В шаге от бездны - Дмитрий Гаркушенко

лучшее доказательство намерений элит Эссена выйти из войны.

— После встречи вы сразу же связались с Джонгом?

— Нет. Опасно. Передачу могли перехватить. Сопротивление не должно знать, что мы ищем. Как и о том, что нашли. Это обезопасит всех и даст шанс. Я летел на Новый Пекин, с доказательствами и сожалением о том, что Джонг меня не послушал, а возможно даже всё испортил.

— А что стало с тем чиновником и его деньгами?

— Ему не повезло (улыбается). Попал в плохую компанию. Мы выбросили его через шлюз по пути к Пекину, мне досталась часть от его «богатств»… Не смотрите не меня так! Я не взял из тех денег ни монеты… Перевёл на Глизе… Я всегда плачу по долгам.

Зак Черезку

— Когда очнулся, кругом было темно. На ощупь я кое-как стряхнул с себя каменную крошку и освободил руку, зажатую чем-то большим и тяжёлым, хорошо на это хватило сил, иначе лежать бы мне там и сейчас. С рукой всё было в порядке, кости целы, только кровь, но это не смертельно, я кое как перемотал её обрывком одежды и попытался встать. Тут же ударился головой. Стал шарить руками. Вспомнил про запасной фонарь для винтовки, у себя в рюкзаке и достал его. Я отдал должное строителям, массивные потолочные балки обрушились, но не сломались, они-то и защитили меня от падающих обломков кровли и стен. Создав пустое пространство, в котором я валялся бог знает сколько. Часов у меня не было. Я было подумал, сейчас ночь, но почему-то сразу решил, что не заход солнца, причина окружающей меня темноты. Тот звук и свет, ударная волна, а это не могло быть ничем иным, появились не просто так. Это неприродное явление. Уж не землетрясение точно. Это мощное оружие. Я посчитал, что ядерное. Где-то близко. Будь я на открытом месте и мне конец.

В воздухе висела плотная пыль. Дышалось тяжело. Фонарь не мог пробиться сквозь эту завесу. В метре от себя я ничего не видел. Попытался ползти. Куда? Да просто вперёд. Туда, где мог протиснуться сквозь обломки. Оружие толкал перед собой… Тогда мне вспомнился случай из юности. Как я полз по канализационным стокам под Стамбульскими улицами, спасаясь от полицейской облавы. Спецназ крутил всех подряд. Бандитские разборки зашли так далеко, что руководству города пришлось обратить внимание на наши трущобы и показать, что власть всё ещё тут. Всё ещё владеет ситуацией. Мне пришлось нырнуть в канализационный люк и в полной темноте, утопая в нечистотах, на ощупь и удачу ползти подальше от охотников, заполонивших улицы. Ситуация была похожа. Только я стал шире в плечах, и вони не было.

Не было у меня тогда и фонаря, зато сейчас был. В его свете я увидел торчащую из завала щуплую руку, серую, покрытую пылью. Протискиваясь мимо, я заметил, как пальцы слегка шевелятся. Будто пытаются добраться до меня. Схватить. Вцепиться… Отвратительное чувство. Как можно скорее я прополз мимо.

Наконец, мне удалось встать в полный рост. Видимо, здание сообщалось с сетью пещер, потому что, оттолкнув обломки впереди себя, я вдруг очутился именно в пещере. Где-то в недрах скалы, нависающей над монастырём. Здесь пыли было меньше. Хотя и по-прежнему темно. Я и там был не один.

Потеряв столько крови, уже не встают. Единственного взгляда достаточно, чтобы понять это. Тело полулежало у стены. В луже собственной крови. А рядом, обхватив колени руками, на полу сидела та самая женщина, что держала меня на прицеле, совсем недавно. Она немного пошатывалась из стороны в сторону и издавала приглушённые стоны, что-то среднее между плачем и проклятиями. Вся покрытая серой пылью, словно привидение. Похоже, её разум не выдержал, подумал я. Свихнулась. На том человеке была та же форма, что и на мне, но голова запрокинулась, и я не смог разглядеть лица. Да и не хотел. Как и не собирался выяснять она его прикончила или нет. Какая разница?! Всё пошло наперекосяк. С самого нашего появления здесь. Для простого солдата всё слишком сложно. Думать за тебя должно начальство. Оно же и указывает тебе, в кого стрелять и что делать. А тогда я не знал, есть ли ещё у меня начальство… Единственное, что я знал, это что ситуация вышла из-под контроля и, скорее всего, я в полном дерьме.

Но это было лишь начало. Я оставил эту парочку и пошёл дальше, в поисках выхода наружу. Ушёл недалеко. Идти было некуда, наткнулся на завал. Кое-где всё же пещеры обрушились. Разгребать препятствие голыми руками, в одиночку, не имея представления, что за ним — нереально. Да и опасно. Я светил фонарём в поисках ответвлений и проходов, ничего не нашёл и вернулся. Женщины не было. Вот дьявол!. Вдруг эта чокнутая кинется на меня в темноте. Или пальнёт из чего-нибудь. Ведь был же у неё пистолет тогда. Мало ли… Пройдя чуть дальше, я услышал слабое бормотание. Напрягся. Приготовился. Будь я менее опытным и менее хладнокровным, выпустил бы всю обойму в сторону этого звука. Так… для разрядки, чтобы успокоить нервы и спустить пар. Иногда проще стрелять, чем думать «а что там?», это, кстати, может спасти жизнь — рефлексы и опыт. Но стрелять я не стал… В тёмном углу, сбившись в кучу, сидели дети, шесть человек, та тётка была с ними. Смотрела на меня остекленевшими глазами, они дёргали её за руки, тянули за одежду, что-то бормотали, но она была не там. Истукан со взглядом идиота, кукла, способная на элементарные, механические действия, молчаливая… и от этого… жуткая. Я попытался их обойти. Без лишних движений, аккуратно, держа на прицеле. Её взгляд следовал за моим фонарём, детишки же закрывали глаза руками и отворачивались. Ещё пару шагов и я повернулся к ним спиной, ускорился… И услышал то, чего ожидал меньше всего, дрогнувший детский голосок проронил «помогите»…

Знаете, вполне возможно, ещё найдётся женщина, что согласится жить с таким, как я. Мне всего лишь сорок один год. Есть время измениться. Завести семью… детей… Устроиться на работу, а не жить на военную пенсию… Я мог бы так сказать, но это будет неправдой. Я был солдатом на войне, которую не я начал. Мне удалось вернуться домой. Даже заработать на этом. Вон там, на стене висят правительственные награды, за то, что я убивал людей, которые ненавидели меня не больше, чем я их. Кто-то вынес из этого урок. Крикливые средства массовой информации, поделили участников войны на «хороших и плохих», а не