Два с половиной человека (СИ) - Дибривская Екатерина Александровна

Еду вынужденно медленно, управляя автомобилем одной рукой. Просто не могу отпустить её. Так и держу, крепко прижимая к себе.

Соня затихает, прекращает плакать. Мне хочется думать, что она узнала меня. Что она понимает, что снова в безопасности. Рядом со своим папой.

Малышка икает. Я бегло целую её лобик, надеясь, что она не разболеется. Намечаю планы на ближайшую неделю: полное обследование Сони, установление отцовства и быстрая роспись в ЗАГСе. Да и Ритку нужно показать врачу, чтобы быть уверенным, что половая активность ей не вредит.

А сейчас я загоняю машину в гараж и вхожу в уютную кухню, пропахшую выпечкой и мясом.

Рита поворачивается на шум и видит Соню в моих руках. Тут же бросается к нам, кажется, бросая ложку прямо на пол. По её лицу струятся слёзы, но она счастливо улыбается мне, подхватывая малышку на руки и зацеловывая её.

Кутая их в свои объятия, я буквально переношу своих девочек в спальню, раздеваю дочь, избавляя от мокрой одежонки и переполненного подгузника, и мы ложимся все вместе под одеяло, чтобы согреть Сонечку своим теплом.

Любуюсь ими, отпуская все тревоги. Моё сердце отбивает спокойный ритм, и я счастлив. Просто до безобразия счастлив.

По опыту работы я точно знаю, дерьмо случается. Самые близкие предают. Деньги служат причиной страшных событий. Люди творят беспредел, разрушая судьбы других людей. И я знаю, как сильно нам повезло, что мы сейчас все вместе наслаждаемся этим моментом чудесного воссоединения.

Обнимаю Риту, чуть ближе притягивая к себе, и она на секунду отрывается от Сонечки, поднимая взгляд на меня.

– Рит, выходи за меня.

– Хорошо. – улыбается она и шутит: – Только у меня ничего нет, руки на наследстве таким образом не нагреешь.

Вот же язык без костей!

– Мне всё ещё под силу прокормить двух с половиной человек, – усмехаюсь в ответ.

– Вообще-то трёх, – она закатывает глаза.

– Это ненадолго. – обещаю ей. – Уж больно у нас красивые получаются дети.

– Это точно, – смеётся Ритка, и Соня недовольно кряхтит.

Мы склоняемся над ней и воркуем-воркуем-воркуем, возвращая себе каждую потерянную секунду рядом с дочкой.

Эпилог

Я просыпаюсь от яркого солнечного света, что пробивается даже сквозь сомкнутые веки. С улицы доносится смех, и я иду на этот звук, самый любимый звук в целом мире. Выхожу на крыльцо, отодвигая в сторону тюль на двери, босыми ногами спрыгиваю со ступеньки на ступеньку и утопаю в росистой траве. Щурюсь на солнце, пытаясь отыскать глазами источник звука, а отыскав, не хочу больше терять ни секунды. Иду к ним.

Ярослав сидит, прислонившись спиной к шершавому стволу цветущей яблони, а у него на руках, оттягивая в стороны уши мужчины, весело хохочет моя малышка.

Яр поднимает взгляд на меня, щекочет маленький животик, целует крохотный носик и говорит ей:

– А кто это у нас проснулся? Смотри скорее, принцесса, – поворачивает малышку ко мне. – Наша мамочка!

Девочка задорно хохочет и дёргается в крепких мужских руках, а я понимаю, что не могу ступить и шагу. Ноги становятся ватными, огромный болезненный ком встаёт поперёк груди, мешая дышать. И я замираю на месте, молчаливо глядя в их сторону.

Рядом с моим Яром сидит его бывшая жена. Ангелина сбросила туфли и пиджак и сверкает идеальным декольте, напомаженными губами. И рядом с моим мужчиной и моим ребёнком она смотрится просто… идеально. Она куда больше подходит Власову. Яркая, красивая, умная! Куда мне до неё!

Ярослав хмурится и поджимает губы. Передаёт дочку Ангелине, и та с готовностью подхватывает Сонечку, бегло целуя пухлую щёчку.

Мужчина с лёгкостью поднимается на ноги и подходит ко мне, заглядывая в лицо.

– Рита, все в порядке? – спрашивает он тихо.

Всё совсем не в порядке. Хотелось бы, чтобы было иначе, но пока так. Я не могу пересилить себя. Не получается. Мне постоянно кажется, что однажды они просто избавляться от меня и заживут счастливой семьёй. С моим ребёнком.

Моя ревность совершенно не обоснована. Но я ничего не могу с этим поделать. Даже когда знаю наверняка, зачем приехала Ангелина Анатольевна.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Власов сканирует меня внимательным взглядом и протяжно вздыхает. А потом целует меня. И я постепенно расслабляюсь.

– Я люблю тебя, Рит. Тебя и Соню. И сегодня ты наконец станешь моей женой! – он подхватывает меня на руки и кружит. Я чувствую, как вчерашний ужин беспокойно взмывает вверх, и с трудом перебарываю тошноту.

– Я в норме, – бурчу ему в губы, и он усмехается.

– Ревнуешь?

– Ревную, Власов. Ревную! – раздражаюсь я. – А что, права не имею на собственные чувства?

– Имеешь, Рит. Хочешь, перебей посуду, наори на меня, только никогда ничего не скрывай, не держи в себе, ладно?

– Ладно, – киваю я, и он опускает меня на землю.

Я подбегаю к Ангелине, плюхаясь на плед, и забираю Софийку. Пока целую дочку, женщина скептически разглядывает меня.

– Всё никак не угомонишься? – спрашивает с усмешкой. – Долго ещё Власова мучить будешь своей ревностью?

– Стану Власовой и успокоюсь, – огрызаюсь в ответ. Но тут же смеюсь от нелепости своих слов. – Знаешь же, что не успокоюсь, пока ты не будешь носить фамилию какого-нибудь другого мужика. Не моего.

– Ну-ну, долго же ждать придётся, – цокает она. – У вас не так уж и много времени, ребятки. Если вы планируете успеть в ЗАГС к назначенному времени, то стоит поторопиться.

Она поднимается, бесцеремонно забирает у меня Соню и вручает дочку Ярославу.

– Идём, Рит, я наверчу тебе что-нибудь на голове, напялишь свой сарафанчик да осчастливишь уже молодого папочку.

Её голос сочится ядом, но, кажется, я начинаю привыкать. Ангелина всегда строит из себя железную леди, но в душе она такая же неуверенная и ранимая, как и я. Разве что лучше это скрывает.

Мы идём в дом. Едва переступив порог, я поворачиваюсь к Власовой и выпаливаю:

– Привезла?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она закатывает глаза, извлекая из сумки сразу пять коробочек разных цветов.

– Как видишь.

– Спасибо, – забираю коробочки и скрываюсь в ванной. – Ты же не сказала ему?

– О, нет, подруга! – говорит она через дверь. – Я Власова, конечно, люблю и уважаю, но у девочек должны быть свои секреты.

Я выполняю нехитрые манипуляции и открываю дверь.

– Подождёшь со мной? Что-то страшно…

– Да не трусь, Маргарита. Всё будет хорошо.

Мы синхронно склоняемся над плоской поверхностью, где в ряд на коробочках выложены все пять тестов, и ждём результатов.

– Ты сама-то хочешь? Или рано ещё?

– Я не знаю, – закусываю губу, чтобы не чувствовать трепетного волнения.

Поверить не могу, что две недели мне удавалось скрывать от Власова ежеутреннюю тошноту. Знаю я его! Только намекни, вызвал бы с огорода тётю Нюру и запретил бы возиться с Софийкой! Словно я больная, а не беременная! Ладно, возможно беременная. И чем явственней проявляется вторая полоска на каждом из тестов, тем очевиднее моё положение.

– Поздравляю, – выдыхает Ангелина.

– Спасибо, – выдыхаю я, быстро смаргивая слёзы.

Женщина окидывает меня взглядом и хмурится:

– Погоди, ты не рада, что ли?

– Ну что ты! Я счастлива! – возражаю я, накрывая ладошкой плоский живот.

Я действительно счастлива. Несмотря на ужасы недавнего прошлого, мы с Яром довольно быстро пришли в себя. Ну он-то понятно. Кулаком по столу ударил и решил, что всё закончилось. А сколько бессонных ночей я провела над Соней в страхе, что она исчезнет, стоит только закрыть глаза? Каждую, пока Ярослав не сообразил, куда я сбегаю, как только он заснёт. Именно тогда-то он по столу и ударил. А потом Софийка начала спать с нами, между нашими подушками. И постепенно я приходила в норму.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мне нелегко было принять, что вся моя семья оказалась всего лишь иллюзией. Даже их фейковая смерть. Больше всего меня ужасал поступок матери, каждый из её поступков. И самое неприятное, что она твердила, что делала все эти безобразные вещи, потому что любила меня.