадцать лет, что минули с тех пор, поубавили у меня аппетита к авантюрным выходкам.

– Человек, которого надо разыскать, – продолжал адвокат, когда мы сели, – английский архитектор. Норман Эшкрафт, так его зовут. Тридцать семь лет, рост – метр семьдесят три, хорошо сложен, светлокожий, светловолосый, голубоглазый. Четыре года назад он мог служить образцом симпатичного блондина-британца. Теперь вряд ли... Жизнь основательно потрепала его за эти четыре года.

Произошло вот что. Четыре года назад супруги Эшкрафты: жили в Англии в Бристоле. Миссис Эшкрафт, по всей видимости, очень ревнива, а ее муж – парень вспыльчивый. Кроме того, на хлеб себе он зарабатывал сам, а миссис получила в свое время богатое наследство. Эти деньги стали для Эшкрафта больным местом, он из кожи лез, чтобы доказать свою независимость и то, что деньги вообще не имеют для него никакого значения. Неумно, но вполне типично для человека с таким характером. Так вот, однажды вечером жена устроила мужу сцену ревности – он, якобы, слишком много внимания уделяет другой женщине. Супруги крепко повздорили. Эшкрафт собрал свои пожитки и уехал.

Спустя неделю миссис поняла, что ее подозрения не имели никаких оснований, и попыталась его разыскать. Но муж исчез. В конце концов миссис узнала, что он отправился из Бристоля в Нью-Йорк, где ввязался в пьяный скандал и попал под арест. Потом беглый муж снова выпал из поля зрения жены и через десять месяцев вынырнул в Сиэтле.

Адвокат порылся в бумагах на письменном столе и нашел нужную записку.

– Двадцать пятого мая в позапрошлом году выстрелом пистолета он убил в местной гостинице вора. В этом деле для городской полиции оставалось кое-что неясным, но обвинять в чем-либо Эшкрафта не было оснований. Человек, которого он убил, вне всяких сомнений был вором. Затем Эшкрафт опять исчезает и дает о себе знать только в прошлом году.