Тайна Царскосельского дворца - Анна Соколова

— Там… в застольной… какие-то приезжие шумят и бунтуют!.. Убить нас всех грозят!.. Ты уже ни над чем не хозяин в России… Нас скоро на улице бить будут! — вне себя бестолково причитала герцогиня.

— Какие приезжие? Откуда?.. — спросил Бирон, отлично понимая, о чем именно говорит супруга, но находя выгодным для себя притвориться непонимающим.

— Почем я знаю откуда! С той стороны, по их словам, откуда ты себе любовниц выписываешь, чтобы потом душить их, когда они надоедят тебе!

Она кричала все громче и громче, и одновременно рос и шум, доносившийся из застольной герцогской половины.

Там действительно кто-то бесстрашно бушевал, выкрикивая что-то на никому не понятном языке. Одна только герцогиня да присутствовавший при этой сцене старший сын Бирона понимали значение произносимых угроз и ругательств.

— Уйди! — проговорил герцог, обращаясь к жене и стараясь быть как можно спокойнее. — Уйди!.. Все обойдется… Я велю увезти их! Это какое-то недоразумение… Я разберу все это.

— Да тут и разбирать нечего! — вмешался в разговор герцог Петр. — Речь идет о той камер-юнгфере принцессы Анны, которая исчезла таким таинственным и непонятным образом… Это ее родные. Они требуют ответа, что сделалось с их родственницей. До них дошли слухи, что здесь она была не в качестве прислужницы, а в качестве любовницы какого-то очень высокопоставленного лица, и что затем она, по приказанию этого самого лица, была убита!..

— Мне-то до всего этого какое дело? — гневно крикнул герцог. — Я прикажу хорошенько расследовать все это и удовлетворить их требование.

— Да они ровно ничего не требуют: они хотят только сами расправиться с убийцей их погибшей сестры, дочери… черт их там знает кого!.. Они так бестолково и неистово кричат, что невозможно разобраться в степени их родства и в законности их требований.

— Выйди к ним сам! — посоветовала герцогиня.

— Зачем отцу делать это? — со злой улыбкой заметил молодой герцог. — Пусть он вышлет к ним того старого негодяя, который для своей потехи не остановился перед зверским убийством!

Бирон бросил на сына взгляд глубокого бешенства.

— Я тут при чем? — отпарировал тот. — Я их точные выражения перевожу; это они о старом негодяе говорят!

Бирон, весь бледный от волнения, вышел потайной дверью из своего кабинета, и час спустя все во дворце пришло в прежний, ненарушимый порядок. Шумевшие незнакомцы были удалены и полная тишина восстановлена.

Какие меры были приняты регентом, об этом история умалчивает! Новые ли покойники были опущены в ту ночь на залитом кровью Выборгском кладбище, контингент ли секретных преступников увеличился в казематах Петропавловской крепости, или, устав от казней и лившейся крови, Бирон в первый раз в своей жизни «простил» другим лично им содеянное преступление — об этом никто никогда не узнал.

Однако переполох и испуг, перенесенный Бироном в его до того времени совершенно неприкосновенном дворце, не прошел даром для лица, на которое гордый временщик, почувствовавший свое угасаемое величие, пожелал на прощание излить всю силу своей злобы и своей несправедливой мести. Он отдал приказ в ту же ночь арестовать гвардейского офицера Гладышева и, подвергнув его «пристрастному» допросу, немедленно отвезти его в полузабытую Сарынь, где печально и одиноко высился достроенный, но необитаемый дворец.

На другой день утром герцог, ничем не объяснив своего отсутствия, сам отправился туда же и, вернувшись поздним вечером, послал сказать правительнице, что просит принять его в экстренной аудиенции.

Анна Леопольдовна немало удивилась такой просьбе. В такие поздние часы она еще никогда не назначала аудиенции и не могла понять, зачем именно нужен был регенту такой поздний прием и что он мог сообщить ей такого спешного?

Она уже хотела отказать Бирону в приеме, но Юлиана Менгден убедила ее выслушать Бирона.

— Что ты точно боишься его? — пожимая плечами, проговорила она тоном укоризны. — Что он может сказать, кроме какой-нибудь гадости или новой каверзы?.. Выслушай… и выгони!.. Ведь не всю же ночь он станет докучать тебе своей постылой беседой?

Правительница приказала просить Бирона.

Тот вошел мрачный и сосредоточенный и, без приглашения опускаясь на стул, неподалеку от того кресла, в котором сидела Анна Леопольдовна, произнес:

— Я пришел к вам с докладом.

Правительнице такая фамильярность не понравилась.

— Вы… так сильно устали, герцог? — свысока спросила она.

— Всякий устал бы на моем месте! — ответил временщик мрачным тоном. — И, если бы не спешность доклада, с которым я пришел к вам, ваше высочество, я, конечно предпочел бы отдохнуть!..

— Я вас слушаю! — спокойно ответила Анна Леопольдовна.

— Я вынужден начать издалека и заранее прошу у вашего высочества прощение за время, которое я отниму у вас. Вы изволите припомнить, что при вас два года назад состояла камер-юнгферой молодая девушка, вывезенная из Курляндии, по имени Регина Альтан?..

— Как же, прекрасно помню!..

— Вам, конечно, памятно то, что эта камер-юнгфера, отлучившись с вашего разрешения в город из дворца в Сарыни, где в то лето проживал двор, более на службу к вашему высочеству не возвратилась?

— Да, я помню и это, но о ее судьбе мне до сих пор ничего не известно.

— Так я могу сообщить вам подробности ее действительно исключительной службы!.. Я затем и явился к вам, чтобы исполнить этот долг.

— И это то неотложное дело, о котором вы пришли беседовать со мною ночью?

— Так точно, ваше высочество… Мне извинением служит то необыкновенное сообщение, которое я должен сделать вам.

— Я слушаю вас.

— Регина Альтан не скрылась, как старались уверить в то время люди, плохо осведомленные или… имевшие интерес скрывать истину. Она не умерла, так как то, что постигло ее, даже не может назваться смертью. Регина и не убита, и не казнена!.. И убийство и казнь совершаются мгновенно, не влекут за собой долгого и мучительного страдания.

— Я слыхала о пытке. Она и теперь еще существует?.. Осужденные на нее долго и мучительно страдают…

— Нет, ваше высочество, в тех испытаниях, в тех изощренных пытках, которым подвергаются лица, вызываемые в Тайную канцелярию и пытаемые в застенке…

— Скажите, к чему вы завели этот весь вовсе не интересный для меня разговор об этой иностранной камер-юнгфере? — нетерпеливо прервала его Анна Леопольдовна.

— Вы тоже иностранка, ваше высочество!..

— Нет, вы ошибаетесь! Я — русская и от души ненавижу все некоренное русское!..

— Но… ваш супруг — иностранец и в жилах вашего сына течет иностранная кровь.