Флорис. Петербургский рыцарь - Жаклин Монсиньи

Послышался звук двух увесистых оплеух.

— Гнусная вошь, прочь отсюда! Иди, отдай это своему Отцу или Святому Духу. Да поживее, а то явятся апостолы, и не за твоей душой, а за кое-чем другим, а их целых двенадцать!

Из последней двери выбежала монашенка, щеки ее горели:

— О, Господи, сестрица, у нас в монастыре завелся настоящий дьявол!

Обе монахини перекрестились двумя перстами.

— Вот вы и пришли, брат мой, тут мы вас оставим, — сказала сестра Мария, довольная, что ей не надо идти дальше.

Монах подошел к полуоткрытой двери.

— Ну и ну, монахиня Елена, что за шум? Странная вы, однако, узница! Вы же до смерти запугали своих тюремщиц.

— Кто вы, проклятый долгополый? Катились бы вы к черту, — взвизгнула, оборачиваясь, монахиня; в руках она держала деревянную миску, готовясь швырнуть ее содержимое в голову новоприбывшему.

— Полно, успокойтесь, монахиня Елена, я пришел как друг, — ответил святой отец, тщательно закрывая дверь и откидывая капюшон.

— Ах! Клянусь, это Воронцов…

— Остановитесь, дорогая Юлия, время для клятв еще не наступило. Мне горько видеть, что со времен счастливых дней в Дубино ваш запас слов отнюдь не улучшился.

— Если вы пришли, чтобы насмехаться надо мной, проваливайте, и поживее.

— Что вы, я преисполнен добрых чувств по отношению к вашей особе.

— О! Вы готовы убить собственную мать, лишь бы…

— Не понимаю, при чем здесь моя мать. Успокойтесь же, сядьте и дайте мне на вас посмотреть. Ах, честное слово, вы по-прежнему прекрасны, несмотря на это мрачное одеяние…

— Которое нещадно колется, и… посмотрите, что со мной сделали преображенцы, — воскликнула Юлия Менгден, срывая чепец и являя гостю свой гладко выбритый череп.

— Ба! Волосы уже начали отрастать, теперь вы похожи на юношу и стали еще притягательней, чем прежде.

— Полагаю, что вы взяли на себя труд переодеться монахом и приехать сюда из Петербурга не для того, чтобы поговорить о моей внешности, — сказала Юлия.

— Вы правы, дорогая, и я понимаю, как вам не терпится узнать, что привело меня сюда, — усмехнулся Воронцов, садясь рядом с Юлией Менгден и положив руку ей на бедро. Она вскочила, словно ноги ее коснулось раскаленное железо.

— Я ненавижу вас, Воронцов, — злобно прошипела она, — ненавижу, потому что видела, как ловко вы вертелись между царевной и регентшей, ненавижу, потому что вы выиграли и стали канцлером…

— Решительно, вы мне нравитесь все больше и больше. Ненавижу женщин вялых и безвольных. С вами, по крайней мере, не соскучишься.

— Зачем вы здесь, липкая жаба?

— А это, дорогуша, я вам скажу… после, — заключил Воронцов, и рука его двигаясь все выше и выше, плотно обхватила зад Юлии; от подобной ласки тело ее тотчас же напряглось. — Глядя на вас, дорогуша, мне в голову лезут всяческие штучки, к тому же мне кажется, что ваша ярость будет только способствовать их исполнению.

Юлия Менгден находилась в заключении несколько долгих месяцев.

Сначала она попыталась развлечься с послушницами, но эти дуры тотчас побежали и донесли обо всем настоятельнице; мужчин же она не видела столь долго, что уже начинала забывать их. Последним мужчиной, вызвавшим у нее прилив страсти, был Флорис. Тот самый Флорис, которого она люто ненавидела и одновременно, привыкнув к утонченному разврату, стремилась заполучить в свои объятия. Много ночей напролет она предавалась мечтам о том, каким изощренным пыткам она подвергнет этого мальчишку после того, как подарит ему неиспытуемые им доселе наслаждения. «О, прости… пощади… пощади…» — ей казалось, что она слышит его голос, видит, как он, обнаженный, падает к ее ногам, и тело его испещрено кровавыми рубцами от удара кнута.

Резким движением Воронцов откинул подол платья и в упор принялся разглядывать ее бедра. Она медленно развела ноги и иронически улыбнулась, увидев его смятение.

«В общем-то, этот Воронцов не так уж мерзок, — размышляла она, — и в моих интересах сделать из него союзника».

При столь явном проявлении бесстыдства канцлер содрогнулся и невольно выругался, уставившись на ее плоский живот подростка и длинные, словно у юной отроковицы, и одновременно чувственные, как у умудренной опытом женщины, ноги.

«Ого, голубчик, — подумала Юлия, — как тебя забрало». Она быстро стянула платье, приподнялась и сбросила его на пол. Вновь опрокинувшись на кровать, она явила ему свою великолепную плоть, свои упругие груди с торчащими малиновыми сосками, узкие бедра и раскинутые прямо у него на коленях ноги; руки Воронцова заученными движениями уже ласкали ее тело. Она вздрогнула, оставаясь, однако, полновластной хозяйкой своих чувств. Через грубую ткань она ощутила, сколь пылкое желание охватило находящегося рядом с ней мужчину, и движениями ноги принялась возбуждать его еще больше. Воронцов вскочил, чтобы избавиться от своей рясы.

— Нет, не надо, — со смехом сказала Юлия, — вы — первый монах, собравшийся меня…

Он выпрямился и внезапно обрушился на нее всей тяжестью своего тела, цедя сквозь зубы:

— Ты зла и порочна, мы с тобой одного поля ягоды… этого достаточно, чтобы договориться.

Она рассмеялась и больно укусила его за ухо, одновременно раскрывшись под ним, словно созревший плод.

Воронцов схватил ее за голову, покрытую мелким черным ежиком отрастающих волос, и резко отвел ее назад.

«Сейчас ты узнаешь, что я проделываю с непослушными мальчишками». Юлия Менгден изогнулась. Это физическое и интеллектуальное единоборство возбуждало ее. Словно угорь, она извернулась под ним и легла на живот, подставив ему свои плоские и твердые, словно у подростка, ягодицы. Воронцов выругался и больно впился ногтями в ее тело. Повернув голову набок, она усмехнулась:

— Давай, ничего нового ты не придумал.

Изнемогая от желания, Воронцов отвесил ей пару пощечин и с силой, словно нанося удар кинжалом, вошел в нее. Красавица удовлетворенно улыбнулась. Теперь она знала вкусы Воронцова. Он будет целиком в ее власти. Мужчина тяжело дышал у нее над ухом, охваченный неизъяснимым наслаждением, которого еще не дарила ему ни одна женщина. Сама же Юлия Менгден зарылась головой в простыни, чтобы заглушить вырвавшийся у нее сладострастный стон.

Свет вокруг изменился. Через зарешеченное окошечко в келью проникло жаркое полуденное солнце, заливая ее полосками яркого света.

Удовольствие, полученное мужчиной, было столь сильно, что несколько минут он лежал, не имея сил подняться с Юлии; наконец он встал. Юлия Менгден села на кровати; она полностью владела собой. Пришло время поговорить о серьезных вещах. Они смотрели друг на друга. Кто первым начнет наступление? Юлия Менгден сладко улыбалась. Воронцов решился: