Смертницы - Тесс Герритсен

– За это мне и платят большие деньги, – рассмеялась она и тронулась с места, сопровождаемая эскортом бостонской полиции.

Габриэль поднялся по лестнице в дом. Барри Фрост что-то обсуждал с Барсанти, а группа по сбору вещественных доказательств из ФБР изымала компьютер Лукаса и коробки с его документами. Теперь это было делом федералов, и бостонская полиция слагала с себя руководство следствием. «Но смогут ли федералы довести дело до конца?» – задавался вопросом Габриэль. И вот Барсанти поднял на него взгляд, в котором Дин увидел такую же сталь, как и в глазах Глассер. Он заметил, что Барсанти держит в руках видеокассету. Держит бережно, словно это святой Грааль.

– Где Джейн? – осведомился Фрост.

– На кухне. Малышка проголодалась.

Риццоли сидела спиной к двери и не видела, как он вошел. Габриэль остановился у нее за спиной и стал наблюдать, как она, тихонько напевая что-то, кормит Реджину грудью. «У Джейн совсем нет слуха», – подумал он с улыбкой. Но Реджина, казалось, не возражала против такого исполнения; она чувствовала себя спокойно в теперь уже уверенных руках матери. «Любовь приходит сама собой, – подумал Габриэль. – А на все остальное нужно время. Этому приходится учиться».

Он опустил руки на плечи Джейн и, нагнувшись, поцеловал ее в волосы. Жена подняла на него счастливый взгляд.

– Поехали домой, – попросила она.

38

Мила

Женщина добра ко мне. Пока мы едем по проселочной дороге, она берет меня за руку и сжимает ее в своей. С ней я чувствую себя в безопасности, хотя знаю, что она не всегда будет рядом; есть еще столько девчонок, о которых ей надо позаботиться, девчонок, затерявшихся в темных уголках этой страны. Но пока она со мной. Она моя защитница, и я кладу голову ей на плечо в надежде, что она меня обнимет. Но она думает о чем-то своем, и взгляд ее устремлен на пустыню, по которой мы сейчас едем. Волос с ее головы упал на мой рукав и блестит, словно серебряная нить. Я снимаю его и прячу в карман. В память о нашей встрече.

Машина останавливается.

– Мила, – говорит она, легонько толкнув меня локтем. – Мы приближаемся? Ты узнаешь место?

Я поднимаю голову с ее плеча и смотрю в окно. Мы стоим у русла пересохшей речки, где растут низенькие измученные деревца. Над нами возвышаются бурые холмы, усеянные валунами.

– Не знаю, – отвечаю я.

– Но это место похоже?

– Да, но… – Я вглядываюсь в пейзаж, заставляя себя вспомнить то, что я так упорно пыталась забыть.

Один из мужчин с переднего сиденья оборачивается к нам.

– Вот здесь обнаружили тропу, по той стороне от русла, – поясняет он. – Задержали группу девушек, переправлявшихся на прошлой неделе. Может, ей лучше выйти и посмотреть самой. Глядишь, узнает что-то.

– Пойдем, Мила. – Женщина открывает дверь машины и выходит, но я не двигаюсь. Она заглядывает в машину. – Только так мы сможем что-то сделать, – тихо поясняет она. – Ты должна помочь нам найти это место. – Она протягивает мне руку. Я неохотно подаю ей свою.

Один из мужчин ведет нас через заросли кустарника и деревьев вниз по узкой тропе, которая спускается к сухому руслу реки. Здесь он останавливается и смотрит на меня. Он и женщина оба наблюдают за мной, ждут моей реакции. Я смотрю на берег и вижу старый ботинок, потрескавшийся на жаре. Память проясняется, и в сознании встают картинки из прошлого. Я смотрю на противоположный берег, усеянный пластиковыми бутылками, и вижу болтающийся на ветке обрывок синего брезента.

Еще один кадр из прошлого всплывает в сознании.

Вот здесь он ударил меня. А здесь стояла Аня, разбившая в кровь ноги в открытых сандалиях.

Ни слова не говоря, я разворачиваюсь и карабкаюсь назад. Сердце бешено бьется, и ужас смыкает пальцы на моем горле, но теперь у меня нет выбора. Я вижу ее призрак, он маячит прямо передо мной. Я вижу развевающиеся на ветру волосы. Грустный взгляд, брошенный через плечо.

– Мила! – окликает меня женщина.

Но я продолжаю двигаться вперед, продираясь сквозь кусты, пока не оказываюсь на дороге. «Здесь, – проносится у меня в голове. – Вот здесь стояли фургоны. Здесь нас ждали мужчины». Память оживает, и в мозгу всплывают страшные картины. Мужчины, с вожделением оглядывающие нас, когда мы раздеваемся. Девочка, которую насилуют прямо у фургона. И Аня. Я вижу Аню, которая неподвижно лежит на спине, а мужчина, изнасиловавший ее, застегивает штаны.

Аня шевелится, неуверенно встает на ноги, словно новорожденный теленок. Такая бледная, такая худенькая, просто тень.

Я бреду за призраком Ани. Пустыня усеяна острыми камнями. Колючая трава пробивается сквозь песок, и Аня бежит по этим колючкам, наступая на них своими окровавленными ногами. Задыхаясь от рыданий, она бежит, как ей кажется, навстречу свободе.

– Мила!

Я слышу тяжелое дыхание Ани, вижу ее светлые волосы, струящиеся по плечам. Перед ней простирается пустыня. Если бы она могла бежать быстрее, если бы она могла…

Раздается выстрел.

Я вижу, как она спотыкается и ее кровь брызжет на песок. Но она все равно встает на колени и ползет по колючкам, по камням, острым, как осколки стекла.

Гремит второй выстрел.

Аня падает, белая кожа на буром песке. Здесь она упала? Или там? Я хожу кругами, лихорадочно пытаясь отыскать то место. «Где ты, Аня, где?»

– Мила, скажи нам что-нибудь.

Я вдруг останавливаюсь, не отводя глаз от песка. Женщина что-то говорит, но я почти не слышу ее. Я могу только смотреть на то, что лежит у моих ног.

– Отойди, Мила. Не надо смотреть, – ласково просит меня женщина.

Но я не могу двинуться с места. Я стою как вкопанная, а двое мужчин опускаются на корточки рядом со мной. Один из них натягивает перчатки и разгребает песок, под которым обнаруживаются обтянутые кожей ребра и коричневый череп.

– Похоже, женский, – говорит он.

Некоторое время все молчат. Горячий ветер несет нам в лица пыль, и я зажмуриваюсь. Вновь открыв глаза, я замечаю, что из-под песка показалась большая часть тела Ани. Изгиб ее тазовой кости, коричневое бедро. Пустыня решила отпустить ее, и она вновь выбирается на свет.

Исчезнувшие иногда возвращаются к нам.

– Пойдем, Мила.

Я смотрю на женщину. Она кажется такой строгой и неприступной. Серебристые волосы сверкают, как рыцарский шлем. Она обнимает меня за плечи, и мы вместе возвращаемся к машине.

– Пора, Мила, – тихо говорит женщина. – Пришло время все рассказать.

Мы сидим за столом в комнате без окон. Я смотрю на стопку бумаги, которая лежит перед ней. Чистые страницы ждут, когда их коснется стержень ее ручки. Ждут, когда на них лягут мои слова, которые я так боюсь произнести.

– Я уже все рассказала.

– Я так не думаю.

– Я ответила на все ваши вопросы.

– Да, ты очень помогла нам. Ты сообщила нам все необходимое. Карлтон Уинн отправится за решетку. Он заплатит за все. Теперь весь мир узнает, что он совершил, и мы благодарны тебе за это.

– Я не знаю, что еще вы хотите услышать от меня.

– Я хочу знать, что спрятано здесь. – Она тянется через стол и касается моей груди со стороны сердца. – Я хочу знать то, о чем ты боишься рассказать мне. Это поможет мне понять схему их действий, и мне будет легче бороться с ними. Я смогу спасти других девушек, таких же как ты. Ты должна это сделать, Мила.

Я сглатываю слезы:

– И вы отошлете меня обратно.

– Нет. Нет. – Она придвигается ближе, смотрит на меня выразительным взглядом. – Теперь это твой дом, если ты захочешь здесь остаться. Тебя не станут депортировать, даю тебе слово.

– Даже если… – Я замолкаю. Я больше не могу смотреть ей в глаза. Я краснею от стыда и опускаю глаза.

– Ты не виновата в том, что с тобой случилось. Все, что вытворяли с тобой эти люди, все, что заставляли делать, было помимо твоей воли. Но это касается только тела. Но не души. Твоя душа, Мила, по-прежнему чиста.

Я не в силах смотреть ей в глаза. Я сижу, уставившись в стол, и вижу, как капают на столешницу мои слезы, чувствую, как истекает кровью мое сердце, и мне кажется, что с каждой слезой я теряю саму себя.

– Почему ты боишься смотреть на меня? – мягко спрашивает она.

– Мне стыдно, – шепчу я. – То, что вы хотите услышать…

– Тебе будет легче, если меня не будет в этой комнате? Если ты останешься одна?

Я по-прежнему избегаю ее взгляда.

Она вздыхает.

– Хорошо, Мила, вот что мы сделаем. – Она ставит на стол диктофон. – Я включу это и выйду из комнаты. Тогда ты сможешь сказать все, что захочешь. Все, что вспомнишь. Можешь говорить по-русски, если тебе так легче. Любые мысли, любые воспоминания. Рассказывай все, что с тобой произошло. Ты будешь говорить не с человеком, а с машиной. Она тебя не обидит.

Она встает, нажимает кнопку записи и выходит из комнаты.

Я смотрю на красную лампочку, которая горит на диктофоне. Лента медленно крутится, ожидая моих признаний. Ожидая моей боли. Я глубоко вздыхаю и закрываю глаза. А потом начинаю говорить: