Старая погудка на новый лад. Русская сказка в изданиях конца XVIII века - Автор Неизвестен -- Народные сказки

приемлю тебя в свое покровительство”».

Таким образом предписавши мне сию форму, пала предо мною на колени и, схватив меня за руку, нежно ее жала и орошала слезами.

От сего я был вне себя, не ведая и сам, что должно мне предпринять. Я ей подал свою руку, которую она лобызала, проговаривая некоторые слова, которые ей казались очень важными, и как я окончил свою речь, то она встала. «Я предаюсь совсем вам, — вскричала она в радостном восторге, — я могу сделаться счастливейшею из всех творений».

В одну минуту надела она мой плащ и шляпу и пошла из моей комнаты.

Я пребывал в исступлении, помышляя о состоянии моих долгов.

Виойдетта, одетая в плащ, возвратилась с почты и взошла в мою комнату. Карл, пробудившись от чрезвычайного шуму, явился передо мною в одной рубашке, коему я приказал идти в канцелярию для получения моих повелений, а сам я, севши в коляску, отправился в путь.

Виойдетта села возле меня в коляске. И по выезде нашем из города, сняла с себя покрывало, которое расположение лица ее не совершенно показывало; волосы ее были сокрыты под великолепным убором, коих вершина убрана была драгоценными камнями; лицо же ее, не имея никаких прикладных красок, сияло природною красотою, белизною и румянцем.

И казалось, что румянец на лице ее был прозрачный. Неудобопомятно казалось, каким образом совокуплены были приятность, белизна, живность с чистосердечием, которые начертаны были на челе ее. Я в изумление приходил, рассматривая все ее члены и помышляя о пагубе, которая мне от них произойти может, закрыл глаза для моего успокоения.

Сие мое предприятие тщетным не осталось, ибо в скором времени сон овладел всеми моими чувствами. Он был толь сладок и приятен для меня, что его приятности толико были способны к успокоению моего духа от страшных и беспорядочных воображений, и толь долго он продолжался, что в следующее время моя мать, уведавши об оном и о всех моих приключениях, утвердила, что он был сверхъестественный, а я пробудился от сна при начале канала, где обыкновенно садятся на корабли, дабы приплыть в Венецию.

При наступлении ночи я переезжал чрез пролив. Носильщик приставал ко мне за тем, дабы я приказал перенесть мои пожитки, но я оных и на денежку не имел. Виойдетта, представши перед меня, говорила, что судно, на коем я должен переправиться, уже готово, в которое я вшедши с поспешностью, предался вторично приятностям сна.

Но что я скажу? На другой день поутру я себя увидел в Венеции в одном наилучшем трактире, находящемся на улице святого Марка, который я весьма скоро мог распознать. Я увидел перед собою белую домашнюю одежду, довольно богатую подле своей постели. Я думал, что все сие принадлежит хозяину, к коему я приехал. И для сего, вставши, осматривал я все и примечал, нет ли кого в моей комнате, но напоследок увидел я, что Виодетта там была только одна.

Стыдясь представившейся моим глазам Виойдетты, я благодарил Фортуну за ее ко мне благоприятства. Сей дух по этому со мною повсюду будет неразлучен. Я бы по своей чрезвычайной смелости и удалился, ежели бы не ведал, что моя рота на корабле и что я сего не должен учинить; но кажется, почитать себя я должен за великого счастливца.

«Не страшись, Альвар, — говорил я сам себе, — есть множество государских дворцов и земных владетелей, не считая Неаполитанского, который должен тебя на путь правый наставить. Если токмо тебе исправиться невозможно будет, то ты еще себя гораздо лучше будешь весть. Ежели твои услуги отвергнуться, то по малой мере, Естремадура и достопочтенное отечество прострет для твоего вспомоществования свои нежные руки.

Но чего от меня желает сей дух, который во время целых суток не оставлял меня ни на одну минуту, и принял на себя весьма кроткий вид, и дал денег, которые я ему желаю в скорости возвратить».

В то время, как занят я был такими мыслями, увидел ко мне вшедшего моего заимодавца, ведущего за собою двух служителей и одного гребца. «Должно вам здесь служить до приезда Карлова», — сказал он им. О честности и верности моих новых служителей проручился хозяин трактира и к своей поруке присовокупил он мне похвалу, называя меня ревностным защитником государства.

«Я весьма доволен выбором вашим, — сказал я Виойдетту, — но желаю знать, ночевали ли вы здесь?» — «Я ночевал, — говорил мне паж, потупя глаза в землю, — в услугу покоя вашего превосходительства, дабы не причинить ни малейшего вам беспокойства».

Я был крайне доволен оказываемым мне от нее уважением и почтением. «Тем еще хуже, — сказал я, — поелику я бы не мог ее отогнать, если бы ей понравилось там быть невидимою для обладания мною; а когда бы она была в комнате известной, то я бы мог ведать расстояние между мною и ею находящееся». Я будучи доволен своим рассуждением, похвалил без всякого рассудка все то, что она сделала.

Я хотел идти к корреспонденту моей матери, Виойдетта приказала подать уборный столик для уборки, по окончании которой, я отправился в путь, мною назначенный.

Пришедши к купцу, с коим моя мать вела переписку, был удивлен приемом, оказанным им при моем пришествии. Он был в лавке и, увидевши, сказал мне с лицом веселым, на коем начертана была живо ласка: «Пожалуйте сюда, дон Альвар, я не чаял вас здесь видеть, вы прибыли сюда весьма кстати и тем самым избавили и меня от затруднения. Я хотел было к вам отсылать два письма с деньгами».

«На мою квартиру, — спросил я у него, — вы хотели отослать?» — «Так, — отвечал он мне, — извольте от меня принять двести цекинов, которые я получил сего утра от некоторого пожилого человека, в которых я ему дал расписку. И сии, по его речам, были от доны Менции, которая, долгое время не получивши от вас писем, думая, что вы больны, просила сего Гишпанца о вашем состоянии узнать и оные деньги мне отдать для пересылки к вам». — «Не сказал ли он вам своего имени?» — «Я его имя записал в расписке: он называется дон Пимиентос; и он говорил, что был конюшим при вашем доме, но я не чаял вашего сюда приезда, и для того не спросил о его теперешней должности».

Таким образом я, принявши деньги, распечатал письма, в коих написаны были моей матери жалобы о ее немощи, о моем