Полведра студёной крови - Артем Мичурин

– Не обижай моего друга, мать, – вежливо попросил я, расстёгивая кобуру. – У него бзик на это дело. Уважь.

– Да, уважь, – почти обиделся Ткач. – Будь любезна.

– Нельзя мне, – отступила хитрожопая ещё на шаг. – Язва у меня. И желтуха.

– Пей, – направил я ствол «ПБ» ей в голову за секунду до того, как показавшиеся из-под тряпок стволы успели подняться.

Старуха замерла, но всего на мгновение, быстро рассудив, что слабый шанс на жизнь лучше верной смерти.

«ПБ» хрустнул, и девятимиллиметровый комочек свинца зарылся в скрытую капюшоном голову.

– Паскуда! – швырнул Ткач бутыль в стену, раздосадованный больше отсутствием выпивки, чем попыткой отравить его. – Чёрт… А ведь мы её стряпню жрали.

– Из общего котелка. А вчерашний чугунок старуха не успела бы травануть, он всё время на виду был. Я за этим слежу, в отличие от тебя – беспечного алкаша. Да и не рискнула бы она в своём доме. На дорожку яду подкинуть – это другое дело. Потом взяла бы след и обобрала наши скорчившиеся в мучительной агонии трупы.

– Я не беспечный, просто привык видеть людей, даже таких, с положительной стороны.

– Ну хотя бы не отрицаешь, что алкаш. Это шаг в верном направлении.

– Заткнись. Что с мясом и горохом делать будем?

– Возьмём другие мешки. Не могла же она все свои запасы потравить.

– А может, тогда и самогону…

– Вот тут не уверен. Возможно, старая не врала, что не употребляет. А потому логично предположить, что спиртное у неё только для гостей.

– Сука…

Проинспектировав бесхозное жилище на предмет съестного, мы разжились половиной свежей тушки зайца, предположительно чистыми мешками мяса и гороха, тремя десятками дробовых патронов двенадцатого калибра, плюс к тем восьми, что достались нам по договору, и крепкими салазками для транспортировки экспроприированного добра. Правда, вяленое мясо на вкус оказалось не лучше говна, так что тягать целый мешок этих неудобоваримых останков неизвестного происхождения мы не стали, ограничившись небольшим кульком на самый голодный день.

Около получаса ушло на то, чтобы отговорить Ткача от идеи остаться здесь навсегда. Не помогали ни аргументы про отсутствие баб, ни убеждения в бесперспективности автономного существования без навыков охоты и огородничества. Только напоминания об ошивающихся поблизости менквах и неумении плести корзины возымели эффект, и мы наконец-то покинули «гостеприимный» дом.

Человеку, впервые попавшему в тайгу зимой, может показаться, что она полностью необитаема. Но это только первое впечатление. Проходя по краю вымерзшего до дна болота, можно заметить на покрытых инеем берёзах угольно-чёрные точки косачей, если, конечно, тебе не отбили глаза в пьяной драке или ты не Алексей Ткачёв. Всю ночь эти аппетитные птички проводят под снегом, и лишь утром голод выгоняет их на мороз. В этом мы от них мало отличаемся. Разве что мёрзнуть нас заставляет желание прожить всю оставшуюся жизнь в тепле и сытости, и чтобы для этого больше ничего не надо было делать. Этакое авансирование в беспечную старость.

Нажравшись почек и серёжек, тетерева снова, сложив крылья, бросаются с дерева в рыхлый сугроб. Облюбовав место, делают под снегом лунку и садятся на всю ночь. Имея такое чутьё на эти мешки с кровью, как у Красавчика, можно не беспокоиться о пропитании. Но дело в том, что конкурентов у любителей подснежных куриц тут тоже немало. Не говоря о том, что сами мы уже не раз и не два становились предметом охоты.

Если быть внимательным и не щёлкать ебалом, то вовремя замеченные следы на снегу расскажут о жизнедеятельности многих четвероногих обитателей этих мест. Вот тонкая цепочка следов горностая ведёт к старому полуистлевшему стволу кедра, под которым этот зверёк ищет норку полёвки; вот петляющий след зайца пересекается с чётким следом лисицы. Хитрожопая рыжая тварь хорошо разбирается в заячьих петлях, и тут Красавчику, похоже, уже ловить нечего. Но вот между соснами по снегу будто ступал кто-то, обутый в чайные блюдца. Широкий шаг, твёрдая поступь… Что-то хищное. Скорее всего рысь. След лося вообще сложно с чем-то перепутать. Его, так же как росомаху, соболя, северного оленя, природа наградила широкими лапами, позволяющими им не проваливаться и быстро передвигаться по рыхлому снегу в лесу. Ну а у нас для этого есть лыжи, что несут вот уже которую неделю по заснеженной тайге к такой далёкой горной гряде, хранящей в себе либо несметные богатства, либо лютую смерть.

Сосны, сопки, балки, крутые берега покрытых уже толстым льдом рек. Холмистые пейзажи постепенно уступают место гористым, но это ещё даже не предгорья. Хотя всё больше встречается присыпанных снегом камней, иногда выстраивающихся в целые гряды. Идти от этого становится труднее, но хоть немного веселее. Однообразие этой глухомани с её бесконечной чередой стройных сосновых стволов и белым полотном под ногами утомляет человеческий глаз. Тем более глаз городского жителя. Бесконечное желание согреться и что-нибудь съесть высушило меня, превратив в одну сплошную натянутую жилу. Последняя ночёвка была «холодной». Мы просто не нашли места, где можно было бы развести костёр. Ещё одной такой ночи мой организм может и не вынести. Грызть мёрзлую галету или кусок вяленого мяса, укрываясь при этом от ветра за толстым стволом лиственницы, каждый божий день он не согласен и об этом уже подаёт недвусмысленные сигналы своему владельцу.

Верхняя Косьва. На посёлок мы вышли к ночи. Поэтому порадоваться увиденным впервые за несколько недель правильным геометрическим очертаниям рукотворных жилищ homo sapiens в темноте Алексею не довелось. Он едва не втемяшился в стену сослепу.

Из всех домов хоть что-то, обладающее крышей, нашли лишь на дальней окраине посёлка. Да и та перекрывала хату только наполовину. Зато вторая обрушившаяся часть образовала нечто вроде шалаша, надёжно укрывавшего обитателей от ветра. Тут мы и разожгли костёр.

– Красота. Теперь можно и умереть. – Ткач облизал ложку, сложил её и, убрав мультитул в разгрузку, откинулся на спинку скелета кресла, найденного в развалинах соседнего дома.

– Две жирные кроличьи тушки – не повод к самоубийству, как мне кажется. – Я кинул обсосанную косточку в угол и уставился на напарника. – Вот у меня на свою жизнь другие планы.

– Какие?

– Какие планы могут быть у человека, ухватившего удачу за яйца? Начну спускать всё, чем мы разживёмся под Камнем. Закуплюсь обещанным тобой герычем – и вперёд.

– Не хочешь, не говори. Тем более что мне похуй.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});