Однажды в лунную полночь - Кэрол Финч

Глава 19

Прошло немало времени, пока у Люсьена достало сил и желания поднять голову. О Боже! Они с Микаэлой лежали на ковре, наполовину скрытые под столом.

Выходит, подхвативший их порыв страсти был так силен, что даже до кровати они не добрались. Мягкая тахта была в двух шагах, но с таким же успехом она могла быть в тысяче миль отсюда. Да что там ковер! Огонь желания поглотил Люсьена настолько, что он и колючей проволоки бы не заметил.

— Микаэла? — Люсьен приподнялся на локтях и посмотрел на ангельское лицо, чуть розовевшее в мерцающем свете ночника. Его жена была погружена в глубокий сон. Люсьен улыбнулся. Что ж, это и неудивительно — она выпила столько, что это количество бренди двух здоровых мужчин свалило бы с ног. Можно представить, каково будет похмелье!

Люсьен на цыпочках отошел в сторону, хотя никакой нужды в подобной предосторожности не было: даже если бы тяжелый компас упал на пол, Микаэла все равно бы не проснулась. Он бережно поднял ее на руки, перенес на постель, подоткнул простыни, прикрыл одеялом и, неторопливо натягивая одежду, посмотрел на спящую красавицу, золотистые волосы которой рассыпались по подушке. С улыбкой вспоминал он о необыкновенной страсти, равно охватившей их обоих, — это результат не только нынешней ночи, но и всех прежних ночей, что провели они в объятиях друг друга. Что бы ни вставало между ними, существовала некая сила, притягивавшая их друг к другу, как магнит.

Погруженный в свои мысли, Люсьен осторожно прикрыл дверь и побрел на палубу. Его угнетало то, что насчет их будущего так ничего и не было решено. Микаэла попросила развода, но о деньгах и словом не обмолвилась. Это так на нее похоже — она слишком независима, чтобы полагаться на чью-либо поддержку.

Как бы ни представляла себе Микаэла свою будущую жизнь, Люсьен твердо решил предоставить ей свободу выбора, к которой она всегда так стремилась. Более дорогого подарка она скорее всего и не желала. А вот ее отказ отвечать на вопросы, касающиеся той страшной ночи, поверг его в сильнейшее смущение. Что-то ей было известно, что-то такое, о чем она не хочет рассказывать. И что означали все эти ее намеки…

— Люсьен? — На опустевшей палубе голос Вэнса прозвучал особенно громко. — Я должен извиниться перед тобой.

— За что? — Люсьен даже головы к нему не повернул, неподвижно глядя, как полночная луна отбрасывает свой серебряный свет на поверхность воды.

— Ты сам прекрасно знаешь за что, — пробурчал Вэнс, — но я хочу, чтобы ты знал: ничего такого по дороге в Новый Орлеан между нами не было. Ну а сейчас я распоряжусь, чтобы все вещи Микаэлы перенесли на твой корабль.

— Думаю, она предпочтет остаться здесь, — все так же спокойно откликнулся Люсьен. Повернувшись, он направился было вниз, но Взнс неожиданно остановил его:

— Еще одно. Только что из города вернулся Родди Блэнкеншип — он рассказывает интересные вещи. После всего происшедшего нынче в казармах Карлоса Моралеса вызвал сам генерал О'Рейли: говорят, ему стало известно о том, что Моралес берет взятки. При обыске у него обнаружили в карманах английские деньги. Мора-леса обвиняют и в том, что он бросил в тюрьму молодую женщину только за то, что она отказалась выйти за него замуж. Ходят слухи, что он пытался затащить ее в постель в обмен на снятие выдвинутых против нее ложных обвинений.

— Действительно интересно, — заметил Люсьен.

— Не правда ли? — ухмыльнулся Вэнс. — И кто только сообщил все эти подробности О'Рейли?

— Даже представить себе не могу.

— Да ну? А я-то все гадал, зачем тебе понадобилось возвращаться в дом, когда Моралес храпел в своей кровати! Ведь это ты подложил ему английские монеты, разве не так? А потом вышел из экипажа у главного штаба, чтобы заявить на Моралеса.

Люсьен неопределенно пожал плечами.

— Что ж, возможно, тебе будет также небезынтересно узнать, что Моралеса вышвырнули из Высшего совета и заключили под стражу: теперь оставшиеся годы ему придется провести под замком. — Вэнс пристально посмотрел на Люсьена: — Слушай, зачем тебе понадобилось все это: ведь ты не хуже моего понимаешь, что отныне в этом порту нам уже не торговать — те дикие пошлины, которые там установлены, мы просто не потянем.

— Мне надо было наказать Моралеса за то, что он сотворил с Микаэлой. Лучше потерять луизианский рынок, чем простить этому подлецу все его гадости. К тому же я подозреваю, что в конце концов он бы выдал нас. Пусть уж лучше в тюрьме сидит этот тип, а не мы, не правда ли?

— Это уж точно, мне вовсе не хотелось бы пройти через тот ад, через который прошла Микаэла. — Вэнс содрогнулся.

— Пока в Новом Орлеане правят испанцы, контрабанда будет по-прежнему процветать, ведь метрополия не в состоянии удовлетворить все нужды местного населения. Но теперь пусть рискуют другие, а у нас найдется где торговать. К тому же мне меньше всего хотелось бы возвращаться туда, где меня ждут лишь тяжелые воспоминания.

Спустившись по трапу, чтобы направиться к себе на судно, Люсьен бросил на Вэнса прощальный взгляд и негромко проговорил:

— Присматривай за ней, приятель, больше я тебя ни о чем не прошу.

* * *

Микаэла пошевелилась и протяжно застонала. Ей вдруг показалось, что нынче ночью она умерла, только никто не потрудился сказать ей об этом. Голова ее гудела, как колокол, и ощущение было такое, словно в череп вбили гвозди, в животе бурлило, а стоило ей открыть глаза, как все вокруг начинало бешено кружиться.

Почувствовав, что кровать под ней слегка покачивается, Микаэла осторожно выглянула из-под одеяла. Потом она попыталась сесть, но на это сил у нее уже не хватило.

Именно в этот момент Микаэла заключила сама с собой торжественный договор. К бренди отныне она не прикоснется до конца жизни.

Ей удалось встать на ноги и, хватаясь за все подряд, пересечь каюту. Не переставая стонать, она опустила голову в таз с водой. Пол под ее ногами ходил ходуном, и, чтобы сохранить равновесие, Микаэле пришлось присесть на комод; хотя даже теперь тошнота не проходила, ей все же стало немного легче. Впрочем, ей все равно в конце концов пришлось вернуться на прежнее место, и она со стоном повалилась на кровать.

Только тут Микаэла обнаружила, что расхаживала по каюте совершенно голой; но не успела она подивиться этому, как все вокруг потемнело и сознание ее снова погрузилось в спасительную темноту.

* * *

Прошли часы, а может, годы, прежде чем Микаэла пробудилась вновь. Ощущение у нее было такое, будто неделя, проведенная в тюрьме, возвращение памяти, жуткое похмелье — все это вступило в союз, чтобы лишить ее последних сил. Неуверенно приподнявшись на локте, она откинула с лица спутанную прядь волос и вгляделась в темноту: неужели, напившись, снова память потеряла? А впрочем, нет, кажется, не совсем так: она отлично помнила, что видела Карлоса, а потом встретилась с братом.