Яд в моём сердце (СИ) - Трофимова Рита

Ясность сознания постепенно возвращалась к нему, восполняя пробелы в памяти. И, будто стоп-кадры из фильма ужасов, в голове промелькнули жуткие сцены недавних событий — неподвижно сидящий в кресле Люфик, его помутневшие, пустые глаза и мрачный кивок головы, зазывающий Фила в потустороннюю реальность, туда, где навечно остался сам.

К счастью, визиты бывшего друга случались не часто, но Фил понимал, что это звоночки, предвестники мук и его душевных мытарств.

Фил попытался сесть, но тут же упал на подушку. Мышцы противно заныли, в глазах потемнело, и огненные искры исчертили пространство под потолком. Вспомнились слова знакомого нарколога, друга отца. «Что, ребята, в гостях хорошо, а «дома» лучше?» — по-отечески мягко журил он алкашей, которые после капельниц снова начинали запойный марафон.

Нет, не лучше, уж точно не лучше.

Кажется, Фил снова угодил в капкан собственных иллюзий. Он попытался выбраться из адской трясины, но то ли время выбрал не подходящее, то ли силы не рассчитал, а может, во всём виновата Олька? Фил покосился на спящую подружку. Та потянулась сладко, подмяв под себя подушку, и тихо засопела. Нет… Олька тут ни при чём. Сам виноват. Дебил.

Помнится, накануне концерта он влил в себя четверть бутылки коньяка и заглушил симптомы болезни. В том состоянии он вполне бы смог отыграть концерт, однако за час до перформанса явилась Олька, и он в который раз сорвался с катушек.

А что же Лина, эта удивительная девчонка из другого измерения? После встречи с ней на какой-то миг он почувствовал себя живым. Там, на речке, она смогла облегчить его страдания. Она будто жизнью с ним поделилась, и сама была на грани обморока. Фил был уверен, он знал наверняка. А может, с ними снова случилось чудо, подобное радуге над лесом? Ему вдруг стало стыдно перед этой хрупкой, ужасно перепуганной девчонкой. Но что он должен был сказать? Выпалить правду и уничтожить тонкую нить взаимопонимания, возникшую между ними впервые за долгие годы? Нет, врать он не мог, а потому молчал и прятал глаза, а вскоре и вовсе позорно сбежал, вернувшись в привычное ему состояние тупой отрешённости. Он помнил потрясённый взгляд Лины, когда, решив покончить с Олькиным нытьём, заткнул её рот поцелуем. Но как он снова схлестнулся с ней?

Стоп. Фил сдавил виски и напряг мозг. Нужно отмотать плёнку назад и вернуться к моменту возвращения Ольки на дачу. Он ждал её и готовился дать отпор, но, видно, что-то пошло не так!

***

Фил распахнул окно гостиной, забрался на подоконник и глушил из горла коньяк Hennessy, чудом уцелевший в баре от набегов друзей. Его постепенно отпускало, но тонкие струйки пота всё ещё скатывались за ворот футболки. Снизу доносился голос Макса и звуки гитары — парни, как обычно, проводили саундчек перед концертом. А из окна открывался красочный вид на природу. Даже сейчас неухоженная и поросшая травой дача выглядела вполне себе цивильным местечком — с выступающими рельефами клумб под зелёным покровом, с мохнатыми ёлками у забора и деревянной беседкой, которую по приезде облюбовали залётные парочки. Фил наблюдал за снующей по двору молодёжью и в ожидании Ольки поглядывал на дорогу. За время их странного симбиоза он хорошо изучил её натуру, а потому не слишком верил в их окончательный разрыв, ведь Олька всегда находила способ помириться. Правда, в этот раз она превзошла саму себя, посягнув на его «святая святых».

Когда до начала концерта оставалось чуть больше часа, в гостиную ввалились Макс, Шум и Герыч. Фил улыбнулся друзьям через силу и сделал приветственный жест, бултыхнув янтарную жидкость в пузатой бутылке.

— Ну ничего себе он разгоняется! — присвистнул Макс под одобрительный смех парней. — Мы за него, понимаешь ли, вкалываем, а он тут глушит в одиночку.

— Фил, ты чё, как, колбасит? — между делом поинтересовался Шум, извлекая из пакета пустые пластиковые бутылки. — За компом сможешь сидеть?

— Сможет, куда он денется, — шутя, подбадривал Макс. — Аппарат группы отстроен, фан-клуб прибыл и требует зрелищ.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ага, это вам не футболочки с мерчем, шапочки, маечки, это — фан-клуб! — заржал Герыч, сделав ударение на последнем слове и изобразив «козу».

Макс присел на подоконник и, вмиг посерьёзнев, внимательно оглядел Фила.

— Ну и видок у тебя, бро. Нужно как-то слезать с этой дури, — назидательно изрёк он.

— Отвали, — огрызнулся Фил. — Сам знаю.

— Ты — наш оголённый нерв группы, хорош страдать. Дунешь с нами — отпустит. Хреново видеть тебя таким.

Не удостоив Макса ответом, Фил демонстративно взглянул на часы и снова высунулся в окно.

— Спорим, что до начала концерта она припрётся?! — криво усмехнулся он, намекая на скорое возвращение Ольки.

— Чтобы грохнуть всех нас? — Макс скорчил страдальческую мину.

— Угу, вернёт то, что забрала, ещё и прощение будет выклянчивать, — самоуверенно выдал Фил, прихлёбывая коньяк.

— Высокие у вас отношения!.. — наигранно вздохнул Макс, стрельнув глазами на початую бутылку. — Спорим на Hennessy, что, как только Олька заявится, вы сразу помиритесь.

— Идёт. Но ты проиграешь! — Фил посмотрел на дорогу и снова влил в себя порцию целебной жидкости.

Шум и Герыч развалились у стены и вдыхали белёсый дым из пластиковых бутылок. Вскоре и Макс присоединился к неизменному ритуалу, только Фил воздержался, продолжая потягивать коньяк.

Неожиданно скрипнула дверь и в гостиную робко протиснулась Олька.

— Оп-па! — расплылся в улыбке Герыч, вынырнув из блаженного забытья.

— Какие люди! — развёл руками Макс. — Детка, иди к нам, мы тут поспорили на тебя и с нетерпением ждём твоего появления.

Парни переглянулись и издевательски расхохотались. Олька обиженно всхлипнула и, отвернувшись к стене, тихо заплакала. Фил нехотя слез с подоконника и вывел её в коридор, подальше от любопытствующих глаз парней.

— Ну? Я слушаю, — как можно развязнее выдал он, в открытую потешаясь над девчонкой. Зла на Ольку он не держал, и то раздражение, которое кипело в нём поначалу, давно испарилось.

— Сейчас… сейчас… — Трясущейся рукой Олька вынула из кармана баночку и протянула её Филу. — Пожалуйста, прости меня, прости, прости! — пропищала она тонюсеньким голоском. — Я была не права, наговорила всякое и очень жалею об этом. По правде сказать, я никуда не уезжала, только за ворота посёлка. Всё ждала, когда ты отправишься за мной, что позовёшь, но теперь вижу, что не нужна. А мне так плохо без тебя, я правда не понимаю, как можно так сразу взять и расстаться, вот так… без подготовки. Это… это очень тяжело… Ведь мы же прежде всего друзья, а друзей в беде не бросают!

— Угу. Гусь свинье не товарищ, — брякнул Фил, отправляя баночку в карман, и тут же поморщился, ожидая бурную реакцию подружки.

Однако Олька молча проглотила упрёк, так и стояла не двигаясь. Потом накрыла лицо ладонями и отчаянно разрыдалась. Фил чертыхнулся, почувствовав себя последней скотиной, и, потянувшись к девчонке, обнял её за плечи.

— Говори что хочешь, только не гони меня, пожалуйста. Знаю, что поступила по-свински. Но мы же можем остаться друзьями?! — жалобно всхлипывала она, уткнувшись носом в его шею.

Олькины слёзы, как всегда, озадачивали и напрягали, но Фил терпеливо молчал, стараясь быть неприступным и твёрдым. Он долго держался, но Олька умела давить на эмоции и жалость.

— Ну почему все и всегда меня бросаю-ю-ют, — подвывала она, громко шмыгая носом. — Мама почти не вспоминает обо мне. Папа скоро женится. Знаешь, его подруга старше меня всего на пять лет. А папа… только подарками откупается. Я бы к маме уехала в Париж, но она воспитывает двух детей нового мужа, и я там совсем не нужна. Я никому не нужна, и тебе я тоже не нужна… Конечно, у тебя всё-всё есть. И папа, и друзья, ещё и эта… сестрёнка … а я одна, совсем одна.

— Вот только про сестрёнку не надо… Эта тема — табу, поняла? — огрызнулся Фил.

— Ой, я нечаянно, больше и слова не скажу… прости, прости меня, Филипп.

— Слушай, а чего твоя мать в Париже делает? — Фил приподнял Олькино лицо за подбородок и заглянул прямо в глаза. — Ты же говорила, что она вроде бы в Лондоне живёт?