Журнал «Если» №07 2010 - Том Пардом

В вымышленном мире развиваются действия книг Стивена Ханта «Небесный суд» (2007) и «Заморское королевство» (2008), хотя расстановка сил напоминает об историческом противостоянии Англии и Франции, а атмосфера романов пропитана не столько духом викторианской Англии, сколько произведениями Диккенса и, чуть позже, Жюля Верна. В «Левиафане» (2009) Скотта Вестерфельда сталкиваются в мировой войне европейские державы, вооруженные паровыми технологиями. А в книге Чери Прист «Костотряс» (2009) действие происходит в Северной Америке времен золотой лихорадки после того, как Сиэтл, частично разрушенный странной машиной сумасшедшего ученого Левитикуса Блю, населяют зомби.

Антология «Паропанк» (2008), составленная Джеффом и Энн Вандермеер, демонстрирует условность жанровых границ и определений. Тематический сборник объединил таких разных авторов, как Тэд Чан, Пол ди Филиппе, Майкл Муркок, Нил Стивенсон, Джеймс Блейлок, Йэн Маклеод и Майкл Чабон.

Иногда авторы не прочь отступить от устоявшихся канонов жанра. Гордон Далквист в «Стеклянных книгах пожирателей снов» (2006) и последующем продолжении «Темный свиток» (2009) описывает не альтернативные технологии, а магический процесс, преображающий людей и похищающий их воспоминания. В книге «Anno Dracula» (1992) — первой из одноименного сериала Кима Ньюмена — описывается мир, в котором граф Дракула становится мужем королевы Виктории и правит Британской империей. В качестве персонажей цикла фигурируют известные исторические фигуры и литературные персонажи.

Историю о полой Земле (тема, которую отработали еще Конан Дойль и Жюль Верн) рассказал Джеймс Блейлок в «Подземном левиафане» (1984). В этом же ряду стоит упомянуть и два других его романа — «Гомункулус» (1986) и «Машина лорда Кельвина» (1992).

В романе «Антилед» (1993) Стивена Бакстера рассказывается об индустриальной революции, движимой силой не пара, а антильда — вещества, открытого на Южном полюсе. Автор находит новому виду энергии не только военное (Англия выигрывает Крымскую войну после появления над Севастополем характерного грибообразного облака), но и космическое применение. Причем сцены космического путешествия на Луну экипажа корабля «Фаэтон» напрямую отсылают к «лунным» романам Верна и Уэллса.

Подобные литературные реминисценции для паропанка являются делом обычным, почти обязательным. Нередко фантасты напрямую обращаются не только к творчеству, но и к биографиям Чарлза Диккенса, Артура Конан Дойля, Уилки Коллинза, Брэма Стокера… Недавний роман Дэна Симмонса «Друд» (2009) по-новому рассказал биографию Диккенса и о его взаимоотношениях с Уилки Коллинзом. Название книги прямо отсылает к так и не законченному произведению Диккенса. Причудливо смешались творчество Конан Дойля и лавкрафтовские мотивы в антологии Майкла Ривза и Джона Пилана «Тени над Бейкер-стрит» (2003), из которой отечественному читателю знаком рассказ Нила Геймана «Этюд в изумрудных тонах».

Автор «Шерлока Холмса» является и персонажем рассказа с киплинговскими интонациями «Сержант Ее Величества» (2005) Марии Галиной. Но в целом в русскоязычной НФ паропанк как-то не особенно прижился. Из наиболее заметных текстов назовем эпическую трилогию «Алюмен» Г.Л.Олди и Андрея Валентинова, роман «Пересмешник» (2009) Алексея Пехова, действие которого происходит в фэнтезийном мире Рапгара, и самобытный рассказ Шимуна Врочека «Ужасный механический человек Джона Керлингтона» (2007), описывающий историю времен войны Севера и Юга.

Возвращаясь к теме использования литературных героев в произведениях паропанка, невозможно не упомянуть многотомный цикл графических романов «Лига выдающихся джентльменов» Алана Мура и Кевина О'Нила, в котором собраны самые популярные литературные персонажи прошлого — Аллан Квотермейн, капитан Немо, Человек-невидимка, доктор Джекил, Джон Картер, братья Холмсы и Филеас Фогг.

Популярность стимпанка стремительно выплеснулась со страниц книг на иные просторы — кинематограф, мультипликацию, комикс… Это направление породило множество ответвлений, самое известное из которых — дизельпанк.

Впрочем, фантастикой дело не ограничилось: ретрофутуризм, винтаж, римейки. Прошлое все агрессивнее вторгается в современность. Почему же ретроспекция стала так популярна?

Цейтнот

Мы живем не то в прекрасное, не то в злосчастное время, но определенно — беспокойное. Прошло уже сорок лет после выхода «Футурошока» (1970), в котором Элвин Тоффлер предупреждал о неизбежном возрастании скорости перемен, вызванных научно-техническим прогрессом и проникновением в общество порожденных НТР инноваций. Пусть некоторые из перемен и носят косметический характер, а другие, такие, например, как GPS-навигация и «дополненная реальность», еще не проявили себя в полной мере, все же очевидно: за два-три десятилетия развития компьютеров и мобильной связи общество изменилось сильнее, чем за тот же срок в любую из предшествовавших эпох.

Кто бы мог предположить, что вместе с настоящим столь же стремительно будут меняться и наши представления о будущем. За те же несколько десятилетий космические декорации для будущего человечества сменились виртуальными. А тем на смену в ближайшее время придут биотехнологические. К слову, расторопный ди Филиппе и тут преуспел, выпустив сборник рассказов с красноречивым названием «Рибофанк» еще в 1996 году.

Стоит ли удивляться нарастающему стремлению повернуть время вспять и вспомнить эпоху размеренности и упорядоченности, когда мир был более простым и открытым!

Неудивительно и то, что объектом ностальгии стала именно Викторианская эпоха. Время, когда, по расхожему выражению, «солнце не заходило над Британской империей» (впрочем, ирландцы всегда саркастически добавляли: это оттого что «Бог не доверяет англичанам и не хочет оставлять их одних в темноте»).

Действительно, в мире почти не осталось «белых пятен» — земные ландшафты, за исключением самых труднодоступных районов, были изучены и нанесены на карту. Более того, от изучения пространства человек перешел к активному его освоению и преображению (в XX веке этот импульс продолжился уже в виде космической экспансии)[4]. Особо показательно стремительное развитие сети железных дорог. Например, в США в 1830 году насчитывалось 64 километра железных дорог, а всего за десять лет были построены еще четыре с половиной тысячи километров. Если известный роман Верна «Вокруг света за 80 дней» и является художественным преувеличением, то совершенно незначительным. При этом осваиваемые просторы были вполне доступны и открыты для путешественников — нелегальная миграция и террористические угрозы еще не получили распространения. Французский социолог Андре Зигфрид писал о том, что в конце XIX века он совершил кругосветное путешествие, имея в качестве удостоверения личности только визитные карточки.

Идеализировать эпоху не стоит: естественно, такими возможностями обладали не все. Характерной чертой викторианского общества была жесткая социальная иерархия, поддерживаемая моральным кодексом строителя империализма и отягощенная бременем белого человека. Впрочем, развитие науки и техники подстегнуло и социальные инновации. Для молодых людей, сведущих в науке и поднаторевших в технике, открывались широкие просторы для деятельности и карьеры. Показателен охвативший Америку бум изобретательства, по поводу которого ехидно высказывался Марк Твен, сам ставший его жертвой. Изобретатели и инженеры становились героями, а у героев всегда есть подражатели и последователи.

Инженеры и изобретатели — молодые профессионалы, яппи XIX века стремились изменить или хотя бы усовершенствовать мир, и, что нечасто случается, общество поддерживало или, по крайней мере, не противодействовало их попыткам, связывая с ними надежды на светлое будущее. Не случайно обустройством жизни на «таинственном острове» занимался инженер Сайрес Смит (позднее схожие технократические ноты, хотя уже и не в столь благостных интонациях, зазвучат в «Машине различий»).

Символами новой эпохи стали всемирные выставки, начало которым положила лондонская выставка 1851 года с Хрустальным дворцом. Спустя четыре года французы ответили на вызов, построив специально для парижской выставки Дворец индустрии. На этих смотрах достижений мирового хозяйства научная, техническая и промышленная тематики играли ведущую роль.

Что ж, мир, в котором мы живем, создан пресловутой НТР, которая, как и всякая революция, разрушила прежний порядок, в том числе и социальный, но возложенных на нее надежд не оправдала. Как говорил Илья Ильф: радио есть, а счастья нет.

Вообще, иллюзия всеобщего благоденствия, достигаемого за счет научно-технического прогресса, напоминает историю шахматного автомата «Турок», созданного еще до наступления парового века. «Турок» прославился дважды: сначала как искусный механизм, одержавший победу над многими знаменитыми шахматистами, а затем как удивительный фокус: машина скрывала внутри умелого игрока. Достоверная демонстрация того, что в центре любых технологических новаций находится человек.