Ниязбек - Юлия Латынина

Они зашли в зал, и к ним повернулись сразу шесть или семь телекамер. На микрофонах, выставленных перед трибуной, Панков с раздражением заметил логотипы двух государственных телеканалов. «Кой черт они все снимают, если ничего не показывают?» – подумал Панков.

Плоский экран слева от трибуны переключился со Второго канала на CNN, и Панков увидел толпу на площади и тощую корреспондентку. CNN ретранслировали по какому-то местному каналу, и кто-то уже догадался снабдить английский текст синхронным русским переводом. «Похоже, – сказала корреспондентка, – что в здании что-то происходит. Мы переключаемся на другую камеру».

Панков пошел к трибуне и увидел, что его собственное изображение на экране тоже идет к трибуне. Сигнал шел через спутник, и Панков на экране двигался с заметным опозданием.

Панков встал у микрофонов и внезапно оглянулся на Ниязбека. Тот сел метрах в трех справа, у стола президиума, и сразу за ним стоял Хизри. Было жарко, Ниязбек оставил в кабинете камуфляжную куртку и сейчас сидел в одной чистой белой футболке. Из-под коротких рукавов выпирали мощные мускулы, и перед ним на столе лежал снаряженный «Калашников» с длинным серым ремнем. Черные волосы Ниязбека были аккуратно приглажены, лицо невозмутимо, и крупные правильные его черты портили только давно перебитый нос да свежая ссадина под скулой.

Темно-коричневые глаза улыбались Панкову чуть грустно, чуть презрительно, так, будто Ниязбек все знал. «Что больше всего хочет человек? – спросил Ниязбек у Панкова на похоронах брата, и Панков, не думая, ответил: „Сохранить должность“. Ниязбек тогда рассмеялся, и Панков сам понял, что сморозил глупость. Теперь он понимал, что он сморозил не глупость. Он проговорился. „Дело совсем не в моей карьере, – подумал Панков. – Иван Витальевич прав. Никто не имеет права диктовать свою волю России“.

Панков повернулся к залу.

– Я говорил с президентом, – сказал Владислав Панков, – президент России полностью в курсе всей ситуации. Президент приказал создать независимую комиссию, которая будет расследовать бойню в Харон-Юрте. Семьям всех пострадавших будет выплачено по тридцать тысяч долларов. Контртеррористический штаб будет ликвидирован. Все лица, арестованные Штабом, в кратчайший срок предстанут перед судом присяжных. К сожалению, мы не сможем наказать всех виновных. Генерал Шеболев, арестованный сегодня днем, покончил с собой в следственном изоляторе.

Зал дружно выдохнул. О смерти Шеболева знали, видимо, еще немногие.

– С угрозой терроризма, – продолжал Панков, – нельзя бороться одними силовыми методами. С ней можно бороться, только обеспечив экономическое процветание республики. В этих целях Россия вдвое увеличивает финансирование существующих федеральных программ, в частности программы строительства пассажирского терминала на Каспии. В целях более полного учета интересов народов РСА-Дарго я назначаю федеральным инспектором по республике Ниязбека Адиевича Маликова. Именно он станет главным координатором как старых целевых ассигнований, так и совершенно новых инвестиционных программ, на которые Москва выделяет дополнительные восемьсот миллионов долларов.

Услышав слова «терминал» и «вдвое» мэр Торби-калы встрепенулся и что-то прошептал охранникам.

– Что же касается президента Асланова, – продолжал Панков, – то, несмотря на ряд недостатков в его работе, он по праву является одним из самых заслуженных руководителей Кавказского региона. Любые слухи о его отставке – это заведомо ложная информация, распространяемая теми, кто хочет столкнуть Кавказ в пучину межнациональной и религиозной розни.

То, что случилось в следующую секунду в прямом эфире, показали потом все телеканалы мира, кроме, разумеется, российских.

Ниязбек Маликов спокойно поднялся с места.

– Мне не нужен твой пост, – сказал Ниязбек, – и моему народу не нужны твои взятки. Сегодня я увидел, как русские умеют держать слово. Десять лет мы не видим от русских ничего, кроме денег и лжи. Назначенный вами президент сожрал республику до кости. Развязанный вами террор убивает наших детей. А глупость Москвы равняется только ее продажности. Двадцать тысяч человек под этим зданием требуют отставки Асланова. Ты наплевал им в лицо. Мы не русские, чтобы плевать нам в лицо. Мы…

В следующую секунду раздался выстрел. Ниязбек стоял, опираясь кончиками пальцев о стол, и пуля бросила его грудью вперед. Ниязбек недоуменно выпрямился, и Панков с ужасом увидел, как на его белой футболке расползается алое пятно. «Как же так, – мелькнуло в голове русского, – я же предложил ему все! Я сказал, что все деньги в республике будет делить он!»

Ниязбек стал поворачиваться, подхватывая со стола автомат, и выстрел раздался снова. На этот раз пуля вошла в висок с такого близкого расстояния, что при замедленном повторе было видно, как из головы Ниязбека вылетают кусочки кожи и кости и как выстрел слегка опаляет короткие волосы. Ниязбек рухнул на стол и больше не шевелился.

За ним, со «стечкиным» в руке, стоял Хизри Бейбулатов.

– Не стрелять, мать твою, не стрелять! – заорал мэр Торби-калы, когда охранники и родственники Ниязбека начали выхватывать оружие.

Но стрельба, разумеется, началась все равно.

После стрельбы был штурм.

***

Два дня после штурма Панков спал. Он просыпался, тупо глядел на стены больничной палаты и засыпал вновь. Потом он вышел к телекамерам вместе с президентом Аслановым. Он смутно помнил, что он делал, – кажется, он вручил Асланову какой-то орден.

Потом Панков начал пить. Он пил с самого утра, иногда с Сережей Пискуновым, а иногда и с просителями, которые заходили к нему подписать назначение на должность. За назначение он брал деньги, сначала через Гамзата Асланова, а потом совершенно не скрываясь, и в один прекрасный день Панков проснулся не в своей скромной спальне, а в роскошном особняке с ажурной башенкой и позолоченными кранами в джакузи.

Кажется, это был особняк кого-то из мятежников, убитых при штурме. Его подарил полпреду Гамзат.

То, что в этой бойне уцелел Гамзат, было вообще невероятной случайностью. К тому времени, когда все началось, Магомедсалих уже бросил его пытать и начал убивать. Младший сын президента лежал на полу, оплывая кровью, и время от времени к нему кто-то подходил и пинал ногой. Когда затрещали выстрелы, Магомедсалих и его люди бросились на подмогу. Они думали, что Гамзата пристрелят те, кто стоял у сейфовой комнаты, а когда те, кто стоял у сейфовой комнаты, выбежали в коридорчик, они заметили тело Гамзата и решили, что его уже пристрелили. В итоге Гамзата подобрала «Альфа».

Если бы кто-то из врачей, наблюдавших Панкова девять лет назад, имел бы возможность наблюдать его сейчас, он бы отметил все признаки регресса к прежнему неврозу. Но врачей рядом не было. «Ты не понимаешь, – сказал как-то Панков своему приятелю-олигарху, тому самому, в день рождения которого все началось, – теперь все равно. Все вообще все равно».

Кто-то сказал Панкову, что Магомедсалих Салимханов, который получил при штурме тяжелейшие ранения, снова сбежал – на этот раз из реанимации, – и его объявили в федеральный розыск, как и Джаватхана Аскерова. Панков был пьян и не обратил на это внимания. Потом ему сказали, что Магомедсалиха застрелили при операции в Кехи, и Панков тоже не обратил на это внимания. Потом ему сказали, что Аминат вышла замуж за Магомедсалиха, и Панков напился на три дня вперед.

Спустя два месяца после штурма полпред президента Российской Федерации Владислав Панков возвращался из Шамхальска, где он открывал новую школу. С ним в машине был его друг Хизри Бейбулатов, и вся колонна состояла из трех автомобилей. Впереди шли два бронированных «мерседеса», так, чтобы нельзя было понять, в каком из них находится федеральный чиновник, и сзади шел «лендкрузер».

Когда они проехали очередной блокпост, Панков внезапно сообразил, что они едут той же дорогой, по которой вез его девять лет назад Ниязбек. Дорога спускалась с гор к пыльному городу у синего моря, отделанного белыми барашками волн, и на небе не было ни единого облачка. Вершины гор вдалеке сверкали, словно облитые сахарной глазурью, и дорожка расплавленного металла бежала по морю к вечереющему солнцу. Вот-вот они должны были обогнуть Торбитау и увидеть чуть ниже себя прибрежные солончаки и зеленое поле для гольфа.

Шоссе пересекал неохраняемый переезд, давно заброшенный и разбитый колесами бесчисленных грузовиков. Машины несколько сбросили скорость, подъезжая к нему.

В следующую секунду «мерс» подбросило. Панков успел еще заметить, как выгорает краска на сорванной взрывом двери автомобиля, а потом мир вокруг завертелся и погас.

ФАБ-250, похороненная под переездом полгода назад, разорвалась между двумя бронированными «мерседесами», потому что взрывник не знал, в котором из них находится полпред. Первый автомобиль был уничтожен совершенно. Второй смяло, как консервную банку, оторвало капот и отбросило назад. Пассажиры вылетели с заднего сиденья, как мясо из взорвавшейся скороварки.