Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III - Кондратий Биркин

Оставив, однако, наше время, возвратимся к временам давно минувшим, когда прусский орел был едва оперившимся птенцом, а государь Пруссии еще именовался курфюрстом Бранденбургским.

Фридрих III, сын курфюрста Фридриха Вильгельма и супруги его Луизы-Генриэтты, принцессы Оранской, родился в Берлине в 1657 году. Неосторожность кормилицы, уронившей младенца, была причиной физических недостатков его (он был очень малого роста и горбат); но в то же время, может быть, способствовала раннему умственному его развитию, так как природа почти всегда, отнимая у человека его внешние качества, вознаграждает внутренними: ум и добродетель — красота людей безобразных. Фраза: «лицо есть зеркало души», выдуманная каким-нибудь влюбленным, положительно не имеет смысла. Чтобы соединять с красотой внешней соответствующие ей душевные качества, для этого надобно быть избранным из нескольких десятков тысяч. Подобные исключительные явления человеческой природы точно так же вне ее законов, как явление метеоров вне законов космических.

Условиями политическими поставленный в зависимость от многих первостепенных держав, Фридрих III был невольным союзником Голландии и Австрии. Во время войны Вильгельма Оранского с Англией и Францией он помогал ему, дав штатгальтеру маршала Шомберга и отняв у французов на Рейне Кейзерсверт и Бон. По требованию Леопольда I, императора австрийского, 10 000 прусского войска отправлено было в Венгрию против турок. Борьба с Людовиком XIV, в которую был вовлечен Фридрих III, была ему тем неприятнее, что в душе он питал особенную слабость к французскому королю и, подобно Христиану V, королю датскому, организовал свой двор по образу версальскому. В 1698 году курфюрст виделся с Вильгельмом III, королем английским. Высокомерие последнего было до того непомерно, что он не пригласил сесть своего собеседника. Глубоко оскорбленный этим обхождением, Фридрих III сказал приближенным:

— Он не предложил мне стула; пусть же сам на себя пеняет, если я сяду на королевский трон'

И с этой минуты желание возвести Пруссию на степень королевства сделалось неотразимой мыслью курфюрста Фридриха. Из недавнего союзника короля английского он сделался его непримиримым врагом и самым преданным другом Людовика XIV. Ходатайство французского кабинета у императора австрийского не могло не быть уважено, и Леопольд I, видимо, склонялся на признание курфюрства Бранденбургского королевством Прусским. Именно в эту достопамятную эпоху жизни Фридриха III случилось событие, о котором порасскажем тем охотнее, что оно мало известно даже лицам, хорошо знакомым с историей Бранденбургского дома.

В конце сентября 1699 года прибыл в Потсдам и остановился в лучшей гостинице городка молодой итальянец Антонио Беллуна. Весь его багаж состоял из небольшого чемодана, но, судя по одежде и расточительности, путешественник был человеком богатым. Свободно объясняясь на немецком языке, Антонио на другой же день своего приезда рассказал трактирщику, что он домашний секретарь и правая рука его сиятельства графа Каэтани и прибыл в Потсдам для найма квартиры своему патрону.

— Вероятно, имя графа вам известно? — спросил Антонио в заключение.

— Извините, — отвечал трактирщик, — но это имя я впервые слышу.

— После этого, — усмехнулся Антонио, — ваш город можно назвать захолустьем!

— Может быть, ваш граф пользуется громкой известностью в Италии, — отвечал трактирщик, задетый за живое, — но у нас, в Пруссии, о нем до сих пор никто ничего не слыхал. Он военный?

— А, так, по-вашему, только солдаты могут пользоваться знаменитостью? Нет, граф никогда не был военным.

— Или он прославился на дипломатическом поприще?

— Нет. Радуюсь, что могу просвятить вас. Мой покровитель, граф Каэтани, один из знаменитейших ученых нашего времени; несколько лет он провел в путешествиях по Востоку, был в Абиссинии, в Египте, в Палестине; посещал алмазные копи Голконды, золотые рудники Малакки, жемчужные ловли Цейлона, была в Перу, в Мехике и Бразилии!

Трактирщик, хотя и не очень сведущий в географии, невольно преклонился при этом перечне стран Старого и Нового Света.

— Граф был и в Китае, и в Татарии, и в Московии… Беседовал с тамошним царем, который подарил ему свою шубу ценой в три тысячи червонных. Цена громадная для человека необыкновенного; но не для графа, который сам чуть ли не богаче великого Могола!

Последняя фраза своей напыщенностью чуть не рассмешила трактирщика, и он, закусив губу, флегматически промолчал, одобрительно кивнув головой.

— Чем же, собственно, прославился граф, — спросил он немного погодя, — ученостью или богатством?

— Тем и другим: первая доставила ему второе. В вашу землю он придет затем, чтобы изучить месторождение янтаря.

— Да, у нас янтаря довольно, — с гордостью сказал трактирщик.

— Кроме того, граф намерен познакомиться со здешними учеными и, если они хотят, поделиться с ними своими обширными познаниями.

— Они у нас и так довольно чего знают! Антонио презрительно усмехнулся.

— Да, — проворчал он, — столько же они смыслят в науках, сколько слепы в красках.

— Ого! — воскликнул его собеседник, высоко подняв брови. — Так ваш граф умнее нашего Лейбница?

— Если не умнее, так ученее.

— Ну, это вы пустое говорите! Знаете ли вы, что с Лейбницем беседуют, как я с вами, сам курфюрст и его супруга?

— Они будут беседовать и с графом, это вы сами увидите.

— Это не так легко, государь мой!

— Для графа ничего нет невозможного.

Дня через два жена трактирщика сообщила своей соседке о скормом прибытии в Потсдам какого-то знаменитого графа Каэтани, с которым дружны короли и государи всего света. Стараниями кумушек-вестовщиц эта молва разнеслась по всему городу. Одни недоумевали, другие смеялись, третьи верили. Начальник гарнизона, полковник, сподвижник покойного Фридриха Вильгельма под Фербелином, нахмурил брови и проворчал:

— Не мешало бы унять дерзкого враля!

Дня через два Антонио Беллуна был приглашен к полковнику, у которого он встретил и бургомистра города Потсдама.

— По долгу службы, — начал последний, устремляя на Антонио испытывающий взгляд, — мы обязаны наблюдать за спокойствием города во всех тех случаях, когда оно нарушается вздорными и нелепыми слухами, Бог весть с какой целью распространяемыми.

— Я вас не понимаю! — спокойно отвечал Антонио.

— Позвольте узнать, с какими умыслами вы пускаете в ход…

— Нелепые сказки, — подхватил полковник.

— Какие сказки?

— Про вашего господина графа. Как вы смеете говорить, что его светлость, наш всемилостивейший курфюрст удостоит его своей благосклонностью?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});