Аристократ и куртизанка - Труда Тейлор

— Это была страсть, Люк! — Покоясь в его надежных объятиях, она могла и поддразнить мужа.

Он пожал плечами.

— Я до сих пор не понимаю, где кончается одно и начинается другое… но я любил тебя в нашу брачную ночь. Иначе почему бы я тогда взбесился? Мне больно было слышать твои обвинения, Мади. Я не мог вынести того, что ты так плохо думаешь обо мне. А главное, я был убежден, что ты вышла замуж только ради моего титула. Ты должна признать, что не проявляла большой любви в нашу брачную ночь, разве не так? — И прежде чем она успела извиниться и поведать о своих тогдашних страхах, Люк продолжил: — Я должен был рассказать тебе о наследстве. Я должен был рассказать тебе очень многое. В Англии у меня ничего не было с Эдит.

— Кажется, я это знала, — сказала Мадлен, нежно касаясь его щеки. — Я начала понимать это на полуострове. Но ты целовал ее, и так страстно!

Он прикрыл глаза, будто от боли, а потом заговорил:

— Я был так зол на тебя, Мади, и моя гордость была уязвлена. Ты тогда уже не в первый раз заподозрила меня в наихудшем. К тому же ты уехала, и я решил, что тебе безразлично, жив я или убит. Та дуэль… На самом деле я дрался за тебя. Я не мог прямо вызвать де Брюньера за нанесенное тебе оскорбление, потому что это привлекло бы всеобщее внимание к тому, что мы хотели держать в тайне. Эдит послужила мне прикрытием. Я флиртовал с ней, чтобы спровоцировать де Брюньера, и вызвал его, едва он открыл рот. Знаю, что должен был все объяснить еще тогда, но я плохо умею оправдываться. Наверное, никогда не приходилось. В будущем — постараюсь, но, боюсь, тебе придется стать более терпеливой со мной.

Де Брюньер! До этого момента Мадлен не знала имени второго участника дуэли. Неудивительно, что Люк тогда так разозлился на нее.

— Мне нужно было остаться, — сказала она. — И я бы осталась, но была убеждена, что ты хотел моего отъезда. Ведь ты же неделями не ложился в мою постель.

Он криво усмехнулся.

— Это мне давалось с трудом. Ты не представляешь, как я тебя хотел, но ты выглядела совсем больной, и я был убежден, что это из-за моей ненасытности.

— Я была больна оттого, что ты не приходил ко мне, — призналась Мадлен. — О, Люк, как мне не хватало тебя! Те дни, после возвращения в Кершолен, были самыми несчастными в моей жизни. А потом, на берегу у Пантьевра, ты был так холоден и замкнут…

— У меня болело сердце, Мадлен. Никогда прежде я не думал, что оно может так болеть. Я пытался вычеркнуть тебя из своей жизни. Глупо, я знаю. Это было все равно, что вырвать собственное сердце. Но даже и тогда я хотел заботиться о тебе. Я испытывал эту потребность с того самого момента, как впервые увидел тебя. Всегда, каждую минуту я носил в сердце заботу о тебе.

Одинокая слезинка сбежала по щеке Мадлен, и она крепче обняла мужа. Он так много сделал для нее! А она вела себя с ним не всегда хорошо. Она вдруг поняла, что никак не могла простить ему того, первого предложения, хотя потом Люк предоставлял ей столько возможностей изменить приговор. Он не поверхностный сибарит-аристократ — он смелый, благородный и добрый, и всегда был таким.

— Прости, что я сомневалась в тебе, — сказала она.

Люк вздохнул.

— Тебе нужно было подтверждение, Мади, а я, в своей надменности, отказывался дать его.

Зато теперь он подтвердил это самым убедительным способом: он стал целовать ее и целовал до умопомрачения, пока они оба не забыли, где находятся.

Когда Леон принес им немного кальвадоса, нашедшегося у Ролана, ему пришлось долго и громко прочищать горло. Но и это не помогло. Тогда бретонец, хихикая, ретировался и прикрыл за собой дверку рубки. А лодка летела под раздуваемым ветром парусом по бухте Киберон, держа курс на Морбиан.

Люк сидел в наброшенном на плечи одеяле, обнимал уснувшую жену и клялся, что никакой роялистский мятеж не оторвет его больше от Мадлен и Кершолена. Дофин умер — он услышал эту печальную новость от караульных на «Шартрезе», — и с гибелью мальчика умерла страстная приверженность Люка к роялистскому движению. Все это время им двигали не политические мотивы, а слово, данное королю, который попросил когда-то его помощи. Он не испытывал ни преданности, ни даже симпатии к братьям покойного короля. Монархии больше нет, аристократии — тоже. Отныне и навсегда он будет всего лишь Люком Валери, и, оказывается, его это вовсе не огорчает.

Он смотрел на светловолосую головку Мадлен и молился лишь о том, чтобы милостивый Господь дал им еще один дар — ребенка, чей смех наполнит радостью их дом и их сердца. Он не знал, что молитва уже дошла, что той ночью, в форте, они зачали светловолосого и темноглазого сына, который вырастет высоким и крепким мальчиком, и что позже его игры разделит веселая, живая девочка.

— Gwellan-karet, — прошептал он по-бретонски. — Моя самая дорогая. Я люблю тебя всем сердцем.

Примечания

1

Да здравствует (франц.).

2

Да здравствует народ (франц.).

3

Да здравствует король (франц.).

4

Дорогая (франц.).

5

Произведения искусства (франц.).

6

Полусвета (франц.).

7

Как известно, во времена Великой французской революции дворянство было лишено привилегий. — Здесь и далее примечания переводчика.

8

Французская гвардия (франц.).

9

Ренн — главный город (до 1790 г.) французской провинции Бретань.

10

Мирабо, Оноре Габриель Рикети (1749–1791) — граф, видный деятель Великой французской революции.

11

Лилия — геральдический цветок в гербе французских королей Эмблема монархии.

12

Боже (франц.).

13

Имеется в виду отмена барщины и исключительного права дворян на владение землей.

14

Так называли после низложения и ареста короля Франции Людовика XVI.

15

Яблочное вино.

16

Кадудаль, Жорж (1771–1804) — один из руководителей контрреволюционного мятежа на северо-западе Франции в 1792–1803 г.г.

17

Остров в проливе Ла-Манш, принадлежащий Великобритании.

18