Записки кельды 2 (СИ) - Саламандра и Дракон

Говорил он негромко, но слова ложились, как свинцовые кирпичи.

Сидящие за столом люди несколько растерялись. Владимир Олегович обвёл их взглядом:

— Вы, когда сюда собирались, разве не поинтересовались: где, как вы будете жить?

— Ну… Нам обещали дома, землю…

— Защищать вас будет кто? В этом вашем доме? Вот вас, к примеру, женщина? Придут ночью, вас изнасилуют или убьют, дом ограбят. Сожгут. Или присвоят. И вас, например, присвоят. Будете рабыней. В бывшем своём доме хозяина и его гостей обслуживать. Во всех смыслах.

Второй женский голос спросил недоверчиво:

— Вы шутите? Это же… дикость какая-то…

Барон картинно развёл руками:

— Теперь вы в диком мире.

— Поздравляю с прибытием, — негромко пробормотала я себе под нос.

Женский край заволновался, обсуждая полученную информацию. И порицая, очевидно, предъявленные им факты. Как это могло помочь им в обустройстве жизни — не вполне понятно. Им хотелось, чтобы вокруг было цивилизованно, но без усилий, прямо так. Мда-а-а…

Один из сидящих за столом поднял руку.

— Да?

— Здесь у портала тоже, говорят, есть ваш двор?

— Есть, усадьба. Здесь вроде как ничейная земля, торговый городок. В порядке мы заинтересованы, так что мне лично не хотелось бы, чтобы вас по-быстрому перерезали.

— А почему нас должны перерезать? — испуганно спросил ещё один женский голос.

— Да потому что защищены вы примерно как бродячий цирк! Стои́те с пафосом, нагло — может, у вас какие ништяки есть, нужные правильным и рассудительным людям, которые умеют защищать своё добро? Понт на первое время хорош, пока ушлые людишки не поймут, что за ним ничего нет. Я бы больше двух недель спокойной жизни вам не дал. За две недели кому надо всё про вас расчухают и, как минимум, начнут вас щипать. Думайте, мужики. Говорите с начальством. И мало вас, и брони́ никакой, не говоря уж об оружии. Что эти дубинки? Смех один. С оградой вам что-то решать надо. Забор такой — от добрых людей. И хоть собачонку заведите, что ли, чтоб ночами караулила…

Барон поднялся, собираясь уходить. Тот же женский голосок, который возмущался дикостью рабства, обиженно спросил:

— Почему вы всё говорите: «мужики, мужики…» А как же женщины?

— Право голоса и участия в принятии решений предоставляется только тем людям, которые могут принять участие в решении проблемы. Что вы можете сделать для усиления обороны вашего посёлка?… Вот поэтому я и обращаюсь только к мужчинам.

— Но это же дискриминация?

— Добро пожаловать в средневековье.

ВЫ ЗАБЫЛИ!

Мы уже отъехали метров двести, когда сзади послышался крик той самой бабули, которая уговаривала жируху не нервничать:

— Девушка! Девушка-а-а!

Голос звучал скачка́ми. Судя по всему, бабушка бежала изо всех сил.

— Де-ву-шка-а-а!.. Вы за… ах-х-х… заб… забыли!..

— Тебе что ль кричат? — придержал коня Вова.

— Скорее всего. И чё я там забыла?

— Ну, не знаю…

Мы остановились.

— Девушка… Вы забыли… ох… — дышала она и вправду тяжело. — Голос… Голос Татьяне Филипповне…

— Во-первых, можете обращаться ко мне «госпожа баронесса». Во-вторых, кто такая Татьяна Филипповна?

— Вы разве не помните? — она неверяще смотрела на меня. — Соседка моя, полная такая…

— Эта невоспитанная баба, которая позволила себе орать на моего мужа?

В этом ракурсе ситуация выглядела вовсе непривлекательно, и бабушка замялась. Скорее бы они уже перестроились на адекват, а?

Я поморщилась:

— Видите ли, уважаемая. Если бы речь шла просто о муже и моих личных эмоциональных привязанностях — дело одно. Но эта хамка позволила себе орать на барона. На барона — вы понимаете? Правителя земель и всё такое. Да ещё и при его людях, а это усугубляет. Позволь она себе такое поведение непосредственно в баронстве, ей бы, скорее всего, сразу отрезали язык за хамство. И отправили на исправительные работы, лет на десять. Поскольку дело происходило на нейтральной территории, и вы новенькие — законов не знаете, правил… баронесса Белого Ворона — я — в своём неизъяснимом милосердии ограничилась лишь уменьшением громкости звука наглой бабе. А ведь могла бы не ограничиться.

Стоящие вокруг мужики согласно закивали — мол, да. Могла бы. Бабуля растерянно затопталась:

— Но ведь она едва слышно говорит…

— Она говорит! — рявкнул Вова, которому надоел разговор в пользу бедных. — Так что могла бы подойти и поблагодарить, а не пыхтеть по кустам!

Кусты у профлистовой ограды замерли и перестали дышать.

Мне тоже надоело торчать колом:

— Всё, закончим разговор. В прошлом году была сходная ситуация, и я не вижу повода менять условия. Исцеление возможно при условии искреннего раскаяния. Стоимость лечения пятьсот тысяч. Рублей, — уточнила я; до сих пор некоторые пытаются заначенные баксы всучить — кому они, нахер, сейчас нужны… — И пожалуйста, Антонина Ивановна, не надо мне жалостливых мыслей о благотворительности. Это должны быть её личные деньги. Не ваши. Спокойной ночи.

И ВСЁ ЕЩЁ ЧЕТВЁРТОЕ ИЮНЯ:

ДНИ РОЖДЕНИЙ, ЦЕЛЫЙ БУКЕТ

Кельда

Мы вернулись домой и собрались урвать часа четыре сна, а потом начать готовиться. Четвёртое июня — день нашего перехода же! День рождения: у меня, у Василисы, у бабушки.

По идее, в тот же день с нами перешёл и Миша, но теперь, после сброса лет, ему было всего четыре года, и мы записали его в тот же день, что и Петю — двадцать девятого мая, с разницей в один год.

Я бы и не стала писать про день рождения, но.

Василисе исполнялось двенадцать.

Мы ждали Сингкэн.

Я почему-то думала, что она снова придёт лично, как это уже раза три было — громко, ярко и весело, но Васька примчалась ни свет ни заря и затарабанила в дверь нашей спальни:

— Мама! Дядя Вова! Вставайте, что покажу!

Сингкэн пришла во сне. И теперь Василиса могла зажигать огоньки и разводить костёр по щелчку пальцев. Начала, так сказать, с малого. Вова сразу напридумывал ей кучу упражнений для тренировки, чтоб использовать то что есть с максимальной пользой. В этом он у нас мастер.

КИТАЙСКИЙ ЛЕКАРЬ

Новая Земля, Иркутский портал и его окрестности, 05.02 (июня). 0005 // СтЗ, то же четырнадцатое сентября 2022

Татьяна Филипповна

Татьяна Филипповна была в полном раздрае. Её голос! Она привыкла гордиться им — звучным, властным, с хорошо поставленными начальственными интонациями. Её излюбленное: «Ну, что тут у вас⁈ Показывайте! Где отчёты и чеки⁈» — заставляло трепетать любую опекунскую семью. И вот теперь этот жалкий сип…

В первый день после ночного непрошенного явления беловоронцев она почти не выходила из фургона, пребывая в некоторой прострации. К вечеру немного отошла, поставила на место нескольких хамов… точнее, попыталась поставить, взбесилась от того, что её указания, произнесённые слишком тихо, проигнорировали, и остаток дня вновь просидела на кровати, лелея планы мести.

Сегодня она лично планировала обойти все наличествующие у портала дворы и опросить хозяев на предмет информации о неучтённых бегунках. И провести разъяснительную беседу! Все планы насмарку… В каждом дворе сидело две-три шавки, и даже если хозяин запирал их и выходил за ворота, из-за собачьей брехни её го́лоса было решительно не слышно. После третьей попытки она плюнула и побрела к порталу. В посёлочек госслужбы идти вовсе не было возможности: уж больно злорадно на неё поглядывали некоторые служа́ки, которым она позавчера неоднократно указывала на изъяны в их поведении. Хамло и быдло! Мужланы!

Татьяна Филипповна шагала, пыхтя и фыркая, и подошла к столам уже в совершенно рабочем настроении (бодром и гневном). Если бы не голос!..

Она плюхнула на стол папку с пачкой нетронутых листов и сделала вид, что погружена в работу. Посидев так какое-то время, она вдруг вспомнила, что отчёт по беловоронским детям должен был быть составлен в первую очередь, и на несколько секунд замерла, неподвижно уставившись в одну точку, а затем со страшной скоростью начала копаться в бумагах, отыскивая нужные бланки.