FIASCO. Исповедь трейдера с Уолл-Стрит - Фрэнк Партной

Весна в Morgan Stanley — время кадровых перестановок, и я надеялся на перевод в Токио. Каждый год после выплаты премиальных руководство перетасовывало сотрудников в соответствии со своими представлениями об их сильных и слабых сторонах. Я хорошо знал ритуал. Свое будущее можно было предсказать по географической карте. Если вас ожидали светлые дни, то вы либо получали повышение в нью-йоркском офисе, либо переезжали в Лондон или Токио. Если же вам не стоило ждать от жизни ничего хорошего, то оказывались вы в бруклинском офисе и приводили в порядок архив. Но коли перемены отсутствовали, ждать можно было чего угодно. Желание Саланта убрать меня с новых рынков производных я истолковал как начало конца, надеясь, что меня по крайней мере оставят на своем месте и дадут тем самым шанс заключить хорошую сделку.

Наступивший год не отличался от предыдущих. После выплаты премиальных менеджеры начали вызывать сотрудников и обсуждать с ними перемещения. Форма беседы разнообразием не отличалась: «Мистер имярек, в новом году нам хотелось бы внести в расстановку кадров некоторые изменения». Фраза эта ни к чему не обязывала. Она могла означать как повышение, так и предложение выметаться, и поскорее. Потом следовало молчание, в течение которого менеджер пытался прочесть по вашему лицу реакцию на свои слова. Иногда затянувшаяся пауза вызывала в продавцах настоящий ужас, но если вы показывали, что испугались, то лишь усугубляли положение. И вот, по истечении страшной минуты менеджер спрашивал, как бы вы отнеслись к предложению поработать там-то и там-то, — обычно упоминалась именно та конкретная область бизнеса, куда вас планировали определить. Очень неприятно было бы услышать: «Не заняться ли вам муниципальными облигациями?», а уж если вас спрашивали: «Не хотели бы вы поработать в нашем бруклинском офисе?», — то вы могли считать свою карьеру оконченной.

Так сложилось, что вся моя трудовая биография на Уолл-стрит была связана с возникающими рынками, и после недавнего обвала мексиканской валюты мне пришлось задуматься о выборе новой сферы деятельности. Я перебрал несколько вариантов, в том числе переход в другой отдел фирмы, но с руководством свои планы еще не обсуждал, надеясь, что мне дадут немного времени, перед тем как повысить или задвинуть в угол. Это позволило бы мне попытаться взять дело в свои руки и решить, куда идти. А вдруг меня оставят в покое и вообще не вызовут?

Не повезло. Маршал Салант пригласил меня в кабинет, где кроме него сидели еще два менеджера. Один из них прикрыл дверь, показал мне на кресло и приступил к исполнению ритуала. «Фрэнк, в новом году нам хотелось бы внести в расстановку кадров некоторые изменения». И воцарилась тишина. Лицо мое оставалось бесстрастным. Зная, что эмоции демонстрировать нельзя, я сидел и ждал продолжения. За время нашего молчания я припомнил всю свою короткую карьеру, пытаясь понять, в чем была моя ошибка и была ли она вообще. По-моему, я уверенно шел вперед, из всех отчетов следовало, что и клиенты, и сослуживцы считают меня компетентным продавцом. Я постарался подготовить себя к возможному потрясению от слова «Бруклин» и решил немедленно уйти, если услышу про муниципальные облигации.

Когда же один из менеджеров продолжил: «Итак, что бы ты сказал о работе в нашем токийском офисе?», — я сначала удивился, а потом подумал: «Жизнь прекрасна». Вопрос продемонстрировал хорошее отношение ко мне. Если в инвестиционном банке вас ценят, то продвигают поближе к деньгам. В 1995 году для группы производных самым денежным местом был Токио. Очевидно, начальство сочло меня способным впаривать японским клиентам высокоприбыльные производные бумаги.

Перед моим ответом также последовала пауза. Каким-то образом я ухитрялся заставлять людей давать мне работу, для которой был недостаточно компетентен. First Boston предложил мне продавать американским инвесторам производные новых рынков, сейчас Morgan Stanley хотел бы попробовать меня на продаже еще более экзотических бумаг японцам. По-японски я не знал ни слова. Я не то что никогда не беседовал с японскими клиентами, я их и в глаза-то не видел. О финансовой и законодательной системе Страны восходящего солнца я не имел ни малейшего понятия. Ну ладно, рисковать так рисковать. Я подавил как желание напомнить о своей недостаточной квалификации, так и восторженный вопль: «Это — моя мечта!» Для начала в любом случае надо осмотреться в Токио хотя бы месяц. Я доверительно ответил: «По-моему, Токио — просто склад денег».

Мне дали день на раздумье. Боссы планировали направить меня в Токио временно — на усиление местной ГПП. Конечно, было весьма лестно, что выбрали не кого-то, а меня. Предполагаемая работа казалась очень интересной, но не тяжелой. Наш токийский офис задыхался под грузом клиентов, охваченных «производной лихорадкой». Их балансовые отчеты благоухали как сакура в цвету. Руководство хотело быть уверенным в том, что в Японии хватит садовников для сбора урожая, и, хотя в Токио не было недостатка в опытных специалистах, решило направить туда и сезонных рабочих.

Интересовала меня столица Японии не только по непосредственным деловым соображениям. В Токио меня ждал последний недостающий фрагмент мозаики, из которой я составлял картину бизнеса Morgan Stanley с производными. Я знал правила игры с производными достаточно хорошо, в Нью-Йорке чувствовал себя как рыба в воде, был знаком со многими лондонцами, но Япония все еще оставалась для меня загадкой.

Я никогда не приближался к Токио менее чем на пять тысяч миль, но как раз это работе помешать не могло: ведь продавал же я производные множества стран — Аргентины, Бразилии, Мексики и Филиппин, — ни разу там не побывав и не покидая Соединенных Штатов. За всю свою жизнь я не выезжал из Америки больше чем на несколько дней, если не считать недельную поездку моего школьного оркестра в Германию. Тогда я играл на кларнете пьяным гостям пивного праздника— Октоберфеста. Если бы меня попросили показать на карте Токио или даже Японию, я не уверен, что не опозорился бы. Мои знания об этой стране черпались из мультяшек, фильмов ужасов про Годзиллу и студенческого доклада моего друга, которому я помогал подбирать материалы про ниндзя. А теперь я был в двух шагах от продажи производных в Токио. Жизнь прекрасна и полна неожиданностей! На следующее утро я сказал, что к поездке готов.

Меня обрадовало, что не придется отказываться от удобств. Если Morgan Stanley посылает человека в Токио, то голодать его там не заставит. Я уже успел наслушаться о дикой для американцев дороговизне жизни в Японии. Но некоторым находящимся в долгосрочной командировке сотрудникам выплачивалась компенсация на аренду жилья в размере 10 миллионов иен (100 тысяч долларов) в год. Один трейдер получал на это 10 тысяч долларов в месяц. Поездка нравилась мне все больше и больше.

Впервые я понял, во что обойдется путешествие, увидев билет на самолет в салон первого класса: он стоил 7500 долларов. На заданный секретарше ГПП вопрос, нет ли у нее каких-нибудь памяток для сотрудников, содержащих советы, где и что можно есть, как проводить свободное время и тому подобное, та рассмеялась. Один из коллег сказал, что мне потребуется примерно миллион иен в неделю. По-моему, чуточку дороговато. К роскошествам я не привык и рассчитывал уложиться в несколько сотен тысяч. На три недели для меня был зарезервирован двухкомнатный номер на последнем этаже Императорского отеля, одного из самых дорогих в мире, откуда я мог любоваться красивейшей панорамой: окна мои выходили на токийскую резиденцию императора.

Хотя я и был воодушевлен поездкой, семья моего ликования не разделяла. Родители волновались: еще бы, ведь Япония — место странное, от родного Канзаса ехать и ехать. Я убеждал их, что отправляюсь в одну из наиболее безопасных стран в мире и мне там ничего не угрожает, но мои попытки успехом не увенчались. Родители остались при своем мнении — что-то нехорошее все равно произойдет.

Коллеги прощались с энтузиазмом. У меня появилось предчувствие долгой разлуки: имея авиабилет с открытой обратной датой, я легко мог продлить пребывание в отеле. Один из сослуживцев сказал, что, по слухам, меня отправляют в Токио на постоянную работу, и посоветовал как следует провести последние выходные в Нью-Йорке (рейс у меня был в понедельник 20 марта). Страшила настоятельно рекомендовал посетить музей самурайских мечей, но намекнул: не надо бежать туда в первый же день, времени у меня будет более чем достаточно. Я и сам знал нескольких продавцов, которые так и не вернулись из Японии. Словом, пакуя чемодан, я держал в голове и долгосрочный вариант.

Когда я наконец уселся в роскошное широкое кресло в салоне первого класса и свободно вытянул ноги, мои последние опасения улетучились. За несколькими порциями черной икры последовало полдюжины порций водки, а на все это в желудок упал стейк, Я был доволен жизнью. Откинув спинку сиденья, я достал толстую книгу. Полет проходил без промежуточных посадок, и у меня в запасе было 14 часов отдыха, еды, питья и чтения. Родители явно ошибались. Да и что плохого со мной может случиться?