Исламская интеллектуальная инициатива в ХХ веке - Г. Джемаль

Библия говорит об освобождении Богом избранного народа из египетского и вавилонского плена. «Нелегальные действия, совершенные внутри несправедливой совокупности, являются добрыми делами, потому что они входят в процесс освобождения, они возвышаются над установившимся порядком и его законами... Исход из Египта был нелегальным актом для фараона, потому что фараон запрещал освобождение, но, напротив, это было исключительно хорошее действие, потому что оно подтверждало закон. Но закон не мертвой «совокупности», а нового порядка, который нужно поставить на службу Богу и который отвергал бы существующее положение»[205]. Освобождаются не только люди, учреждения и системы, но и сама теология, подчеркивает другой богослов Хуан Луис Сегундо.

Густаво Гутьеррес выделяет три взаимосвязанных уровня освобождения. Во-первых, с политической и социально-экономической точки зрения есть освобождение от эксплуатации и угнетения, выражающее надежды угнетенных. Во-вторых, освобождение — это также завоевание полной творческой свободы для построения «нового мира» и «нового человека». Новая теология «не ограничивается размышлением о мире, но стремится стать частью процесса жизни, которая одна преобразует мир». Это исторический процесс, в котором люди сознательно развивают свою судьбу через социальные перемены. И, наконец, самый глубокий уровень освобождения — религиозный — это избавление от греха и соединение человека с Богом, радикальное, тотальное освобождение. Эти три процесса нельзя разделить.

Гутьеррес признает образование христианского государства невозможным. Он говорит, что отдельные акты освобождения связаны, но не отождествляются со спасением и спасение не есть сумма исторических актов освобождения. Эсхатология как надежда символизирует политическую природу христианской веры. Утопия отражает отношение веры к истории. Мы чувствуем веру, участвуя в постоянном историческом политически утопичном поиске. Утопия отвергает существующий порядок, провозглашая новое общество. Для него это конкретное политическое действие. Только в утопическом поиске вера и политическое действие могут вместе строить новое человечество и общество.

Грех

«Грех считается общественно-историческим фактом, это отсутствие братства и любви в отношениях между людьми». Грех — «помеха достижения полноты жизни, которую мы называем спасением», — писал Гутьеррес. «Грех задан в структурах угнетения и эксплуатации человека человеком... Следовательно, грех предстает как фундамент отчуждения, приводящего к ситуации несправедливости... Грех требует радикального освобождения, которое, в свою очередь, обязательно предполагает практическое освобождение»[206] .

Грех сформулирован в социальных терминах как конкретное общественное действие. Личный грех порождает несправедливые и безблагодатные общественные отношения. Капитализм — пролонгация личного греха на глобальный уровень, современная капиталистическая система как «социальный грех» противоположна «освобождению». Капиталистические страны процветают за счет бедных народов. Здесь на первый план выступает «теория зависимости», по которой развитие богатых стран зависит от недоразвития бедных. Ряд теологов полагает, что без неравенства не будет самого греха, как не будет угнетателей и угнетенных. Искупление структурного греха — трансформация социальной действительности.

В теологии освобождения рассматривается и другая сторона греха: угнетенные грешны тем, что принимают рабство, не сопротивляясь и не пытаясь скинуть оковы. Насилие же не считается грехом, если применяется для сопротивления угнетению.

Насилие

Философия католицизма основывается на неотомизме — учении средневекового европейского богослова Фомы Аквинского. Согласно ему, народ имеет «право на восстание», если правитель приходит к власти при помощи неправедных средств либо властвует несправедливо и государственная власть вырождается в тиранию, потому что его действия противоречат интересам Церкви и Воле Божией. Тем не менее решение вопроса о формах сопротивления принадлежит Церкви.

В освободительной теологии принято выделять структурное, институциональное насилие общественных систем, которое ведет к неравенству в обществе или несправедливому доминированию системы или группы лиц. Защищая революционное насилие, апологеты богословия освобождения отвечают, что Церковь всегда допускала насилие по отношению к миллионам людей.

«Насилие — составная часть капиталистической системы, с его помощью угнетенных держат в подчиненном положении, и уничтожение такого порядка не противоречит идеям создания братского общества, идеям первого политического узника, убитого властями Древнего Рима и Древней Иудеи, — Иисуса Христа», — утверждает теоретик революционного католицизма Леонардо Бофф. Участник сандинистского движения Эрнесто Карденаль писал, что «революционное насилие не противоречит постулатам христианского учения, которое всегда отстаивало права народов и отдельных личностей защищаться с оружием в руках...». Сан-Сальвадорский архиепископ Оскар Арнульф Ромеро, убитый во время мессы, говорил: «Когда диктатура попирает права личности, когда другим путем невозможно добиться блага для нации, когда закрываются каналы диалога разума и взаимопонимания, церковь говорит о законном праве на повстанческую борьбу». Мученик освободительной теологии, священник Камило Торрес (погиб в партизанской борьбе в 1966 году) тоже считал, что революция необходима для осуществления фундаментальных изменений в экономике, обществе и политике, и в ней должны участвовать христиане.

Спасение

Спасение рассматривается прежде всего не как жизнь после смерти, а как построение Царства Божьего здесь и сейчас — нового социального порядка, где все равны. Революционные богословы не отрицают вечную жизнь, но подчеркивают, что вечное и временное «пересекаются» в новой теологии.

Гутьеррес убежден, что спасение должно пониматься не количественно, но качественно. Спасение тотально, полно, абсолютно, оно происходит через историческую самореализацию. В рамках коллективного действия, в борьбе с социальной несправедливостью возможно и индивидуальное спасение души человека. Он пишет, что теология освобождения — это «теология спасения в конкретных исторических и политических обстоятельствах»[207].

Перуанский богослов приводит два библейских символа для выражения спасения. Первый — Исход, когда Творение и спасение рассматриваются через освобождение. Исход символизирует природу и цель человеческого участия в мироздании. Спасительный промысел Божий объединяется с творческим и связан с человеческим участием в трансформации истории. Второй символ — Обетование — показывает динамический характер спасения, в нем пересекаются Провидение и эсхатология. Библия — книга Обетования — «она уже исполнена в исторических событиях, но еще не полностью; она непрерывно проецируется в будущее, создавая постоянную мобильность»[208]. Исход символизирует постоянную трансформацию истории, а Обетование символизирует историю как динамичную и ориентированную в будущее. Это качественное видение спасения, вовлеченного в борьбу за справедливое общество.

Социальный анализ

Революционные богословы едины в том, что теология строится на двух основах — вере и социальной действительности. Чтобы избавиться от несправедливости, надо понять социальные механизмы, породившие ее, и тут на помощь приходит марксизм. Хотя теология не просто принимает категории марксистской теории, но критикует и трансформирует их в свете христианской традиции и практики. Экономическая отсталость структурно обусловлена эксплуатацией иностранными державами, превращением Латинской Америки в зависимую систему от гегемона, что заслуживает нравственного возмущения.

Теология освобождения Боффа предпочитает диалектический подход к социальному анализу, целью которого является обеспечение справедливости для всех. Для него социальные условия Латинской Америки — уже историческое Божественное откровение. «...Вера помогает христианину одобрять и поддерживать те исторические движения, которые имеют большее соответствие с идеалами Евангелия. Сегодня, например, мы считаем, что христианский идеал ближе к социализму, чем к капитализму. Это не вопрос создания христианского социализма. Это возможность сказать, что социалистическая система, воплощенная на практике, лучше позволяет христианам жить в соответствии с гуманистическими и божественными идеалами своей веры»[209].