СМЕРШ в бою - Анатолий Терещенко

В ходе этого разбирательства Шурепов вышел на местного фотографа, у которого из-за разгильдяйства Хоссельмана сохранилось более двухсот негативов выпускников-радистов.

Когда мне об этом доложил Шурепов, я подумал, вот уж верно, кто неправильно застегнул первую пуговицу, уже не застегнется как следует. По фотографу была подготовлена ориентировка со списками и фотоальбомом на выпускников школы, вокруг которой развернулась большая поисково-розыскная работа. В ходе ее осуществления был задержан резидент, оказавшийся… женщиной-испанкой, заброшенной в Ригу еще в конце 30-х годов…

Железников охарактеризовал Шурепова оперативно грамотным, предельно внимательным к оперсоставу руководителем, терзаемым поисками пропавшей семьи. После завершения Курляндской операции и освобождения советскими войсками Прибалтики Шурепов так и не смог вырваться в Литву, к месту прежней службы.

* * *

Заканчивалась война. В пылу контрразведывательной работы Шурепов все чаще и чаще мысленно обращался к семье. После освобождения Прибалтики он прикладывает максимум усилий через коллег-чекистов выяснить истинную судьбу семейства. Приходили разные ответы: в одних говорилось, что жена была арестована немцами и содержалась в Мариямпольской тюрьме, а потом была угнана на работы в Германию, в других указывалось, что она расстреляна, в третьих констатировалось, что детей фашисты вывезли и определили в приют… Были и сплетни с окраской грязных инсинуаций.

Все это надо было пережить мужу и отцу. Вскоре Шурепов побывал в предвоенном гарнизоне. От дома осталась только наполовину разрушенная печная труба, а вместо песочницы, где когда-то играли дети, зияла глубокая воронка. Но война продолжалась. И вот уже огненно-кровавый вал наступающей Красной Армии покатился по землям Третьего рейха. Немцы нехотя, отчаянно сопротивляясь, откатывались к Берлину.

* * *

Гумбиннен. Это слово вписано кровью воинов Русской армии в сражениях Первой мировой войны, – вписано в анналы отечественной и мировой истории. Здесь шли тяжелые бои с германскими и австро-венгерскими войсками. И вот через тридцать лет на Гумбинненском танкоремонтном заводе пришлось трудиться «остарбайтерам», среди которых была «иностранная рабыня» Шурепова Александра. Каждое поступление подбитых немецких танков являлось для восточных работников радостным событием.

У нее постоянно зрели планы побега, – и вот этот день настал.

По улицам Гумбиннена потекли немецкие тылы и побитые войска. Их настигали наши штурмовики и клевали так же вражеские колонны. Не раз она откладывала уже созревший план побега, но благоразумие и чутье подсказывали, – не торопись, можешь потерять все! И вот удача, наши бомбардировщики серьезно «пощипали» местный гарнизон. Досталось и танкоремонтному заводу, – были взорваны основные цеха, в том числе обрушились стены в его гальваническом цехе. Нехитрый скарб – сухари, сухофрукты, кусочек пожелтевшего сала, и Александра покидает пределы завода и направляется в сторону Мариямполя – места, где ее разлучили с детьми. Сорвав с куртки нашивку «ОСТ», она стала пробираться лесными массивами, сторонясь сел и хуторов.

«В случае задержания, – размышляла Александра, – представлюсь полькой немецкого происхождения. Скажу только часть правды, – ищу потерянных детей. Мне поверят, я больше чем уверена».

Когда она однажды увидела красноармейцев, ей захотелось крикнуть во всю глотку: «Дорогие мои, я своя!», но поостереглась, – сказались гитлеровская пропаганда и рассказы некоторых военнопленных. Суть этих «убедительных» россказней заключалась в том, что бывших военнопленных и угнанных на работу в Германию на Родине арестовывают и отправляют в концлагеря как «врагов народа».

И в этом была своя правда, – в потоках освобожденных пленных и беженцев пытались бесследно раствориться власовцы, оуновцы, полицаи, старосты, каратели, агенты немецких спецслужб и прочие проходимцы. Боясь расплаты за свои злодеяния, они, подобно хамелеонам, меняли окраску, мимикрировали, и не так-то легко было военным контрразведчикам распознать в напряженных, фронтовых условиях предателя и отделить его от патриота. С понятным недоверием, а то и открытой враждебностью некоторые наши граждане смотрели на тех, кто по несколько лет провел в плену или работал на заводах фашистской Германии, но остался в живых.

Для них новым испытанием были изнурительные допросы, недоверие, проверки, а также содержание нередко в одном лагере с разоблаченными предателями и уголовниками. Поэтому Александра осторожничала в пути, идя к Мариямполю. Работала у добрых людей по хозяйству, – в огородах, на сенокосах, при заготовке дров и прочее. Несколько раз выезжала к первому месту службы мужа, – в покинутый гарнизон. Долго с горечью сидела на пожарище своего дома.

«Вот то, что осталось от песочницы, где играли Галя и Наташа, – рассуждала Александра. – Вместо нее глубокая воронка, наполненная водой. Война отобрала у нас с Сашей детей. Как же жесток мир и в нем люди, просящие помощи у Неба, но оно часто отвечает молчанием. Всякий раз, когда я вспоминала и вспоминаю, что Господь справедлив, я дрожала и дрожу за свою страну».

* * *

Закончилась война… Весна и лето словно хотели побыстрее прикрыть своей зеленой красотой кровавые следы войны, отогреть души людей от постоянного холодного напряжения. Именно в это время Александра наконец-то решила открыться и пошла в городской отдел НКГБ. Чекисты встретили Шурепову доброжелательно и попросили описать всю ее «одиссею». Потом помогли с трудоустройством, – определили инспектором в отдел народного образования. Одновременно коллеги вели розыскную работу по установлению мест нахождения ее мужа – Александра и их детей.

Через месяц в кабинет, где она работала, вошли два офицера-чекиста в званиях капитана и старшего лейтенанта. Она одновременно удивленно и испуганно посмотрела на них, ожидая вестей.

– Александра Федоровна?

– Да!

– Ваш муж жив-здоров!!! – радостно вскрикнули вошедшие офицеры.

– Пра-вда-а-а, – растяжно от неожиданности проговорила женщина, и чуть было от такой радостной вести не потеряла сознание.

– Правда, правда, Александра, мы нашли вашего мужа, – заметил капитан. – А ну, Гриша, прочти.

Старший лейтенант достал из кармана вчетверо сложенный лист и стал читать:

«На ваш запрос №… от… 1945 года сообщаем, что подполковник Шурепов Александр Алексеевич… года рождения, с первых дней войны до победного конца находился на фронте и в настоящее время проходит службу в войсковой части полевая почта №…»

Словно неведомая мощная пружина бросила Александру Федоровну от стола в сторону Григория. Она обняла его горячими руками и, одновременно рыдая и смеясь, стала целовать офицера, приговаривая: «Я это чувствовала, я знала, что он герой, что он останется жить, и дождется меня. Я верила ему – ве-ри-ла-а-а!»

Коллеги мужа заверили ее, что они дадут срочное сообщение о ее местонахождении. Через неделю пришла телеграмма:

«Срочно выезжаю отпуск. Жди. Скоро буду. Твой Саня».

Прижав телеграмму к груди, она долго ходила по комнате. Вечером следующего дня она услышала шум автомашины. Птицей полетела к окну, она увидела старенький виллис, на котором приезжали к ней недавно офицеры и… вылезавшего из машины своего Саню…

Он вошел в коридор. Она бросилась к нему на шею. Обнялись, оба заплакали от радости встречи. Она в нем увидела возмужалого, обветренного бурями войны своего защитника, он в ней, исхудалой и уставшей, заметил в волосах не по годам появившиеся седые пряди.

Говорили и говорили всю ночь и никак не могли наговориться. И все же в круге разговоров присутствовала одна животрепещущая тема – судьба детей. За время отпуска отец и мать сделали много: выяснили круг приютов, домов-интернатов, куда могли попасть дети, отправили ориентировки и запросы о дочерях, опросили немало людей, могущих помочь в розыскных мероприятиях. Но никаких конкретных зацепок не было.

Однажды пришла ориентировка о существовании до недавних пор детского приюта, а фактически концлагеря для детей, под названием «Группа «Пляумфе». Эта группа была создана фашистами для выкачивания из детишек крови и вливания ее немецким офицерам и солдатам.

– Неужели Галя и Наташа оказались там? – всплакнула Александра.

– Не надо отчаиваться. Будем искать, – коллеги помогут, – успокаивал супругу Александр Алексеевич.

– Да, твои друзья живо откликнулись на наши беды.

– Общими усилиями выйдем на детей…

* * *

Быстро летело время – в службе у Александра, в работе у Александры в Гродненской области. В течение трех послевоенных лет в семье у Шуреповых появилось еще двое детей – сын Сергей и дочь Оля, а поиски Галины и Натальи мучительно продолжались. Родители чувствовали, что они в Германии. Но где? На запросы приходили иногда обнадеживающие ответы. Но однажды пришло письмо из советского посольства в ГДР, в котором сообщалось, что Галина и Наташа Шуреповы умерщвлены в группе «Пляумфе» в 1944 году. Это был шок, леденящий душу удар по результатам более чем трехлетнего розыска детей. Но опыт, интуиция, вера говорили, – не все потеряно. Надо искать и, если это так, найти хотя бы подтверждающие данные о гибели дочерей.