Пустота - Майкл Гаррисон

– Она вообще хоть что-нибудь понимает?

– Солнышко, не дыши так часто, – сказала ассистентка.

Кейс поморгал.

– Я и не ожидал от тебя понимания, Риг, – сказал он Гейнсу, – но это вообще ни в какие ворота. Ты хоть соображаешь, что может случиться, если мы это провернем?

Гейнс пожал плечами: так или иначе, говорил он этим жестом, получим какой-то научный результат. Это молчаливое допущение спровоцировало на перепалку сотрудников Кейса. Все заговорили разом.

– Научный результат, да? – заорал Кейс в какой-то миг. Зажав оба костыля в руке, он другой рукой презрительно отмахнулся от Гейнса. – Наука тут вырубилась. В тот самый момент, как вы с Эмилем вошли в это гребаное местечко!

Все рассмеялись.

– Не нравятся мне эти ребята, – громко заметила ассистентка.

Все замолчали.

Гейнс взял ее за руку.

– Послушай, – сказал он, – остынь. Все в порядке.

Они стояли, глядя друг на друга, а Кейс и его сотрудники смотрели на них. Риг усмехнулся одной из самых сухих усмешек своего арсенала и, продолжая улыбаться, сказал кому-то в сторону:

– Кофе сюда ведь можно?

Парень заверил, что да. Кофе всенепременно можно. С молоком или обычный.

– Нет нужды оставаться здесь, с нами, – обратился Гейнс к ассистентке, когда кофе принесли. – Оглянись вокруг. Осмотри здесь все.

После этого она осталась в непривычном одиночестве – наедине с собой.

Помещение размерами не уступало портовому терминалу: темное, но с островковыми проблесками чьей-то активности. Ездили машины, подчас весьма тяжелые. Ближе к центру помещения под мощным светом что-то было изолировано. Оно спорадически шевелилось, как живое, но ассистентка не видела, что это. Она поискала, где бы сесть, широко расставила ноги и улыбалась некоторым сотрудникам Кейса, пока те не отвели взгляды. Она задумалась об именах для себя: Бруна, Кыштым, Королев Р-7, Ангел Парковочной Орбиты. Опустила глаза на предплечье: НЕТ ДАННЫХ. Сотрудники Кейса доставили новое оборудование и расположили его в круге света. Что бы это ни было, ассистентке оно ни о чем не говорило.

За кругом света была расставлена мебель, типичная для ателье: новенький протеомный бак цвета эмалированной посуды пятидесятых, хирургический стол с инструментами. Она почувствовала себя как дома. Когда ассистентка допила кофе, Гейнс отвел ее туда и сказал:

– Пока мы ждем, почему бы не заняться этими твоими припадками? Ляг на стол.

Она забралась на стол и позволила ввести себе пару зондов в нейротипичные точки. Один зонд проскользнул ей высоко в грудную клетку. На миг упокоился на ключице, потом скользнул дальше. Трудноинтерпретируемое ощущение: не столько боли, сколько настойчивого вмешательства изнутри. Вскоре накатили приятные тепло и забвение – все отдалилось так, словно утратило с ней что бы то ни было общее.

– Отлично, – сказал Гейнс, – ты только расслабься.

И – кому-то другому:

– Блин! Кто б они ни были… Вы гляньте сюда! И сюда!

Он что-то потрогал, и у нее в голове закружили маленькие разноцветные птички. Она услышала собственный смех.

– Блин! – сказал Гейнс. – Не тот переключатель. А как тебе это?

Она почувствовала металлический привкус, затем внутри словно бы раскрылись две или три полости размером с ателье. Гейнс начал работать в одной из них. Потом появился Кейс и взглянул на нее.

– Не хочу я, чтоб он тут маячил, – сказала она.

– Все в порядке, – сказал Гейнс. – Все будет хорошо.

– Я хочу, чтоб ты меня разбудил, – ответила ассистентка.

Гейнс склонился над ней, и она увидела его улыбку.

– С тобой все будет в порядке, – сказал он.

– Вы меня удавите?

– С тобой все будет в порядке.

После этого она больше ни разу толком не пришла в сознание. Она понимала, что происходит, но ее это не волновало.

– Ты знаешь, что у тебя радар на 27–40 ГГц? – спросил Гейнс.

Голос его теперь доносился изнутри ассистентки, с отчетливым эхо, как в тех туннелях.

– Радар ближней разведки. Неплохо. Включить его?

Он включил. Все в контрольной палате стало серым, как на старой пленке. Лаборанты Кейса откатили стол туда, где свет был всего ярче, и оставили там. Она лежала в комфортном отупении, подсвеченная радаром в диапазоне 27–40 ГГц изнутри, – Гейнс оставил его включенным. Она фиксировала, как входят и выходят другие, но головы повернуть не могла. В конце концов стол повернули по оси и что-то сделали с зондами: усиленная сенсорика включилась опять. Ассистентка увидела, что` там, в круге света, и поняла, зачем ее сюда доставили.

Двумя или тремя сутками раньше, после кратковременной конвульсии, в результате которой вся зона наблюдения ходуном заходила, объект, прозванный сотрудниками «Кейса Перл», сиречь «Жемчужиной», снова пришел в падение. Процесс – не столько движение, сколько попытка его имитировать в неподвижной среде, – казался стилизованным, осознанным. Язык тела Перл, как подумалось Гейнсу, выражал придушенное сопротивление обстоятельствам, которые никому больше не дозволено было понять. Кейс считал иначе.

– Все к черту, – сказал он тогда. Падающая женщина, счел своим долгом напомнить он, никогда не была женщиной. Это монстр, восприятие которого сильно искажено интерпретацией данных. Инструменты попросту подбирают к результату наблюдений наилучший доступный аналог. – Как, в общем, и вся Вселенная, это не более чем бесполезная аналогия непредставимого состояния, – добавил он со смехом.

Воспоследовал спор об изначальной природе Алефа. Кейс считал, что и в этом они ошибались.

– Никогда он не содержал фрагмент Тракта, – заявил он.

– А что же тогда?

– Весь Тракт. И до сих пор содержит.

Обездвижив полицейскую и расположив ее в нужном месте, исследователи Алефа доставили в палату заключительный фрагмент экспериментальной установки. В один миг сверкающий, в другой – нечеткий, он продолжал процедуру самосборки из нервной вещественной слизи: углеродные нанотрубки, неабелевые сверхпроводники при температуре окружающей среды, быстроэволюционирующие ИИ в пикотех-роях. Затем ввели оператора. Он принял облик девочки, высокой и загорелой, лет восьми на вид, в темно-синих шортиках и маечке «Аэртекс» с короткими рукавами. Одежда, уместная для бесконечного летнего полудня Сент-Стивен-Уити или Бёрнам-Агната. Гейнсу припомнилась его дочь в этом возрасте. Оператор быстро догадался.

– О, Риг! – сказала девочка, простирая к нему руки и заливисто смеясь. Она была боса. – Ну, что ты нам на этот раз принес?

Она моргнула. Из глаз, рта и носа у нее излился яркий белый свет. Затем оператор разлетелся искрами и влился в машину. Послышались музыкальные звуки. Удивленный голос произнес:

– Странные силы задействованы здесь.

– Кейс, ну, мать твою, – сказал Гейнс, – давай не тяни резину.

Люди Кейса нажали кнопку.

Мгновение ничего не происходило. Затем полицейская спрыгнула со стола, шатаясь, продвинулась на три шага и попыталась активировать выкройку. Гейнс что-то сделал, и выкройка отключилась снова.

Она гневно вскрикнула и попыталась опять, и снова выкройку отключили. Камеры зарегистрировали еще две-три итерации этого поведения всего за пять секунд: системы ассистентки прокладывали новые нейронные пути в обход заблокированных Гейнсом. Кривые обучения впечатляли, но быстро выходили на плато: через две минуты она уже умела оставаться в ускоренном состоянии на срок вплоть до двенадцати секунд, после чего репертуар и размах движений зафиксировался. Еще несколько гневных итераций репертуара, в продолжение которых подопытная спрыгнула с хирургического стола (однажды), опустилась на корточки и быстро помотала головой из стороны в сторону, активно сканируя окружение ультразвуком в диапазоне от 200 до 1000 кГц (трижды), просканировала его иными способами (дважды), обнаружила перед собой Перл (дважды), вырвала белой жидкостью (однажды), распростерла руки и выкрикнула что-то нечленораздельное (четырежды), развернулась влево и пробежала три шага (четырежды), повернула влево и пробежала четыре шага (трижды), резко замедлилась (каждый раз) и вскрикнула (каждый раз).

Кто-то рассмеялся.

– Прекрати это, – сказал Кейс.

Ускоренные движения сливались в обычную вязкую рябь. Системы охлаждения работали на полную, подняв температуру тела подопытной немного выше нормы в 110 градусов по Фаренгейту[120]; уровни кортизона, андростенедиона и эстрадиола резко подскочили. На четвертой итерации стали заметны незапланированные движения рук. Объяснить их не мог никто.

Перл между тем оставалась стабильна. Отображаемые в искусственных цветах складки ее металлического платья колыхались на незримых течениях. Ее окружила легкая зона преломления света, изображение стало примерно вдвое больше человека и зарябило, как под водой. Лицо ее сначала казалось человеческим, а теперь скорее кошачьей мордой. Через несколько минут ожила главная экспериментальная установка. Элементы самого Лабиринта пришли в движение, стали перегруппировываться, в полу прокатилась сокрушительная вибрация. Голограммы замерцали. Набирали темп сейсмические толчки, приближаясь по мощности к тектоническим сдвигам.