Зазеркалье - Кристина Генри

мясо и фрукты, Алиса вздохнула.

– Что? – спросил ее Тесак.

– Удивительно, как быстро привыкаешь к горячей пище, – сказала Алиса. – Почему-то соленое мясо и яблоки уже не пробуждают во мне аппетита.

– Я могу обернуться, – предложил Тесак. – Держу пари, я запросто поймаю одну из этих коз или пару кроликов. Поджарили бы их на костре…

У Алисы аж слюнки потекли, и она уже собиралась сказать, что это замечательная идея – и вдруг точно острая игла вонзилась в сердце: будто какой-то инстинкт предостерегал ее.

– Нет, – сказала она, понизив голос и озираясь по сторонам. – Мне кажется, не стоит сейчас показывать свою силу.

Взгляд Тесака вдруг стал более сосредоточенным. Он слегка наклонил голову, прислушиваясь к чему-то, неслышному Алисе.

– Ты права. Здесь кто-то есть, наблюдает за нами.

– Я никого не вижу.

Алиса попыталась оглядеться так, чтобы не было заметно, что она оглядывается. Ей не хотелось показывать тем, кто за ними следил – а она была уверена: следит не один человек, – что ей известно об их присутствии.

– Их по меньшей мере трое, – тихо сказал Тесак. – Судя по звукам, они довольно высоко над нами, на тропе.

– Тут, поблизости, должно быть какое-то поселение. – Она хотела добавить «Деревня Чистых», но на всякий случай не стала. – Думаешь, они желают нам зла?

Тесак пожал плечами и взял яблоко.

– Нельзя сказать наверняка, пока они чего-нибудь не предпримут. Лучше давай поедим, как собирались, и вообще будем вести себя так, словно о них и не подозреваем.

Алиса согласилась, хотя делать вид, будто не знаешь о наблюдателях, оказалось куда труднее, чем она думала. Затылок постоянно покалывало – такое же ощущение бывает иногда перед самым ударом молнии.

«Это тень, – поняла она. – Или, скорее, подступы к тени. То, что видела Оливия. То, чего боялись мы с Тесаком».

После перекуса они собрали вещи и двинулись дальше по расширяющейся тропе. Алиса старалась не смотреть вверх, потому что, если бы она заметила кого-то из тех, кто следил за ними, шпионы могли бы запаниковать – и напасть. И все же ей показалось, что раз или два впереди мелькнула какая-то тень, хотя, возможно, это было всего лишь ее воображение.

– Точно, их всего трое, – пробормотал Тесак. – Один только что отступил.

– Отправился связаться с остальными, – вполголоса ответила Алиса. – Эти трое, должно быть, часть большого отряда.

– Да, я тоже так считаю, – согласился Тесак. – Хотя пока я не слышу никаких звуков, которые говорили бы о том, что впереди деревня.

– Надеюсь, мы доберемся туда до заката, – сказала Алиса. – Я не смогу заснуть, зная, что кто-то притаился в какой-нибудь расщелине, выжидая момента, чтобы убить нас во сне.

– Ни у кого не получится убить нас во сне. Неужто ты совсем мне не доверяешь?

Алиса поспешно похлопала его по плечу.

– Конечно, доверяю. Я знаю, ты бы вскочил прежде, чем что-то случилось бы. Но не очень приятно думать, что за нами кто-то следит.

– Это из-за лечебницы, – сказал Тесак. – Там за нами следили постоянно. Смотрели в окошки, слушали у дверей. Мы никогда не оставались наедине с собой.

Алиса никогда серьезно не размышляла об этом, но тут поняла, что это правда. За ними все время кто-то наблюдал, записывая что-то в блокнотик, ожидая, когда кто-нибудь из них – обычно этим «кем-нибудь» оказывался Тесак – переступит черту, и его можно будет наказать. В психушке Алиса по большей части дрейфовала в тумане под действием порошков, которые врачи подсыпали ей в пищу.

– Что ж, – сказала она. – Уверена, ты прав, и беспокоюсь я именно поэтому, но, мне кажется, никому особо не нравится, когда за ним шпионят.

Они продолжали идти, пока солнце не скрылось за вершинами. Стояла весна, дни становились длиннее, но здесь, высоко в горах, солнечный свет не задерживался надолго.

– Ну что, Тес, есть тут поблизости деревня? – прошептала Алиса.

Тесак покачал головой:

– Я ничего не слышу и не чую. Но та парочка наверху все еще следит за нами из укрытия.

– Нам пора устраиваться на ночлег. Им покажется подозрительным, если мы этого не сделаем.

– И ты устала.

– Я этого не говорила.

– А зачем говорить? По тебе и так видно.

Алиса нахмурилась, а Тесак рассмеялся.

– Тут нечего стыдиться, – заявил он. – У тебя в животе ребенок, и он отнимает уйму энергии. Помню, Хэтти все время спала, когда ждала…

Он осекся и смущенно потупился.

– Ничего, это нормально – говорить о них, – сказала Алиса. – Я не ревную тебя к той, прежней жизни.

– Дело не в этом, – вздохнул Тесак. – Просто я не могу думать о них без боли. Хотя боль почти прошла – просто сердце ноет, как старый синяк.

– Вспоминай хорошее, – посоветовала Алиса. – Ни к чему возвращаться к худшим моментам.

Тесак кивнул, но больше ничего не сказал, и Алиса оставила его в покое. Она всегда видела, когда им овладевала мрачная задумчивость.

Они разбили лагерь. Алиса была уверена, что, если бы за ними не следили, Тесак сейчас обернулся бы волком и убежал. Не в силах успокоиться, он неприкаянно расхаживал кругами, пока Алиса дремала у костра, медленно пережевывая кусочек хлеба.

Ночью Алиса вновь увидела сон, хотя и думала, что уснуть у нее не получится. При мысли о шпионах, сверлящих их взглядами, она нервно поеживалась. Кроме того, она боялась того, что ей может пригрезиться.

И боялась не зря.

Опять она увидела деревянный стул, стоящий на возвышении. На подлокотниках его поблескивали железные цепи, соединенные с металлическим стержнем. Длинный стержень крепился к спинке стула и тянулся ввысь, словно искал чего-то. На стуле никого не было, но вокруг платформы собралось много людей. Лица их, алчные, выжидающие, наполнили Алису страхом, и прямо во сне она подумала: «Я не хочу видеть, что будет дальше. Я не хочу знать».

Надрывный крик пронзил воздух. Алиса обернулась посмотреть, кто кричит.

Кричала девочка, девочка лет двенадцати-тринадцати. Ее держали за руки пара мужчин вдвое крупнее ее. Они подтащили ребенка к площадке перед помостом, и толпа расступилась, чтобы дать им усадить девочку на деревянный стул.

Жертва кричала и отбивалась, но ее примотали цепями, никак не реагируя на мольбы и слезы.

Накрепко приторочив девочку к странному стулу, мужчины сошли с платформы. Несчастная продолжала надрываться, умоляя о милосердии. На этом огромном стуле, больше похожем на трон, девочка казалась совсем крохотной. Ее худенькие запястья и щиколотки выглядели хрупкими веточками, которые так легко сломать. Толпа молчала, глядя на пленницу во все глаза, но никто не выказывал ни малейшего сочувствия бедственному положению девочки.

«Что бы она