Московская старина: Воспоминания москвичей прошлого столетия - Юрий Николаевич Александров

перешел на Смоленский рынок в трактир Шустрова и на Остоженку в трактир, называемый «Голубятня», в 1856 году — на Черногрязку,* в Домниковский переулок, в дом знаменитого в своем роде охотника Ивана Осиповича Соколова; арена у него была устроена в углу двора под деревом, а потом, когда дом этот был перестроен и в нем помещен трактир «Ливадия», то бой перешел к содержателю этого трактира Холину. В то же время бой происходил при одной из харчевен на Конной площади. В шестидесятых годах петушиные бои вовсе прекратились, подвергшись, как выше сказано, гонению, и допускались только украдкой кое-где, в нежилых домах, на чердаках и т. п., под страхом накрытия полицией.

Мой очерк был бы далеко не полон, если бы я не познакомил читателей с самым боем петухов; мне приходилось видеть эти бои и слышать рассказы о них из первых рук; поэтому постараюсь описать процесс охотничьего петушиного боя.

Прежде всего, нужно сказать, что бои эти обыкновенно начинаются с 6 часов вечера и, смотря по количеству сошедшихся охотников и принесенных ими петухов, продолжаются в течение вечера и иногда и за полночь. В сборное же воскресенье* на первой неделе великого поста бои начинались в старые годы с утра и продолжались целые сутки.

Петушиным боям предшествует целый ряд приготовлений и разных подходов, высматриваний и выведываний. В июне и в июле охотники начинают похаживать один к другому под предлогом навестить приятеля, причем гость и хозяин, разговаривая о всех возможных житейских делах, стараются не заговаривать прямо о петухах и в особенности о предстоящих боях, а как-нибудь вскользь завести речь о желаемом предмете и повысмотреть молодых петухов. Ни расстояние, ни погода не удерживают этих визитов; охотники, не задумавшись, отправляются за 15 и более верст с единственной целью взглянуть на молодую птицу. При внезапных же встречах охотников в это время первый вопрос делается, конечно, о петухах, хотя каждый охотник хорошо знает, что в ответ не услышит правды, а услышит по большей части похвальбу.

В октябре охотники начинают мало-помалу сходиться по вечерам, как бы по инстинкту, в какой-нибудь известный им трактир, при котором устроены где-нибудь на задах петушиные охотничьи ширмы, арена. Здесь уже начинаются вызовы на бой пока одними молодыми петухами, потому что бои переярков, третьяков и старых петухов бывают не ранее ноября, так как в октябре они в распадке, то есть линяют, и об них охотники в это время отзываются «мой еще не в мундире»: это значит, не совсем перелинял и убрался пером. Впрочем, в октябре, кроме вызовов на бой молодыми петухами, охотники начинают закладываться на переярков, третьяков и старых. Понятно, что обо всем этом между охотниками происходят самые оживленные переговоры, споры, похвальбы, опровержения и т. д. Так как в среду солидных охотников стекаются в тот же трактир, также по охоте, и всякие «красные жилетки», «бутылки» и тому подобные лица, у которых страсть к петушиной охоте разыгрывается не менее барской и купеческой, то между ними идут такие же, но еще более типичные переговоры, которые стоят того, чтобы о них сказать несколько слов.

— Ну, что ж, садись, что ли, со мною, а? Идет? — пристает сухопарый детина в бесцветном коротком пальто к сидящему с ним за одним столиком мастеровому в чуйке.

— Мой еще не в положении, — отвечает тот, — не готов.

— Как не готов? Ведь сам я видел — рожа лопнуть хочеть. А он, вишь, не готов.

— Тебе говорят, что не в положении, не стал бы и говорить.

— Что ты? Гм!.. Да ты где, под столом? — спрашивает сухопарый, приподнимая на столе конец скатерти и заглядывая под стол, ища будто бы там своего собеседника.

Сидящие за тем же столом охотники начинают подсмеиваться над сконфуженным мастеровым, приговаривая: «Что, брат, струсил!» Он, задетый за живое, приходит в азарт и, привскакивая, кричит своему противнику:

— Клади деньги, бью!

Эти магические слова производят общее движение за всеми столами, тотчас откуда-то выскакивает непрошенный глашатай и, бегая по комнатам трактира, кричит сидящим охотникам: «Господа, бой!» Его осыпают со всех сторон вопросами: «Кто бьет?» Он называет обоих заложившихся охотников их кличками, и бой действительно готов.

Таким или почти таким образом устраиваются петушиные бои между мелкими охотниками. Охотники же крупных размеров, то есть более состоятельные лица, уговариваются о бое и закладываются без выходок, подобных заглядыванию под стол, но также не без подзадориваний и разных подходов.

Итак, представьте себе один из октябрьских вечеров в плохо освещенном узком переулке; среди погруженных в полумрак домиков, жмущихся молчаливо один к другому, выделяется один дом, хотя также небольших размеров, но двухэтажный, каменный, все окна его освещены, на стене над окнами верхнего этажа красуется чуть ли не во весь дом вывеска с надписью: «Трактир»; одна лестница ведет вверх с улицы, другая со двора. Во дворе, в углу, под большим деревом, устроена, по всем правилам петушиной охоты, арена, вокруг которой стоят амфитеатром скамейки; на одной из ветвей дерева, над ареной, висит лампа. К трактиру подъезжают один за другим на извозчиках и на собственных лошадях разные посетители, все они поднимаются по лестнице в трактир, туда же тянутся и пешеходы; каждый из приезжающих и приходящих гостей вносит саквояж, мешок, порой клетку — это вносятся молодые петухи. Половые у дверей приветствуют каждого входящего поклонами и спешат подавать заветные па́ры чая* или, кому требуется, и очищенную или рябиновку, так как из так называемой жизненной эссенции только эти два сорта преобладают между охотниками плебейского отдела.

Но вот трактир скоро наполнился охотниками. Хозяин сам, конечно, заклятый охотник, поэтому он со всеми на короткой ноге и знает все их клички; половые его также знают всех своих гостей. Все охотники сидят чинно за столами, забавляясь большею частью чайком. Общий говор вертится на боевой птице, на птице в положении и не в положении, на молодых, переярках, третьяках и т. п. Порой возникает спор за тем или другим столом, при котором вдруг выхватывается из саквояжа или мешка петух и ставится гоголем на стол, а потом опять прячется; иногда раздается пение петуха где-нибудь в отдельной темной комнате.

Но вот завязывается между сидящими в углу за особым столом вызов на бой; после нескольких отрывистых возгласов бой решен, и в ту же минуту раздается по всем комнатам трактира магическое слово: «Бой! Кто бьет, кто бьет?» — «Ученая степендия с Мало!.. Вот так бой!»

Все охотники вскакивают и устремляются поспешно по лестнице во