Исправить (ЛП) - Уилсон Киврин

— Скучновато… Нет ни единого шанса столкнуться с медведем или акулой, — замечаю я, вытягивая ноги. Хотя лучше уж прохлаждаться в шортах на катере посреди озера Тахо, чем париться в деловом костюме, где-нибудь в душном конференц-зале.

— Не ной! Ты же захватил достаточно пива? Пятнадцать процентов несчастных случаев на воде со смертельным исходом происходят с нетрезвыми людьми, так что у тебя есть все шансы. — Она опускает спинку кресла так, чтобы спокойно наблюдать за небом. Затем поднимает ноги и скрещивает их в лодыжках. Все мое внимание теперь сконцентрировано на них — таких длинных, гладких и стройных. И я вспоминаю, как эти ноги выглядели прошлой ночью, широко расставленные, с одним коленом, закинутым на спинку дивана.

Воздух вокруг внезапно раскаляется, и я покрываюсь липким потом. Что же мы только что обсуждали? Правильно. Шансы погибнуть от несчастного случая.

— Вообще-то, я бы предпочел не оставлять своих детей сиротами, — замечаю я, на что она саркастически поднимает вверх большой палец.

— Кстати, — тычет в меня пальцем, — мы так и не удосужились изменить завещание, и вписать Мию и Джея, как возможных опекунов.

Правильно. Когда вы становитесь родителями, то приходится думать о многих не очень приятных вещах, например, кто должен воспитывать ваших детей, если вы внезапно умрете? Мы все время собирались просить об этом ее сестру, потому что и мой отец и родители Пейдж уже в таком возрасте, когда забота о трех малолетних внуках, даже если они души в них не чают, стала бы для них тяжким бременем. Но мы тянули с этим, так как было бы нечестно просить Мию брать на себя роль матери одиночки.

Потому что детям лучше жить в полной семье.

И конечно же не с глупым отцом, который решил перебраться к черту на кулички, лишь за тем, чтобы их мать поняла, что она не в силах справиться со всем одна и хочет вернуть его обратно.

— Да, — говорю я ей, чувствуя тяжесть в груди. — Похоже, нас отвлекли другие юридические вопросы.

Хотя она не смотрит в мою сторону, по ее плотно сжатым губам видно, она поняла, что я имею в виду. После напряженной паузы Пейдж приподнимается на локтях, и кожаная подушка скрипит, когда она садится, поджав под себя ноги. Свесив руку за борт, она смотрит на поверхность воды.

Катер мягко покачивается на волнах. Над нами, среди клочьев облаков, словно небрежной кистью нанесенных на синий холст неба, тут и там прорываются яркие лучи солнца. Идеальный летний день в идеальном месте: кристально чистые воды залива, окруженного с трех сторон отвесными скалами, поросшими высокими деревьями. Если когда-нибудь меня бы спросили есть ли на свете место, где я чувствовал себя по-настоящему беззаботным, то это было оно.

Но непосильная задача тяжким грузом висит на моих плечах — меньше чем за двадцать четыре часа мне нужно убедить жену, что она больше не хочет жить без меня. И если я потерплю неудачу, мне придется либо отказаться от обещания, которое я так самонадеянно дал, либо заставить ее думать, что она получила то, чего добивалась, не позволяя, однако, забрать наших детей.

— Логан, согласись, мы не могли больше продолжать так жить, — неожиданно тихо произносит она, все еще глядя на воду. — Мы обманывали себя, когда думали, что можем.

Да, она права. Перед самым расставанием мы почти не разговаривали друг с другом, разве что ссорились по глупым пустякам. Нас объединяла только забота о детях. Раздельные спальни и быстрый, равнодушный секс раз в месяц, только чтобы доказать себе, что ты все еще жив. Пока мы еще испытывали хоть какое-то влечение, могли протянуть еще долго. Лет восемнадцать… Пока наш младший ребенок, косвенный виновник всего, что с нами стало, не достиг бы совершеннолетия, и мы смогли бы с чистой совестью пойти каждый своей дорогой.

Она права. Так не могло больше продолжаться. И тот факт, что это она была инициатором раздельного проживания, давал мне некий карт-бланш. Это Пейдж выставила меня из дома, заявив, что все кончено, так что я занял позицию обиженной стороны. Этим и был продиктован весь мой гнев, мелочность и даже подлость по отношению к ней.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Выдохнув, я поворачиваюсь, и все, что могу сказать в ответ:

— Я знаю.

Она бросает на меня быстрый взгляд и опускает подбородок на сложенные на перилах руки.

— У меня были клиенты, которые пытались сохранить брак ради детей и потом горько сожалели об этом. Это потраченное впустую время. Дети такие, они все понимают. И если что-то идет не так, они чувствуют сразу. Пусть никто не услышит от них ни слова, но так или иначе это когда-нибудь вылезет наружу. Неуправляемостью, плохими оценками или неврозом.

— Мы могли бы все исправить. — Мой голос звучит уверенней, чем я чувствую себя на самом деле.

— Как? — Она хмурит брови.

Мне понадобилось немного времени, чтобы подобрать слова.

— По крайней мере, я хоть что-то пытаюсь делать.

Выпрямившись, она поворачивается ко мне лицом, и с недоверием спрашивает. — Неужели?

И не получив ответ, раздраженно выдыхает.

— Знаешь, почему я позвонила и порвала с тобой прямо во время свадьбы Мии? Не потому, что тебя не было с нами, и не потому, что ты предпочел работу семье.

Все внутри меня скручивается в тугой узел. Да, я сам напросился на этот разговор. Но ее слова бьют по больному, и чем дальше, тем сильнее.

— Тогда почему?

— Последнее, что ты сказал мне перед нашим с детьми отъездом, было: «Веди себя прилично». И ты не шутил. — я вижу, как у нее дрожит подбородок, и она изо всех сил пытается не расплакаться. — В этом не было ничего необычного. Ты ведь знаешь, верно? Все последние месяцы ты только и делал, что задавал вопросы — где я была, с кем, как долго? Своей ревностью и подозрениями ты отравил мое существование. Все те вещи, на которые раньше я не обратила бы внимания или отмахнулась, как от назойливой мухи, теперь в моих глазах раздувались до предела.

Я хмурюсь.

— Какие, например?

— Такие как… — Она всплескивает руками. — Мой муж в который раз пропустил рождественский школьный концерт и больше не доверяет мне. Все его мысли только о подготовке к очередному марафону, и он не уделяет свое драгоценное время ни мне, ни своим дочерям, а еще, он совсем не доверяет мне. Он опять оставил сиденье унитаза поднятым и, черт возьми, абсолютно не доверяет мне.

Я благодарен своим темным очкам, потому что так она не видит, как я зажмуриваю глаза. Сердце до боли сжимается в груди. Это не просто отвращение к самому себе, мне тошно вспоминать как я совсем потерял голову и как далеко я зашел тогда в своем безумии.

Нет, хуже только то, о чем она даже не подозревает.

То, о чем она никогда не узнает, потому что я ни за что на свете не расскажу ей об этом.

На самом деле у меня есть только один аргумент в свое оправдание. И в прошлом году, когда все это дерьмо произошло с нами, у меня его еще не было. Даже пару месяцев назад я не мог бы похвастаться им.

— Ты все не так поняла, — говорю я ей, как только обретаю дар речи. — Я и мысли не допускал, что ты можешь мне изменять. Но в тот день в парке, после того как ты объявила, что беременна Эллиотом… — я резко выдыхаю. — Как будто во мне что-то щелкнуло и включилось. И я не знал, как это выключить.

По тому, как у нее отвисла челюсть, я понял, что прав и она действительно все не так поняла.

— Даже после того, как ты получил доказательство своей неудачной вазэктомии? — с недоверием спрашивает она. — И после того, как день ото дня своими глазами видел, как наш сын все больше походит на твои детские фотографии?

— Даже после всего этого, — соглашаюсь я. — Потому что дело было не в тебе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Она склоняет голову набок.

— Что ты имеешь в виду?

Я пытаюсь ответить, но слова застревают в горле. Солнце, отражаясь от поверхности воды, путается в ее белокурых волосах. Этим она напоминает мне ангела. И дает мне надежду, что после долгой ночи скоро придет рассвет.

Она сама — воплощение надежды.

— Мама бросила нас с отцом ради другого парня, — говорю я и мысленно съеживаюсь от банальности сказанного и того, что я каким-то образом перекладываю часть вины на свою мать. — Этим уходом она почти уничтожила папу, и что-то навсегда сломала во мне, — я заставляю себя смотреть ей прямо в глаза. — Если так произошло с отцом, то почему бы этому не повториться со мной? Если она смогла предать его, то почему я не могу ждать такого же предательства с твоей стороны?