Пылающий лед - Виктор Точинов

Не дожидаясь приглашений, я вошел внутрь. Дистанционно управляемая дверь тут же захлопнулась за спиной. Вновь лязгнули замки. В этом доме милая манера встречать гостей ничуть не изменилась за минувшие годы… Приятно, что хоть что-то в нашем мире остается прочным и неизменным.

– Поднимайся наверх! – прозвучал голос.

Все тот же голос… Который я когда-то ненавидел, а затем вспоминал с теплотой и ностальгией…

Ступени лестницы, ведущей в гостиницу, скрипели по-прежнему, и я…

И я мигом излечился от ностальгических чувств, едва лишь увидел хозяйку дома и услышал ее приветственные слова:

– Ты не появлялся здесь четырнадцать лет, мерзавец, – сурово произнесла бабушка Станислава. – Так за каким чертом явился теперь?

9. Все реки текут

Два длинных древесных ствола, очищенные от веток и сучьев, лежали вершинами на берегу Кулома, а комлями вдавались в реку, перпендикулярно берегу. Настил из потемневших досок превращал стволы в подобие плавучего причала. С тем же успехом сооружение можно было назвать и мостками, но использовалось оно именно как причал: ко вбитым скобам привязаны две лодки – узкие, длинные, с низкими бортами, Алька уже знал, что называют их здесь «гулянками».

На причале стоял Командир. Занимался он странным делом, – правильнее сказать, странным лишь для него и лишь в представлении Альки. Командир ловил рыбу, и не ту достойную царского стола семгу, что довелось сегодня отведать у Митрофана, – маленьких, с палец размером, крапчатых рыбешек. Подойдя поближе, Алька опознал в рыбешках пескарей, он и сам добывал таких в Плюссе кривобокой вершей, кое-как сплетенной из лозняка совместными усилиями четырех людей, отродясь не занимавшихся плетением.

Командир ловил простой, из длинного прута выстроганной удочкой. Осторожно снимал пескарей с крючка и отпускал обратно в реку… Иногда рыбешки срывались, но Командир не расстраивался. И не радовался пойманным. Ловил без малейшего проявления эмоций, словно исполнял ритуал, необходимый, но поднадоевший. Альку он, конечно же, заметил до того, как тот ступил на покачивающиеся под ногами доски причала. Но от занятия своего не отвлекся, внимательно наблюдая за движениями поплавка.

Алька постоял, переминаясь с ноги на ногу и не зная, как начать разговор. Начал с довольно-таки дурацкого вопроса:

– Хорошо клюет?

Командир глянул на него искоса и ответил невпопад:

– Вот здесь, наверху, – он кивнул на береговой обрыв, – стоял дом, где родился мой отец… И я в нем прожил два года.

Алька, подходя, видел разрыв в линии домов, но даже пепелища там не осталось, все давно заросло, лишь контур фундамента угадывался под зеленым мхом. Он попытался представить Командира мальчишкой в коротеньких штанишках – и не смог.

– Итак, что ты хочешь сказать мне, – муж, оружием отягощенный?

– Нет, он легкий… Титан да пластик. Пристрелять надо бы, но патронов маловато.

– Ладно, проехали… Ты хотел сказать, солдат, что преобразователи в Усть-Куломе, правильно? И мне пора исполнять свою часть договора?

– Ну… в общем так…

Командир положил удочку на причал, повернулся к Альке:

– Излагаю диспозицию, солдат. Нам надо добраться до моря. Что случилось с моим катером, ты видел. Я надеялся найти что-то взамен здесь, в Усть-Куломе. Но ничего не осталось, одни гулянки да пара парусных будар… И почти по всей реке так же: ни одного катера, ни одной будары с двигателем, – что не забрали сепаратисты, реквизировали федералы в свою флотилию.

– А к какому морю нам надо?

– Здесь поблизости одно море. Карское. Все реки текут и впадают в море, солдат.

Поблизости? Насколько Алька представлял карту (а представлял он ее достаточно смутно, слишком сильно изменились карты за последние годы) – до моря не так уж близко. До него верст с тысячу будет, а то и больше. Учитывая все изгибы реки – наверняка больше.

– Зачем нам туда? Станция ведь на Баренцевом?

– Морем и по льдам – самый короткий путь. Но дело даже не в расстояниях… Ты представляешь, солдат, что сейчас творится на суше между Кольским и Коми?

Алька мог лишь предполагать, что там творится. Ничего хорошего. Все режут всех, дерутся за остатки ресурсов… На вертолете, если без посадок, пролететь, наверное, можно. Но без всякой гарантии, что в него не угодит неизвестно кем выпущенный УРС. И он спросил:

– Да как же мы по льдам-то? На собачьих упряжках?

В детстве он бы обрадовался возможности такого приключения… Но сейчас никакого энтузиазма мысль о вояже по льдам в стиле арктических первопроходцев не вызвала. Хватит, наприключался…

– В Печорской губе, на взморье, меня ждет судно. Вернее, будет ждать. На воздушной подушке.

– Как тот катер, взорванный?

– Примерно… Размером побольше, настоящий корабль. Но на веслах нам туда не добраться. И под парусом не добраться.

– И что?

– Я собираюсь забрать рыбнадзоровский катер. Только у них и остались… Поможешь?

Альке глагол «забрать» показался не совсем точным. По словам Митрофана, здешний рыбнадзор сам привык забирать все у всех… Совсем как «барон» Гильмановский и его присные, только орудуют здешние неофеодалы на реке, а не на суше.

– Придется стрелять? – деловито спросил Алька.

– Думаю, придется. Народ в надзоре лихой, все при стволах, договориться по-доброму едва ли получится.

Алька был готов – стрелять, и бить ножом, и пускать в ход все остальное, чему научили в «манулах». Рыбнадзор – это не мятежники с двустволками и в меховых тапочках, чьи главари сцепились с Россией из-за каких-то абстрактных для Альки высших интересов. Рыбнадзор – зло реальное, топчущее землю и чьи-то судьбы… Если бы нашелся кто-то, всадивший в свое время пулю в брюхо «благородию», – может, все обернулось бы по-другому… Но никто не встал на пути отморозка там, в Заплюсье. А он, Алька, встанет здесь. На Печоре. Пусть отморозки другие, не важно, – можно спасти чью-то жизнь, чью-то судьбу…

– Я согласен. Будем тут их дожидаться?

– Нет, солдат. Сожгут потом Усть-Кулом в отместку… Сплавимся на бударе вниз по течению, выставим пару сетей семужьих. Тогда мимо не проплывут.

Командир помолчал и спросил другим тоном:

– Ты когда-то говорил про второго человека, которому тоже надо на Станцию. Это твоя женщина?

– Моя?!

– Твоя, твоя… Я ж не глухой, не слепой и не слабоумный.

– Там все очень сложно…

– Знаю. Ты уж извини, но я слышал ваш ночной разговор. Не подслушивал, просто слух хороший…

Альку вдруг прорвало. Сбивчиво, путаясь в словах и в мыслях, он вываливал Командиру все: как встретил Настену три года назад, как влюбился, какие у него были великие планы и как все рухнуло… Про то, что происходило с Настеной в последний год, говорить не стал, раз уж слух у Командира такой хороший…

Странная исповедь звучала на покачивающихся досках причала. По сути, Алька никогда в жизни не исповедовался: регулярные, раз в две недели, визиты к полковому батюшке не в счет – обязаловка и формальность. Православным христианином Алька был довольно условным, даже случайным, – когда в учебке пришлось выбирать конфессию, как раз случился рамазан, солдатики-мусульмане держали уразу, ходили грустные и подтощалые, с завистью поглядывая на сослуживцев-кяфиров, и маршировали в столовую только после заката… Альке, не отъевшемуся толком после голодной зимы в Заплюсье, такая религия не понравилась.

– И как мне с ней теперь? Как?! – выкрикнул Алька в заключение своей исповеди.

– Ты уж, солдат, определись… Любишь ее? После всего – любишь?

– Ну… да…

– Тогда иди к ней. Просто иди. Не ломай голову и не накручивай себя – иди прямо сейчас. И все… Чтоб тебя!

Последнее восклицание Командира относилось не к Альке и не к его душевным терзаниям – к оставленной без присмотра удочке. Поплавок ее давно уже приплясывал на поверхности воды, то притапливаясь, то всплывая, не иначе как на крючке сидел очередной пескарик. А теперь поплавок резко нырнул, натянув леску, а следом за ним в Кулом устремилась и удочка.

Командир успел подхватить удилище в последний момент, чуть не свалившись с причала. Рыба попалась явно не из маленьких – хлыстоватый прут согнулся в крутую дугу, натянувшаяся струной леска резала воду, выписывая в ней круги и восьмерки. В глубине блеснул рыбий бок – и все закончилось. Удилище резко распрямилось, леска с поплавком вылетела из воды…

– Щука, – констатировал Командир, разглядывая ту часть своей снасти, где совсем недавно имелся крючок. – Как ножом обрезала… Да что ты на меня вылупился, как черт на попадью?

Алька опустил взгляд и уставился на реку рядом с причалом. Там должен был торчать какой-то подводный камень, едва прикрытый водой… Или доска, приколоченная к причалу и не замеченная… Ничего не торчало. И ничего не было приколочено. Значит, до нитки мокрый Командир обязан был сейчас вылезать из Кулома и громко чертыхаться при этом. Или не чертыхаться – но остаться на причале он никак не мог. Если хоть что-то стоят законы физики, касающиеся движения тел в пространстве и агрегатных состояний веществ, – не мог.