Сила соблазна - Майя Родейл

— Я выиграл, — промямлил Гейдж.

— Но какой ценой? — вздохнул Найтли.

— Давайте не будем обсуждать идиотизм Гейджа, поскольку именно такого поведения от него ожидают, — отмахнулся Драммонд. — Меня больше интересует твой идиотизм. Как ты мог не обращать на Аннабел внимания все эти годы? Она не настолько хороша собой?

— Хороша, — сухо ответил Найтли. Под определением «хороша» он имел в виду «ослепительно красива, настолько, чтобы мужчины пресмыкались у ее ног». Что он и сделал. Прошлой ночью.

— Хороша? И ты только сейчас это заметил… вчера? Неделю назад? Месяц назад?

Когда Аннабел впервые попыталась привлечь его взгляды? Когда состоялась неофициальная помолвка с идеально подходившей для его целей женщиной? Той, которая не обладала нужными ему качествами, если не считать происхождения и связей в обществе. Когда для него все было решено, когда стало слишком поздно.

Да, он не замечал Аннабел все эти годы, хотя мог бы. И ждал, пока не выбрал самый неподходящий для этого момент. Неудивительно, что она прозвала его Болваном.

— Насколько я понимаю, Болван, теперь ты ее заметил, — констатировал Драммонд.

Найтли снова вскочил, перегнулся через стол и едва не удушил беднягу Драммонда собственным галстуком, уже успевшим превратиться в мятую тряпку.

— Да пожалей ты его! — взмолился Гейдж. — Пожалуйста! Ради любви Аннабел.

— О, да это серьезно, так ведь? — спросил Драммонд, после того, как Найтли выпустил его, наградив напоследок угрожающим взглядом.

— Не твое собачье дело, — отрезал Найтли. И все же… все же… Драммонд как ни в чем не бывало продолжал распространяться на эту тему, провоцируя все сильнее. С каждым произнесенным словом. В этом-то и проблема со старыми друзьями: они считают вполне правомерным заходить слишком далеко, переступая границу и наслаждаясь при этом очередным шагом.

— Напротив, братец, — возразил Драммонд. — Дела Аннабел касаются всего Лондона. Если не поступишь с девчонкой справедливо, я приду к тебе, — если, конечно, ты и есть Болван, а не какой-то отчаявшийся притворщик, — и приведу с собой разъяренную толпу. А потом пойду и сам утешу Аннабел. Предварительно раздевшись и раздев ее.

На этот раз Найтли развернулся и всадил кулак в челюсть приятеля. И довольный содеянным, повернулся и вышел из кофейни.

Глава 39

Предложение, от которого она может отказаться

Дорогая Аннабел.

Внимание — одна вещь, привязанность — другая. Истинную любовь нельзя разжечь женскими уловками. Низкий вырез привлечет взгляд мужчины, но не заставит думать о вас день и ночь. Забытая шаль обеспечит несколько минут наедине, но не приведет к любви… а если и приведет, будет ли это справедливо? Автор считает, что нет, и призывает всех, особенно Скандально влюбленную, искать и добиваться истинной любви.

Дорогая Аннабел

«Лондон уикли»

Найтли прибыл в дом Свифтов в конце того же дня, после короткого, одолеваемого кошмарами сна, в котором Аннабел падала с ветки, и он не успевал поймать ее вовремя.

Дверь открыла горничная. Когда он вошел в гостиную, отвратительная ведьма-невестка Аннабел встретила его ехидными уничтожающими репликами. На этот раз здесь были дети. Угрюмые пухлые личики повернулись в его сторону. Весьма неприятные ребятишки!

Братец Аннабел неохотно захватил с собой чертов экземпляр «Лондон таймс», и все, по требованию Найтли оставить его наедине с Аннабел, удалились в другую комнату.

Похоже, Томаса Свифта ничуть не интересовало, почему его незамужняя сестра желает побеседовать с глазу на глаз с джентльменом. По всем правилам ему следовало потребовать у Найтли объяснений. И то, что объяснений никто не спрашивал, неприятно поразило Найтли, хотя ему это было на руку.

Необходимо увезти Аннабел из этого дома от ужасных родственников. Он поселит ее в своем доме. Они станут любить друг друга каждую ночь, а днем она будет ходить в гости к другим Пишущим Девицам и в магазины на Бонд-стрит. Аннабел не будет ни в чем нуждаться.

Пожалуй, он даже женится на ней.

При этой мысли сердце Дерека впервые не восстало.

Найтли порадовался, что принес Цветы. Розовые розы. Аннабел казалась женщиной, созданной для розовых роз. И сама сказала ему, что любит эти цветы. Тогда он разозлился, поскольку это Марсден послал ей розы. Найтли и не думал, что покупка цветов для женщины сопряжена с такими опасностями.

— Аннабел, — произнес он, когда, они остались одни. — Аннабел, — повторил он настойчиво, со страстью, похотью, страхом и осторожностью.

— Добрый день, Дерек, — тихо ответила она, с едва заметной улыбкой.

Сегодня глаза ее казались скорее серыми, а не голубыми: он замечал даже столь легкие различия. Что-то было не так. Он знал это, ибо теперь знал ее.

— Прости, что не приехал раньше.

— Все в порядке. Я все понимаю. У вас много дел с газетой.

Аннабел всегда была такой понимающей и великодушной. В подобной ситуации любая женщина визжала бы, как потерпевшая. Но Аннабел понимала, как много значит для него газета. И отступила в сторону. Достойный восхищения поступок. Или она благородно жертвует собой?

— Я принес тебе цветы, — пробормотал он, вынужденный упомянуть об очевидном. Господи, что эта женщина с ним делает?

Он вел серьезные переговоры, имел дело с разгневанными читателями и проводил интервью и допросы, выжимая из несчастных разнообразные инкриминирующие исповеди.

— Спасибо, — прошептала Аннабел и, взяв букет, глубоко вдохнула с закрытыми глазами. Цветы придали ее коже розовое свечение.

Но когда она открыла глаза, оказалось, что они по-прежнему серые. И измученные.

Дерек нетерпеливо выдохнул, злясь на себя. Нужно было смотреть на это как на деловые переговоры, целью которых было достичь взаимовыгодного исхода.

Но ведь он разговаривает с женщиной, с Аннабел… Наверное, необходимо признаться в своих чувствах, что являлось проблемой, поскольку он не знал, как объясниться. Оставалось надеяться, что ей больше понравится несвязная искренность, чем тщательно подобранные сантименты.

— Аннабел, насчет вчерашней ночи, — очертя голову, начал он, сжимая ее руки. — Я постоянно думаю об этом. О тебе. Теперь, когда я наконец увидел тебя, мне не хочется закрывать глаза. Я хочу быть с тобой.

— О Дерек, — выдавила она. В измученных серых глазах стояли слезы. А ресницы были темными и влажными. Были это слезы радости? Он надеялся. Но не был уверен.

Найтли чувствовал себя так, словно его вытолкнули на сцену в вечер премьеры и велели участвовать в пьесе, которую он никогда не видел и не читал. У него не было склонности к драме или способности импровизировать.